Читать книгу "Юрий Богатырев. Чужой среди своих - Наталья Боброва"

А в тот день Юра чувствовал себя совершенно нормально. Готовился к спектаклю, еще пожаловался мне: смотри, у меня все дни заняты. У меня, кстати, тоже – я играл по два-три спектакля в день…

* * *

Я похоронил многих друзей… И в происшедшем с Юрой я виню только врачей. Я знаю, что в этой ситуации ни в коем случае нельзя было делать успокаивающий укол… А они сделали… Как мне сказала сестра: «Его успокоили».

А его можно было запросто спасти. Его, наоборот, нужно было стимулировать. Кстати, Юра часто жаловался на боли в сердце – и его жалобы оправдались. Вскрытие показало, что у него было сердце как у шестидесятилетнего человека…

Юра мне не раз говорил: мол, после моей смерти многие будут еще долго зарабатывать на моем имени, на моих картинах… Так и вышло.

Его родственники объявились только после смерти. Когда ему было плохо – никаких родственников рядом не было…

* * *

– Юра по душе своей был очень гармоничный человек, – считает Наталья Варлей. – А физически он жил негармонично… Это факт. Он все время пытался с собой бороться, ломал себя, но ничего не мог с собой поделать. Ему становилось все хуже и хуже…

Когда он, наконец, получил свою квартиру на улице Гиляровского, с одной стороны, у меня была радость за него, а с другой… Он же был человеком очень открытым, незащищенным… Помимо друзей-приятелей, к нему поползла туда всякая нечисть… В своей собственной квартире он стал заложником своей доброты и открытости. И уже ничего не мог с этим поделать… Туда шли все кому не лень, пользуясь его расположением, добротой, наивностью. У него ночевали какие-то случайные люди. Он продолжал сниматься в кино, блистательно играл в театре, получал неплохие деньги – но все они уходили на компании, на выпивки…

Мы в студенчестве все понемножку выпивали. Но предположить, что Юра и еще несколько человек с нашего курса впоследствии станут серьезно пить, было невозможно.

Говорят, соседи по лестничной площадке в его доме на улице Гиляровского очень часто слышали, как Юра ночами плачет… Ему, видимо, было очень одиноко…

* * *

– Юра вряд ли был человеком религиозным, – продолжает Наталья Варлей. – Если был бы, думаю, нашел бы все-таки опору. Хотя он крещеный и его отпевали, но… Если бы он был воцерковленным человеком, наверное, ему было бы легче.

Спустя много лет я разговаривала со своим духовником о том, сколь богоугодна профессия актера – она ведь действительно, как молох, сжирает душу и развивает в человеке качества, которые считаются смертными грехами: тщеславие, зависть в разных проявлениях, гордыню, себялюбие…

И он сказал – поскольку профессия кормит, надо работать. Но стараться не делать того, что не полезно людям. Предлагают тебе роль, ты понимаешь, что, сыграв ее, соблазнишь на что-то очень вредное, – надо стремиться отказываться. Но всякое бывает. Работая в театре, ты не можешь просто так отказаться от роли. Если это не получается, то должна быть четкая граница: вот сцена – там игра, а вот жизнь – тут правда. То есть, сходя со сцены, ты должен возвращаться к жизни по заповедям, к жизни, наполненной любовью к ближнему.

У Юры было много в душе перемешано – мы же атеистическое поколение. Подсознательно душа его просила жизни по светлым заповедям, а жил он совершенно по-другому: тут и профессия, и круг общения… Были в его жизни люди, которых он любил, с которыми хотел и работать, и видеться, и общаться, и разговаривать. Но окружали его какие-то… полукриминальные элементы.

Он жил не так, как он достоин бы жить. И был окружен не теми людьми, с которыми ему нужно дружить. Выпивать – наверное, да. Он все реже оказывался со своими настоящими друзьями – по сердцу, по душе. Стал жить среди случайных людей. Как бы попал в воронку, которая затягивала все глубже, глубже…

Юра делился со мной своими переживаниями.

С одной стороны, его тянуло в ту сторону, но он упирался – ему хотелось идти и в другую… И расплачивался здоровьем.

Подорванное здоровье – от чего? От дисгармонии существования. От чего рвутся сосуды? скачет давление? колотится сердце? Не только от образа жизни. Но и от того, что этот образ жизни не совпадает с твоей эстетикой… А Юра был эстетом… Он, наверное, самым первым из наших сокурсников стал народным артистом… И ушел первым.

Если человек начинает падать, если у него нет сил подняться самому, значит, кто-то должен взять его и поднять. А Юра уже начал падать.

Ему было от этого плохо, отвратительно, противно.

Незадолго до своей смерти он мне позвонил:

– Натуль, ты знаешь, мне так плохо, так одиноко, так хочется с тобой увидеться.

Я сказала:

– Юр! Ну приезжай!

– Нет, я приеду немножко попозже, когда у тебя чуть-чуть подрастет Сашка…

Может, ему хотелось самому вырваться из этой воронки, а не приходить снова ко мне с бутылкой, чтобы плакаться на свою жизнь? Не могу сказать точно… Но ощущение собственной вины у меня осталось. Хотя не могла же я бросить грудного младенца и бежать его спасать? Да, в общем, нянек никто и не звал туда. А сам Юра прийти не захотел:

– Давай ребеночек начнет ходить, и ты сможешь освободиться…

– Ну, мы ребеночка спать положим, приходи, Юрочка, поговорим.

– Нет-нет, немножечко попозже…

А ему уже было плохо. Это было за месяц до смерти.

* * *

Варлей рассуждает:

– Если бы ему удалось вырваться из того порочного круга, из того способа существования! Не знаю как. Может, уехать в другой город… Переменить образ жизни… Если бы нашлись люди, которые бы его увезли, поменяли квартиру! Он бы попал в другую атмосферу… Или если бы он получил какую-то грандиозную роль у Никиты Михалкова?

Как можно вылечить алкоголика или наркомана? Его отправляют в больницу и успешно там лечат. А потом он возвращается домой, и в первый же вечер приходит его друг и предлагает: давай выпьем или кольнемся.

Невозможно ничего изменить, если не меняется среда…

Если бы он вырвался из этой ситуации, то, конечно, мог бы еще многое сделать.

В том-то и дело, что вырваться он не мог…

* * *

– Не могу вспомнить ничего в наших отношениях с Юрой, что бы хоть как-то напрягало, было в тягость, – добавляет Нелли Игнатьева. – Но в последнее время он, видимо, чувствовал, что скоро уйдет… Ему, наверное, хотелось быть поближе к людям, которых он любил, которые любили его… Ведь Юрины мама и сестра жили в Ленинграде, папа уже умер. Он очень любил отца и сильно страдал, когда тот умер. Эта смерть тяжело на него повлияла… И очень любил сестру… Он был тогда, конечно, в тяжелом психологическом состоянии, которое я полностью не понимала…

Иногда он звонил мне ночами, в три-четыре часа, и просто рыдал в трубку:

– Поговори со мной!