Читать книгу "Последний дубль Декстера - Джеффри Линдсей"

Я огляделся по сторонам. Прямо передо мной, с противоположной от Патрика стороны, виднелся насыпной островок-волнолом, отмечавший границу гавани Диннер-Ки. На берегу за ним находился невидимый мне сейчас парк – уж не там ли Патрик оставил свой мотоцикл? Должно быть, там сейчас совсем мало народа – особенно с учетом оживления, царящего в гавани рядом.

Справа от меня тянулся залив Бискейн – от Торки-Пойнт, с одной стороны, до Эллиот-Ки – с другой. Там на воде виднелось несколько лодок, но ни одной достаточно близко для того, чтобы разглядеть, что я собираюсь сделать.

А что, кстати, я собираюсь сделать? Я потихоньку приближался к Патрику, а плана действий так и не придумал, тем более того, что мне полагалось бы делать по правилам. Я снова огляделся по сторонам, на этот раз в поисках вдохновения, и снова увидел Патрика, самодовольно покачивавшегося на волнах, и испытал приступ острого раздражения: это он во всем виноват. Это он, тупое ничтожество, заставил меня носиться очертя голову. Безмозглый, неотесанный, тупоголовый дилетант, беззаботно плавающий здесь, пока более достойным людям приходится метаться в поисках способа расчистить то, что он заварил. Это уже слишком, это прямо-таки бесило, и я со свистом втянул воздух сквозь зубы…

И, выдыхая, почувствовал, как ослепительный солнечный свет меркнет, сменяясь прохладным, смертоносным фиолетовым, как все мои тревоги и сомнения куда-то уплывают и тонут в тенях, а на их место всплывает из глубин Декстера ледяное спокойствие Попутчика, берущего на себя управление этим темным солнечным днем…

И мы готовы.

Мы знаем, что делать и как это делать, и даже откуда-то знаем, что все получится как надо.

И поэтому мы беремся за дело.

Медленно, не спеша плывем в направлении безмозглого идиота в каяке, держа руку на рычаге газа и ощущая вибрации мощного мотора, ожидающего одной только команды, и вибрации еще более могучей энергии, которая прячется под маской беззаботного лодочника, которую мы на себя натянули. Ближе…

Но не совсем еще вплотную, еще рано. Патрик еще не заметил нас, не оглядывается, продолжает смотреть на берег. Он не делает ничего, только сидит в своей желтой пластмассовой лодчонке, чуть откинувшись назад, и всматривается в толпу на пристани так, словно в мире нет ничего важнее этого, словно ничего такого не крадется к нему со спины.

Патрик так и не подозревает ничего, он смотрит на пристань, откуда доносится до нас восторженное жужжание – вряд ли такое может быть вызвано тем кошмаром, что лежит до сих пор в мусорном контейнере, – нет, он наверняка вызван единственной наградой, которую ожидает он в эту залитую солнцем полночь, и один короткий взгляд, брошенный на берег, подтверждает: да, это приехала Джекки, и толпа зевак разом забыла, ради чего она здесь собралась, и в состоянии думать только об этой златовласой богине, и мой ничего еще не подозревающий партнер по игре тоже. Он подозревает о нашем присутствии не больше, чем его каяк, а ведь мы находимся всего в полудюжине ударов сердца и уже готовы развить свои кольца, и вторгнуться в его бездумное восхищение, и выдернуть его из-под этого горячего солнца в холодную, бездонную вечность…

Ближе…

И тут он наконец оглядывается. Негромкий всплеск воды или рокот работающего на низких оборотах мотора дает ему знать о том, что мы близко, и Патрик поворачивается в нашу сторону. И да, вот оно, лицо из Фейсбука с самодовольной ухмылочкой, типа «а ты и не знаешь, что я сделал!» Он смотрит на нас всего секунду, но, похоже, толком не видит и снова поворачивается к златовласой женщине на пристани, и в его голове нет ничего, кроме голодных мыслей, и ни малейшей жалкой мыслишки о том, что кто-то еще более голодный готовится его сцапать.

Ближе…

И он снова смотрит на нас, и теперь мы слишком близко, чтобы это было случайностью. Его брови удивленно хмурятся, а недовольство на лице медленно, но верно сменяется тревогой… узнает ли он наше лицо, нашу маску? Узнает ли он нас, понимает ли наконец, что мы пришли за ним, пришли помешать его неуклюжим развлечениям, положить конец его кровавым забавам и разобраться с ним раз и навсегда?

Возможно, да: Патрик резко выпрямляется, сжимая в руках весло так, словно оно способно спасти его от того, что произойдет очень скоро, что обязано произойти с ним, и изо всех сил загребает лопастями воду: левой, левой, левой и правой, и каяк разворачивается и устремляется прочь. Паника, с которой он гребет, прямо-таки ласкает взгляд. От чего он пытается уплыть? От ареста? От тюрьмы? От неумолимой Руки закона! От стальных наручниках и зачитываемых вслух правах, а затем долгого ожидания в дурно пахнущих помещениях с решетками на окнах и дверях?

И пытался бы Патрик грести еще быстрее, знай он, что не будет никаких решеток, никаких наручников, никакого ареста и что единственное правосудие, ожидающее его, будет окончательным, что вынесет его не суд присяжных, а Верховная коллегия боли, и что все его права сводятся теперь к одному: праву освободиться от бренной оболочки и погрузиться в Темную Вечность – и никаких апелляций, никаких обжалований, ничего.

Потому что мы у него на хвосте, как бы быстро он ни греб. Мы следуем за ним по пятам, спокойно, не торопясь, глядя на то, как он изо всех сил молотит веслом. Левое, правое, левое, правое – все быстрее и быстрее. Для него этот спринт – бегство от опасности, и скорость у него неплохая. Нет, правда, весьма неплохая. Для каяка.

Но не для нашего катера.

Для нас, держащих руку на рычаге газа, это развлечение, игра с мышью перед тем, как выпустить когти, и мы не отстаем от него, а напротив, подбираемся все ближе…

Теперь Патрик гребет совсем уж как чемпион, и лопасти его весла ныряют в воду и выныривают в хорошем, быстром, но ровном ритме, и, оглядываясь, он видит нашу довольную, спокойную улыбку, и еще более ускоряется, разгоняя свою желтую лодчонку до прямо-таки потрясающей скорости. Стиснутые зубы, вздувшиеся на лице и руках вены – он так старается, словно его усилия способны преодолеть законы природы. Мы настолько впечатлены этим зрелищем, что едва удерживаемся от того, чтобы не поаплодировать.

Но Патрик уже обогнул островок-волнолом и правит в направлении парка на берегу, где его ждет возможное спасение, и он почти надеется улизнуть на свободу. Он трудом и потом заработал себе избавление от этого странного преследователя, который не отстает от него, а только улыбается, и, возможно, в его полной паники и надежды голове все-таки зарождается ма-аленькая мысль: почему?

Почему мы догоняем его так медленно? Почему не нападаем, не кричим или не стреляем? Почему только улыбаемся – и нагоняем его так медленно, дюйм за дюймом?

Нет, правда, почему? Патрик еще не понимает этого, даже не надеется понять, а ведь это так просто. Слишком просто даже для этого бесчувственного простофили.

Мы улыбаемся потому, что счастливы.

А счастливы мы потому, что ждали от него именно такого поведения, и теперь он делает все для нас – в точности как надо, словно заранее выучил свою роль в Темных скрижалях, и он играет точно как по нотам, в нужный момент, и нужный момент настал.