Читать книгу "Юрий Богатырев. Чужой среди своих - Наталья Боброва"

А познакомившись с его актерскими работами и в театре (мне удалось посмотреть несколько спектаклей из репертуара театра «Современник» 70-х годов с участием Юры), и в кино, я был потрясен его искренностью, естеством воплощений, открытостью. Работы в кино – яркие, характерные, точные, без фальши и наигранности, добрые. Его герои запоминались, вызывали теплое чувство, даже отрицательные… И мое восхищение его актерским мастерством стало толчком к дальнейшему общению в жизни.

К тому же Юра был блестящим художником, чем-то напоминающим мастеров начала XX века. В его рисунках подкупало отточенное мастерство линии, изысканной и выразительной. Его портреты были артистично, с большим вниманием к изображенному персонажу, вырисованы. Великолепная композиция, убедительное цветовое решение, утонченный декор. Все говорило об удивительно талантливом человеке, художнике – и было печально, что этим он мог заниматься только в свободное от работы время. А его было мало.

К сожалению, я не был свидетелем его творческого процесса рисования. Дома у него не приходилось бывать. Ну, может быть, один-два раза на улице Гиляровского…

Но он тогда был в несколько другом состоянии души, он был одинок, и люди, которые его окружали, не всегда способствовали его творческим озарениям.

Один из его близких людей – Василий Росляков, – пожалуй, единственный человек, который пытался быть ему полезным.

Иногда Юра звонил мне поздно ночью в диком отчаянии от одиночества и исповедовался. К сожалению, наши жизненные позиции разделялись, и я не мог оказать ему достаточного внимания.

Сейчас, вспоминая его, я исполнен глубокой нежности и признательности этому человеку – человеку доброму, щедрому, светлому, любвеобильному как на сцене, так и в жизни.

* * *

Зайцев продолжает:

– Мы с ним родились в один день – 2 марта – и поэтому всегда поздравляли друг друга в этот день. Ия Саввина была также вовлечена в эти поздравления.

Причем Юра у меня не одевался, но консультировался. Иногда заходил в Дом моды. К моде он относился с уважением, но никогда не делал культа из одежды. Он был скромен и деликатен.

…Однажды в 1978 году, в декабре, 26-го числа, приехав с похорон моей мамы, я у себя среди газет и писем обнаружил поздравление с Новым годом – годом Козы, написанное и нарисованное Юрой. Настроение у меня было ужасное. Я потерял единственного любимого человека – маму, и мое одиночество стало невыносимым.

Новый год я встретил дома один, никого не хотел видеть. Ночью после метаний по комнате я остановился возле рабочего стола.

Среди бумаг, писем, рисунков лежало и поздравление от Юры – рисунок Козы и слова душевные. Присел. Взял бумагу. Отчаяние одиночества обволакивало душу, тело… Какие-то слова рвались на волю, необходимо было поделиться с бумагой. И вот что получилось.

Боюсь я одиночества и темноты боюсь. Воспитанный с рождения в страхе ночи, Невольно понимая разумом Нелепость глупостей, что залезают в голову, Лишь только тишина отчаяньем заполнит мой очаг, Я забиваюсь в уголок к свету И напряженно жду… Что кто-то или что-то Вдруг неожиданно ворвется в дом Или рука Из ничего или ниоткуда Коснется моего плеча. Весь съежившись от напряжения Ужаса мгновенья – я замираю И жду. И в этом состоянии я пребываю и пишу… В столовой форточка грохочет глухо. Себе я объясняю – это ветер, И тут же думаю, Что-то рвется в дом, пустить необходимо. Согреться просится душа, Что затерялась в холоде Ночи, — Бог милосердный, нельзя и нам гневить Его.

Глаза Козы с рисунка Странно, напряженно следят за мной, Сверкая блеском отражения света, Что заполняет комнату молчаньем. Разбросаны бумаги на столе. Ищу чего-то. Цифры, телефоны, фразы… Но нет того, что мне сейчас необходимо. А что? Чего я жду? Ответ готов. Хочу тепла, Хочу согреться о кого… Но нет того, кто подарить мне мог бы Покой душе и нежность, Светом озарить… Как быстро улетает счастье… Так долго ждем его, Находим вдруг и думаем, что вечно, — Теряем, не успев запомнить. И вновь бредем по времени. И одиночество среди толпы, Чужой и равнодушной, Мне по сердцу как острие ножа.

1978, XII

* * *

– Иногда Юра приходил к нам и с женщинами, но это были случайные знакомые, не из театральной среды, – вспоминает Владимир Стихановский. – Он мне как-то сказал: «Как только у меня завяжется с кем-нибудь роман в театре – об этом будет знать вся Москва».

Он этого совсем не хотел. По-моему, для него была важна прежде всего человеческая личность. То, что эта личность оказывалась женщиной, для него было вторично. Его привлекала именно неповторимость натуры.

И все же я понимал…

Он хотел такой же семьи, как у меня. Домашнего уюта. Тепла и заботы.

Но при этом все же не желал, чтобы у него была жена из театральной среды… Не хотел снова оказаться на виду. Он уже устал от лишних разговоров. Поэтому, наверное, он больше дружил с посторонними людьми, не из мира театра и кино. Там было проще. В театре же его слабость раздули бы до каких-то невероятных величин… Он это знал, и ему было бы больно.

Надо сказать, я отношусь нормально ко всем сексуальным меньшинствам, считая, что все это природа, а человек лишь несет крест. Сейчас это все не ново…

Тогда же «нетрадиционность» Юры его мучила… Он испытывал внутренние страдания – и поэтому тянулся к семье, в которой все органично… К такой семье, как наша. Ему у нас было душевно комфортно. Ведь цирковые артисты меньше лезут в душу. Это открытые люди, у них другая психология, чем у драматических актеров…

Юра хотел, чтобы люди не вмешивались в его творчество, а только заботились бы о нем, помогали ему. И мы старались. Его очень любила моя сестра Наташа, могла долго беседовать с ним. У нас к тому же его всегда вкусно кормили. Он расслаблялся тогда невероятно. У нас сохранилось фото – он плачет, стоя на коленях перед моей женой Региной…

Буквально за два дня до его смерти я уезжал на гастроли. Я заехал к нему домой, сказал, что позвоню, когда вернусь. Там было застолье… Помню соседа-милиционера Аркадия, которого распирала такая ложная гордость – вот, мол, у меня друг-актер…

Кстати, зря говорят, что Юра много пил. Если бы много пил – столько бы не работал… У него было нормальное отношение к алкоголю. Помню его творческий провал – когда он снялся сразу в двух плохих фильмах… Юра пил чаще в это время, но никогда не было такого, чтобы он ходил в магазин, покупал себе водки, закрывался и пил один. Хотя он мог дома разрядиться с товарищами, если на следующий день не было съемки или спектакля. У него был и постоянный собутыльник – Андрей Мартынов…