Читать книгу "Белое станет черным - Антон Грановский"

Родченко вспомнил самоуверенное и самодовольное лицо хулигана и вздохнул.

«Да уж… Чудеса. Хорошо хоть я в это никак не замешан. А Володя что ж… Это у него из-за разлада с Лилей. Ему просто нужно хорошенько выспаться и отдохнуть. Все наладится. Конечно, наладится. Он обожает Лилю, и она его вроде любит. Однако угораздило же полюбить такую… Как-то все по-дурацки. Совершенно не по-человечески».

Родченко пыхнул несколько раз трубкой, подумал и решил, что, по крайней мере, выглядит Маяковский сейчас гораздо бодрее, чем несколько часов назад. И то слава богу.

5

«Детка, теперь ни прошлого, ни давно прошедшего для меня нет, а есть один до сегодняшнего дня длящийся ничем не делимый ужас. Я вынесу мое наказание как заслуженное. Но я не хочу иметь поводов снова попасть под него.

Решение мое: ничем, ни дыханьем не портить твою жизнь – главное. То, что тебе хоть месяц, хоть день без меня лучше, чем со мной – это удар хороший. Силы своей я сейчас не знаю. Если силенки не хватит – помоги, детик. Если буду совсем тряпка – вытрите мною пыль с вашей лестницы.

Семей идеальных нет. Все семьи лопаются. Может быть только идеальная любовь. А любовь не установишь никаким «должен», никаким «нельзя» – только свободным соревнованием со всем миром.

Я не терплю «должен» приходить! Я бесконечно люблю, когда я «должен» не приходить, торчать у твоих окон, ждать хоть мелькание твоих волосиков из авто…

Сегодня у меня очень «хорошее» настроение. Еще позавчера я думал, что жить сквернее нельзя. Вчера я убедился, что может быть еще хуже, – значит, позавчера было не так уж плохо».

Злая, холодная ночь смотрела в окно. В ней кружился белый буран, завывая в оконных щелях. Маяковский бросил перо, взял бутылку вина и отхлебнул прямо из горлышка. Поставил бутылку на стол и взъерошил ладонями волосы. Выпито больше полбутылки, а хмеля ни в одном глазу. Что же это такое происходит?

Он посмотрел в окно. Белые снежинки клубились, как рой мошкары, и на мгновение Маяковскому показалось, что они складываются в какую-то белую фигуру. Словно кто-то приник к стеклу с той стороны лицом и выискивает его в комнате. По телу пробежал озноб. Маяковский тряхнул головой и произнес полным страдания голосом:

– Это сумасшествие. Теперь я точно схожу с ума. Но нет, шалишь! Я могу это остановить!

Он зловеще усмехнулся, встал из-за стола, шагнул к полке и достал из-за книжек завернутый в тряпку револьвер. Быстро развернул ткань, отшвырнул ее и взял револьвер за рукоятку. Ладонь ощутила приятную тяжесть. «Как же ловко и умело устроена эта машинка! – в очередной раз поразился поэт. – Кабы бог так же умело и ловко устроил все на земле, мы бы беды не знали».

Маяковский откинул барабан револьвера. Из черной бездны на него рыжим, мерцающим оком глянула медная головка пули.

– Это на меня смотрит моя смерть, – тихо проговорил Маяковский. – Она стара, горбата, суха, и у нее всего один глаз. Что за шутка! – И тут же с горькой усмешкой ответил себе: – Шутка, от которой жутко, вот какая это шутка.

Он сел на стул, долго смотрел на револьвер, потом защелкнул барабан, провернул его, приставил револьвер к виску и нажал на спусковой крючок.

Курок сухо щелкнул.

– Не судьба, – хрипло прошептал Маяковский. – Буду жить.

Он хотел положить револьвер на стол, но вдруг понял, что это никакой не револьвер, а телефонная трубка.

– Точно схожу с ума, – с ужасом глядя на трубку, проговорил поэт.

Он положил трубку на рычаг, посидел так несколько секунд, затем снова сорвал ее и прижал к уху.

– Алло, барышня! Шестьдесят семь – десять, пожалуйста!

В трубке что-то щелкнуло, пискнуло, и вдруг мужской, сипловатый голос с едва заметным немецким акцентом отчетливо произнес:

– Я вас предупреждал, Маяковский. Не звоните ей. Нарветесь на серьезные неприятности. Погубите и себя, и ее.

Поэт вскочил на ноги и, с ужасом глядя на телефон, стал пятиться назад, пока не прижался спиной к стене.

«Меня прослушивают! Он из Чеки? Или откуда? Или я… схожу с ума!»

Голова лопалась от тяжелых, горячих, потных мыслей. От них становилось трудно дышать.

Кожа на руках и лице зачесалась. Маяковский вскинул перед собой правую руку и увидел, что вся его рука прямо на глазах покрывается густой темно-бурой шерстью. Он вскинул вторую руку – она тоже вся была в шерсти.

Маяковский схватился за лицо и понял, что шерсть была и на нем. Он бросился к зеркалу, глянул в мерцающий кругляшок… на него смотрела страшная медвежья морда.

– Господи, спаси! – хотел крикнуть поэт, но из глотки его вместо слов вырвался протяжный медвежий рев.

«Стреляться нельзя, – вспыхнуло в мозгу. – Но есть способ! Способ есть!»

Поэт кинулся к вешалке, быстро надел пальто, сунул ноги в ботинки, схватил кепку и выскочил из комнаты.

6

Быстрой походкой Маяковский пересек Красную площадь и зашагал мимо храма Василия Блаженного к Москворецкому мосту. Ворот его пальто был поднят, кепка надвинута на глаза. Буран никак не хотел затихать, он гудел и подвывал, швыряя снег поэту в лицо.

Было темно, страшно и безлюдно.

Маяковский не смотрел ни по сторонам, ни перед собой. Он шел почти наугад, закрывая глаза от колючего, студеного ветра. Вот уже и мост. В ушах у поэта отчетливо прозвучало:

«Теперь вы мой должник. И вы, а не я, должны броситься с моста. Если вы этого не сделаете, вы не мужчина. Я не оставлю вас в покое и не дам вам шанса отвертеться».

Маяковский ухмыльнулся. «Чертов пророк! Будет тебе плата по всем долгам!»

Вдруг шагах в двадцати от себя поэт разглядел сквозь вьюжный туман темную фигуру, прижавшуюся к перилам. «Кого еще нелегкая принесла? – в сердцах подумал он. – Время пять утра. И не спится же кому-то».

Придерживая рукой поднятый ворот и наклонив голову, чтобы уберечь лицо от встречного ветра, Маяковский направился к одиноко стоящему человеку. Все ближе и ближе, и вот уже видно, что это мужчина, одетый то ли во френч, то ли в короткое пальтецо, с непокрытой головой, на которой от стужи топорщились в разные стороны обледенелые вихры.

– Эй! – окликнул его Маяковский.

Мужчина не услышал.

– Эй! – крикнул поэт громче. – Что вы здесь делаете в такое время и в такую погоду?

Мужчина повернулся, увидел Маяковского и вдруг, словно его кто-то торопливо толкнул в спину, приник к перилам и перебросил через них ногу. Еще мгновение, и незнакомец полетел бы вниз, прямо в ледяную реку, но Маяковский в немыслимом, судорожном прыжке успел схватить его за полу френча и что есть силы дернул на себя.

Они оба упали на мост.

– Что! – кричал незнакомец. – Кто вы? Зачем?