Читать книгу "Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ. Откровения близкого друга и коллеги по МИ-6 - Тим Милн"

Основная схема его работы на русских в течение десятилетней службы в СИС могла выглядеть следующим образом: как можно добросовестнее работать и тем самым продвигать собственную карьеру; держать русских в курсе всех важных дел; давать им советы и рекомендации; в рамках СИС действовать только так, как предписано лояльному офицеру службы; любые иные действия допустимы лишь в случае крайней необходимости либо при минимальном риске. Филби упоминает о четырех случаях, когда серьезно рисковал. Первый случай, имевший место еще в Сент-Олбансе, был довольно тривиальным: иногда ему попадались под руку старые дела, связанные с агентами СИС в Советской России, но из-за путаницы он как-то едва не навлек на себя неприятности. Второй случай — его попытка обеспечить себе должность в Секции IX; в то время как это не возбудило подозрений, но могло оставить у кого-нибудь неприятный осадок. Третий случай — дело Волкова: Филби снова избежал подозрений, но этот инцидент впоследствии, когда против него все-таки возбудили дело, смог подлить масла в огонь. И наконец, операция по спасению Маклина, а вместе с ней и окончание карьеры Кима как офицера СИС. Каждый из четырех эпизодов наносил Киму Филби все больший вред. И маловероятно, что не было бы других кризисных ситуаций, если бы он сохранил свое положение после бегства Маклина…

Многие считают, что чем выше он поднимался в иерархии СИС, тем большую ценность представлял для русских и тем большее влияние мог оказывать на действия СИС в интересах Москвы; вот беда, восклицают такие авторы, если бы он в итоге стал шефом контрразведки! Полагаю, такое мнение ошибочно. К 1951 году Ким Филби, по-видимому, уже достиг своего оптимального уровня в СИС — того, на котором он мог наиболее эффективно служить русским. Возможно, я смогу это лучше проиллюстрировать, предположив на секунду, что он действительно стал руководителем СИС. Но при этом он серьезно отдалился бы от конкретных дел. Без приложения особых и, по-видимому, заметных и потому подозрительных усилий он едва ли мог на этом посту знать подробные характеристики того или иного агента, а его осведомленность о текущих и будущих операциях была бы уже не такой исчерпывающей. У него оказалось бы удивительно мало возможностей влиять на события в пользу русских; за все свои действия он нес бы повышенную ответственность — как перед Уайтхоллом, так и перед своими подчиненными, через которых ему почти всегда пришлось бы действовать. Со своей стороны, русские испытывали бы огромные трудности в управлении Филби как агентом. Как устраивать частые тайные встречи с человеком такого уровня? Не может же шеф Секретной службы много раз пересаживаться с одного автобуса в другой, затем спускаться в метро, чтобы в итоге добраться из пункта А в пункт Б; хотя он и не обрел бы большую общественную известность, но его лицо все-таки было бы знакомо большому количеству людей — например, младшим сотрудникам своего ведомства. При этом сам он многих мог и не знать. Извечная проблема — как обращаться и как действовать на основании информации, полученной от тайного агента, — станет еще острее, когда в роли агента будет выступать столь высокопоставленный сотрудник иностранной службы. Было бы намного труднее ограничить круг штатных сотрудников КГБ, знающих Филби в лицо. Ведь КГБ тоже состоит из живых людей. Тот факт, что один из их агентов является главой британской Секретной службы, почти наверняка породит слухи со стороны более информированных лиц и станет полезным политическим капиталом для КГБ в коридорах власти. Много ли пройдет времени, прежде чем какой-нибудь перебежчик или информатор не разоблачит его?

Конечно, могли быть и другие способы воспользоваться сложившейся ситуацией. Хью Тревор-Роупер предполагает, что после войны русские в надежде «перенести» революцию в Западную Европу, рассматривали Кима Филби прежде всего как вероятного будущего главу Секретной службы, который мог сыграть жизненно важную роль в коммунистическом перевороте; это было бы для них куда важнее, чем простая передача секретной информации. Даже не ставя условием такой переворот, русские, как известно, особенно заинтересованы в наличии «агентов влияния» в высших политических и правительственных кругах; такие агенты, по всей видимости, вступают в контакт относительно редко и не передают информацию на регулярной основе. Но они способны, без особых на то указаний, придать тем или иным вещам нужный русским ракурс или, если у них есть такая возможность, смягчить те или иные антирусские меры, предпринимаемые более агрессивными политиками. Но после истории с Волковым, а еще больше после того, как русские узнали об опасности, грозящей Маклину, я сомневаюсь, играли ли подобные долгосрочные надежды какую-то роль в их планах относительно Кима Филби: лучше уж выжать из него максимальную пользу именно сейчас, пока все идет хорошо. Судя по его карьере, Ким был постоянно загружен текущими проблемами, никто не приберегал его для какого-то более «великого» будущего.

В любом случае никто никогда не узнает, смог бы Ким Филби пробраться на самый верх или нет. Аналогичные шансы имело несколько других офицеров СИС приблизительно его возраста, не говоря уже о кандидатах со стороны. В 1951 году ему еще предстоял долгий путь, однако уже, видимо, сказывалась напряженность двойной жизни. Если бы Ким когда-либо нацелился на место шефа контрразведки, то я думаю, он оставил бы эту идею к 1950–1951 годам, понимая, что его годы в качестве офицера СИС уже сочтены. Иначе он бы, конечно, постарался отыскать способ избавиться от присутствия в своем доме такой компрометирующей личности, как Гай Бёрджесс; его эффект на репутацию солидного и надежного человека, рожденного для высоких постов, вероятно, был весьма разрушительный. Так, Патрик Сил утверждает, что даже до бегства Бёрджесса и Маклина не слишком благозвучные доклады о поведении Кима в Вашингтоне и без того подпортили бы его возможности занять кресло шефа. До этого, наверное, все-таки дело не дошло, но его репутация, возможно, и в самом деле пострадала. Я потом слышал подобные вещи, однако мне сдается, что все это домыслы людей, которые крепки лишь задним умом.

Русские, возможно, и осознали, что время их «Кембриджской тройки» подходит к концу, но даже они едва ли могли ожидать, что в мае — июне 1951 года все трое одновременно прекратят оказывать услуги. Хотя Маклина и Бёрджесса, оказавшихся в России, еще вполне можно было использовать в качестве консультантов и советников по дипломатическим и политическим вопросам, на ближайшие два года обоих отправили в далекий Куйбышев. Это говорит о том, что их польза для России считалась минимальной. (Ким пишет примерно то же самое: «Было важно спасти Маклина… Никаких вопросов о его будущем потенциале для Советского Союза не поднималось». То есть достаточно и того, что он был просто старым товарищем.) Сам же Ким на своем посту в СИС и все еще находясь в Англии, по сути, остался ни с чем. Он лишился прежних возможностей и больше не мог сообщать о текущих делах разведки; вероятно, он больше не мог использоваться и в качестве консультанта, поскольку теперь вступать с ним в регулярные контакты было просто опасно. И в самом деле, судя по его рассказу, им с русскими пришлось прервать отношения, и так продолжалось значительную часть из последующих пяти лет. Если бы он имел возможность продолжать активную работу на русских в тот период, я думаю, он не преминул бы написать об этом в своей книге.