Читать книгу "Кроличья нора, или Хроники Торнбери - Елена Граменицкая"

Без ответов на вопросы, которые могут находиться лишь в дневнике, я не уеду.

Что произошло вчера в галерее? Почему Томас сбежал подобно напроказничавшему ребенку?

Возможно, я опять тешу себя напрасными надеждами и все дело в его застенчивости? Скорее всего, он сам пребывает в шоке от неожиданного поступка. Парень не понимает, что на него нашло, почему перед портретом своего предка он страстно целовал совершенно чужую для него женщину.

Я постоянно возвращалась в мыслях ко вчерашнему событию и пыталась детально вспомнить все ощущения. Мистика в том, что я чувствовала не Томаса, вдыхала не его спокойный легкий запах с нотками теплого от солнца дерева и хвои – я наслаждалась волшебным цветочным ароматом, особым маячком, который всегда сопровождал появление Фитцджеральда в моих снах, а теперь и наяву. Неужели вчера их души на время соединились? Тогда это многое объясняет, в особенности неожиданный поступок Томаса Коллинза.

В свое время я прочла достаточно литературы, научной и любительской, о возможности переселения душ, о реинкарнации, кармических ловушках, о призраках, живущих в старых домах. Но не верила в изложенные в тех книгах предположения и якобы подтвержденные свидетелями факты. Привыкла доверять только своим собственным глазам и ощущениям. Но и теперь, когда я стала свидетелем проникновения другого мира в наш и кратковременного присутствия моего любимого, я упрямо отказывалась согласиться со сверхъестественным и искала всевозможные объяснения произошедшему в галерее.

Да, в моей жизни присутствовали странные сны, я могла вызывать в них образы желанных людей и общаться с ними, но все равно – эти образы были продуктами моего собственного подсознания, его слепками, а не проявлением потусторонних субстанций. Неужели вчера я впервые была свидетелем появления призрака? Если тонкий мир нашел лазейку во владения Торнбери, то он обязательно проявит себя еще раз.

И что тогда? Пока не знаю.

За поздним завтраком я увидела Томаса. Но дальше мирного приветствия с другого конца большого стола и пожелания доброго дня дело не продвинулось. Не скажу, что была обделена его вниманием, нет, он продолжал быть вежливым и предупредительным, даже старался шутить, объяснив свое исчезновение похищением однокашниками и непристойным распитием заготовленного заранее коллекционного виски. Да-да, именно, в том самом волшебном погребке! Он до сих пор не может прийти в себя.

Но чем дольше я слушала его нелепые оправдания, тем сильнее чувствовала: ситуация изменилась, равновесие нарушено, но в какую сторону склонились весы, я пока так и не поняла.

В течение дня почти все приглашенные друзья и подруги Томаса по мере улучшения самочувствия после разгульной ночи покидали поместье и разъезжались – кто в Лондон, кто в Ливерпуль, кто в Брайтон. Неожиданное приглашение Томаса – собраться на импровизированный карнавал – было с восторгом принято, но теперь пришло время возвращаться к будничным делам.

В доме остались лишь Мари-Энн, Бертина, Гай и я. Самые близкие друзья и «случайная знакомая из московского клуба».

Было интересно наблюдать, как Мари-Энн старается завоевать внимание Тома – первая заговаривает с ним, пытается увести в сторону, как будто ненароком берет его за руку, заглядывает в глаза, краснеет и смущается.

Но не только я внимательно наблюдала за ними. Свидетелем ее нескончаемых попыток «охмурить богатого парня» был ее двоюродный брат, весельчак и балагур Гай Лэндол, так и не снявший после карнавала стильные зеркальные очки.

«Весельчак Гай», да, это прозвище приходилось ему как нельзя кстати. Потому что не было ни минуты, чтобы он не сострил по поводу и без, не припомнил подходящего ситуации анекдота или не скорчил пародийной гримасы. Я веселилась от души, глядя на него и слушая его спичи. Удивительно, но он получал странное удовольствие, наблюдая безуспешные потуги сестры соблазнить его друга.

Но какое бы приятное впечатление ни создавал этот человек, целостности восприятия его образа не было.

Я не видела его настоящего лица, которое будто навеки спряталось под маской веселого клоуна.

Гай всегда старался быть в центре внимания, душой компании, вечным оптимистом и заводилой.

Стало ясно, почему он лучший друг Томаса, его полной противоположности. Вместе они составляли абсолютный тандем, полностью дополняя друг друга.

Тем не менее моя интуиция сигналила, что нет смысла доверять этому человеку. Было в нем что-то неуловимое для глаза, не интерпретируемое разумом. Парень носил маску, носил ее так давно, что сроднился, сросся с новым обличьем, а под ним, под невинным ликом веселого рыжего клоуна, могло скрываться все что угодно, вплоть до кинговского Пеннивайза[15]. Его истинную сущность мне пока не удалось разглядеть.

Я следила за ухищрениями Мари-Энн и думала:

«Что же ты так мучаешься и страдаешь, красивая молодая девочка? Через несколько дней меня не будет, и он останется полностью в твоем распоряжении. Или твоя женская сущность не дает ни минуты покоя? Прости, дорогая, что сейчас испорчу тебе настроение, но у меня остается одно незавершенное дело».

Я поднялась из уютного уголка в гостиной, откуда наблюдала за очередным эпизодом соблазнения, и направилась к Томасу. Мари-Энн затравлено и зло взглянула на меня.

– Томас, извините, что отвлекаю.

Молодой человек буквально вскочил с дивана (или мне так показалось?), где к нему прижималась Мари-Энн.

– Слушаю вас.

– Томас, – я замешкалась. Его пристальный взгляд не на шутку смутил меня.

– Я не хочу, чтобы мое пребывание в Торнбери выглядело затянувшимся. (Томас нахмурился.) Но есть одно незаконченное дело. Вы говорили, что существует дневник сэра Фитцджеральда. Очень хочется его прочесть. Не знаю, найду ли там ответы на вопросы, во всяком случае, надеюсь.

Я специально говорила по-русски, чтобы позлить красотку. Думаю, это удалось с лихвой. Краем глаза я наблюдала, как недовольно гримасничало личико Мари-Энн.

«Один ноль в пользу клуба неудачников!»

Через несколько минут дверь в кабинет дедушки Уильяма распахнулась передо мной.

Я прекрасно помнила эту комнату. Именно здесь, сидя в высоком кресле у камина, которое (да-да!) до сих пор стояло на том же самом месте, я исповедовалась троим господам. Место мрачного упакованного господина с бакенбардами и тростью занял портрет не менее суровой пожилой дамы в костюме для выездки и ее охотничьей собаки. Надо полюбопытствовать, кто она такая.

Войдя в прохладную, затененную тяжелыми портьерами комнату, Томас включил верхний свет и обернулся ко мне. Его глаза, с дрожащими от волнения ресницами, не отрываясь смотрели на меня.