Читать книгу "Питомец - Александр Сапегин"

— Мурашки по коже. Скай… Ваше…

«Без официоза, Лилина. Тем более, ты ошибаешься…»

— Что это было? — Поведя плечами, будто закоченела, прошептала Ириста, все еще находясь под впечатлением от полученного образа. Лилина мелко покивала, она пыталась задать тот же вопрос, но от волнения уступила бразды лидера старшей подруге.

«Марш древней империи. Настолько древней, что память о ней сохранилась только у рургов. Не у всех, как вы можете догадаться. Давным-давно мы и люди жили вместе, в мире и спокойствии. Вместе растили детей и делили невзгоды», — сочинял я на ходу.

Пусть попробуют поймать на вранье и несоответствиях. Отмажусь запросто, скажу: мол, родовая память проснулась. Память рода — это такое дело: без спиртового завода не разобраться.

«Тысячи лет простояла нерушимая держава, чьи солдаты дошли до краев Ойкумены».

Правда, написал я местный аналог обжитой территории, а не земное название.

— А потом? Что произошло потом? — нарушила тишину Лилина. Глаза слушательниц, отражавшие пламя костра, казалось, горели от любопытства.

«Потом империя развалилась».

— Развалилась? — не поверила Ириста. — Так просто? Не было ни войн, ни болезней, ни заговоров?

«Были. Были и войны, и заговоры, но главной причиной падения стали люди».

— Люди? — одновременно спросили слушательницы.

«Да, люди. А чему вы удивляетесь? Людей всегда было больше, чем рургов. На одного крылатого вначале приходилось по десять человек, потом по сто, к закату монархии на одного рурга было больше трех тысяч двуногих. Разумные рурги живут намного дольше, чем люди. Пятьсот лет для нас не срок. Мы никогда не влезали в склоки и дрязги внутри страны и поплатились за это. В какой-то момент люди решили, что могут прекрасно прожить без крылатых тварей, которые мнят себя расой, равной им. Среди них возник культ расового превосходства, в котором утверждалось, что боги создали их по своему образу и подобию и что они — венец творения. Естественно, раз они венец, то остальные должны им прислуживать. Занятые своими делами и проблемами империи, рурги не обращали на слова и возню проповедников нового культа никакого внимания, считая это очередной блажью двуногих, и даже отказывались верить слухам о том, что маги проводят ужасные эксперименты над выкраденными из кладок яйцами и только что вылупившимися малышами. Крылатые доверяли союзникам и поплатились за это. Однажды одурманенные люди повернули оружие против них. Тогда рурги, разгневанные предательством и убийством невинных, разорвали союз. Уничтожив армию предателей, они улетели на острова, бросив людей на произвол судьбы. Венцы творения богов продержались недолго. Оставшись без поддержки огня рургов, имперские армии терпели поражение за поражением. Варвары нападали на приграничные провинции, степняки совершали разорительные рейды вглубь страны. Империя, сотрясаемая внутренними распрями, ничего не могла противопоставить нарастающим внешним угрозам. Неудивительно, что государство людей вскоре развалилось. Прошло несколько сотен лет, и последние человеческие парусные корыта покинули ставший негостеприимным южный континент, а рурги вернулись на родину и больше никогда не пускали к себе бывших союзников».

Тишина. Создается впечатление, будто это не огонь сучками щелкает, а мысли в черепных коробках девчат постукивают, переваривая здоровенный кусок информации к размышлению. Под тихое потрескивание съедаемого костром сушняка я попытался прощупать юных дам эмпатией. Зря, как оказалось. Две эмоциональные бури заставили меня приглушить восприятие до нулевых значений. Дурная голова разболелась моментально, только что не трескалась. Не думал я, что сочиненная на скорую лапу байка окажет на моих подопечных такое влияние. Да и меня сомнения гложут: не перестарался ли я, решив вывести родословную от «почившей в бозе» державы? Лилина и так верила, что ее питомец не лыком шит и не от сохи вышел, сейчас же в пламя ее костра плесканули канистру бензина. Как бы мои экспромты не вышли сочинителю боком.

— Скайлс! Скайлс!

«Спите уже, завтра рано вставать».

— Ну и ладно, — полыхнув ярким огоньком обиды, буркнула Ириста, заворачиваясь в одеяло.

Утром мы, словно сговорившись, больше не касались темы песен и истории, но обжигающие взгляды, бросаемые девицами в спину чешуйчатого проводника, не оставляли сомнений, что разговор они не забыли. Да и отношение ко мне неуловимо изменилось. В словах и жестах теперь скользила почтительность. Хм, вот и первый бонус. Какие будут минусы?

Наскоро перекусив вчерашним мяском, разогретым на костре, мы, не задерживаясь, свернули лагерь и тронулись в путь. Через три часа деревья, кроны которых нависали над заросшей проселочной дорогой, расступились, освобождая место наезженному тракту, упиравшемуся в постройки на окраине Тумры. Знак Пресветлой на крыше высокого здания, огражденного сплошным тыном, говорил, что мы вышли к монастырю служителей богини.

— Разрешите?

Я покосился на настоятеля и чуток отодвинулся в сторону, освобождая место рядом с собой. Монах не заставил долго себя ждать, быстро разместившись на нагретых мною досках. Показательно покряхтев, он, приподняв полы обтрепанной рясы, свесил вниз худые, в грязных разводах ноги. Костлявые щиколотки были перехвачены потертыми ремешками сандалий на тонкой изношенной подошве. Не жирует братия, хотя по толстому привратнику этого не скажешь. Брат Грох напоминал живого подвижного колобка на толстых коротких ножках. По крайней мере, первое впечатление создавалось именно такое. Немногим позже я узнал, что лысый живчик с круглым лицом и носом-картошкой страдает от жестоких отеков, но ни разу не жаловался. Он и словом не обмолвился окружающим о страданиях от терзающей его боли. У толстяка была просто фантастическая сила воли.

«У вас какие-то вопросы, настоятель?» — не выдержав тяжелого молчания, спросил я, оторвавшись от эпической картины заката, когда кажется, что красный огонь светила легким взмахом туманного протуберанца поджег вершины сопок и вот-вот вскипятит холодные воды озера, в которое постепенно погружается его округлое тело.

Задумавшись, настоятель пожевал тонкими губами и машинально потеребил размочалившийся конец засаленной веревки, используемой вместо пояса.

«Да, уважаемый Орлангур», — наконец решился он.

Удивительно, но монах умел общаться ментально. За его фразой чувствовалась суровая внутренняя дисциплина и долгая школа ментальных практик. Некто рогатый совсем запамятовал, что отшельники и многие насельники таежных скитов и полузаброшенных монастырей проводят время в трудах и молитвах, дисциплинируя разум. У таких «батюшек» и мне не грех поучиться внутренней дисциплине.

«Возможно, вам будет легче говорить словами, я прекрасно понимаю человеческую речь, настоятель», — написал я фразу в ментале. Все же практики у меня куда больше будет, а так я как бы показываю свое расположение к собеседнику. Мне не трудно, ему приятно.

— Спасибо, уважаемый Орлангур, — разомкнул уста монах, продолжая держать зрительный контакт со мной. — Действительно, мне несколько затруднительно общаться мысленно. Непривычно. Мысли постоянно разбегаются. Думаю одно, а сказать хочется другое.