Читать книгу "Сотник. Не по чину - Евгений Красницкий"

Но до прибытия Никифора с кучей утепляющего и облегчающего жизнь барахла удобного случая как-то не подворачивалось, да и злая, замерзшая и явно чувствующая себя не в своей тарелке княгиня слишком нервничала для вдумчивой беседы. А тут дядюшка сам предложил Мишке отвлечь Агафью, пока он будет договариваться с князем.

– Как хочешь, а княгиню займи! – убеждал его Никифор, стараясь внушить пацану, насколько ответственное дело ему поручает. – Ты, племяш, на умные разговоры горазд, даже у меня от тебя голова кругом идет. Вот и расстарайся, чтобы я с князем мог спокойно поговорить. Агафья хоть и княгиня, а все баба! Не при ней же мне такие дела делать?

«Чего на самом деле анкл Ник хочет больше: княгиню от разговора отвлечь или меня от князя подальше отодвинуть? Не важно. Главное, что его желания совпадают с тем, что мне и самому надо».

Оставалось решить, как лучше это осуществить: княгиня умна и моментально поймет, если ей просто заговаривать зубы и отводить глаза. Тут требовалось придумать нечто, что само привлекло бы к бояричу внимание Агафьи Владимировны и расположило ее к беседе. Так что Никифор пусть сам подстраивается да ловит момент. Дядюшка с этими соображениями Мишки согласился, но велел поскорее измыслить предлог – не терпелось ему поговорить с князем.

Неожиданно такой повод нашелся сам, даже и придумывать ничего не пришлось, правда, началось все далеко не самым куртуазным образом.

Еще в самом начале ладейного похода, глядя на то, как выбиваются из сил непривычные к веслам отроки, Артемий сообразил затянуть общую песню. Отроки ее подхватили, и дело пошло немного веселее, а ладья – шибче. Но вот беда – все известные им до сих пор напевы совершенно не подходили для монотонной работы на веслах: или слишком веселые, или, наоборот, чересчур тягучие. В итоге все мелодии на определенном этапе, подчиняясь размеренным движениям гребцов, сливались в одно заунывное завывание.

Этот эффект хорошо знаком тем, кто имел счастье или несчастье наблюдать, как шагающий в ногу строй затягивает песню. Если маршовка подобрана правильно и соответствует моменту, то все в порядке, а вот если запевала выбирает что-то, считаясь не с размером шага, а со своими собственными оригинальными музыкальными предпочтениями, то рано или поздно любая мелодия неизбежно сбивается на бессмертное «Соловей-соловей-пташечка». Сам Ратников во время своей службы в армии разгула креативного мышления «ударенных эстрадой» отдельных командиров еще не застал, Бог миловал: они с сослуживцами маршировали под привычные песни, чаще всего специально для того и написанные. Но вот более молодые товарищи рассказывали, как доводилось им во время срочной службы маршировать и под «Ландыши», и под «По аэродрому», и даже под популярного некогда «Арлекино». Вслушиваясь сейчас в то, что получалось у гребцов вместо переделанной им перед самым походом «Yellow submarine», Мишка понял, что если и не идеальным, то самым приемлемым вариантом тут ляжет на ритм «Дубинушка»!

Классический текст, озвученный Шаляпиным, конечно, не совсем отвечал целям и задачам идеологического воспитания отроков, да и для воинов было зазорно восхвалять дубину – оружие татей или, на худой конец, смердов. Последний же куплет про то, что «и на бар и царя, на попов и господ он отыщет покрепче дубину» и вовсе сейчас прозвучал бы излишне революционно, особенно учитывая присутствие на борту княжеской четы и Роськи с его религиозными заморочками. Но, в конце концов, «Дубинушку» до Шаляпина пели в самых разных вариантах и редакциях, и почему бы не подправить ее еще раз? Пусть и несколько радикальнее.

Потратив вечер на стихосложение, Мишка утром озвучил Артюхе то, что вышло из-под его стила:

Много песен слыхал я в родной стороне,

Про походы, про битвы былины,

Но из песен одна в память врезалась мне —

Это песня ладейной дружины.

Эх, дружинушка, ухнем!

Эх, ладья у нас сама пойдет!

Подернем, подернем да ухнем!

И от дедов к отцам, от отцов к сыновьям

Эта песня идет по наследству,

И как только грести тяжело нам, друзья,

Мы к дружине, как к верному средству.

Эх, дружинушка, ухнем!

Эх, ладья у нас сама пойдет!

Подернем, подернем да ухнем!

Боевую ладью мы с добычей ведем

Иль удачу в бою добываем,

Хоть сквозь зубы порой эту песню поем,

Про дружину мы в ней вспоминаем.

Эх, дружинушка, ухнем!

Эх, ладья у нас сама пойдет!

Подернем, подернем да ухнем!

И на Припять-реке, застревая в песке,

Напрягая и ноги и спину,

Пусть порой не вздохнуть – чтобы легче тянуть,

Мы поем про родную дружину.

Эх, дружинушка, ухнем!

Эх, ладья у нас сама пойдет!

Подернем, подернем да ухнем![14]

Привычные к подобным озарениям своего молодого сотника отроки подхватили песню сразу, и дело пошло веселее. Когда же на ладье появились взрослые гребцы с догнавших их ладей Никифора, то такое начинание они тоже одобрили и с удовольствием затянули новую, но хорошо подходящую для размеренной работы веслами песню. Те, кто остался на купеческих судах, постепенно включились в общий хор, разлетающийся далеко по Неману, даже Ходок, хоть на веслах и не сидел, иной раз подпевал, посмеиваясь.

И все бы ничего, но Артюха на этот раз не ограничился придуманными Мишкой куплетами и решил внести свою лепту в дело музыкального сопровождения объединенной флотилии. Творческое начало, так ярко проявляемое во всем, чем он занимался – от музыки до рукопашного боя, зудело, похрюкивало и наконец разродилось новым куплетом к четырем Мишкиным:

Если враг нападет на родные края,

Встретим их, как пристало мужчинам!

Лях ли, половец – все огребут до…

На этой строчке, видимо, у начинающего поэта кончилась фантазия, и придуманное им созвучие к слову «края» хоть и не блистало новизной и оригинальностью, зато идеально ложилось на рифму.

Чтобы помнили нашу дружину!

Эх, дружинушка, ухнем,

Эх, ладья у нас сама пойдет,

Подернем, подернем да ухнем.

Гребцы встретили «продолжение банкета» радостными воплями, мигом разучили новые слова и во время премьеры, немедленно последовавшей за генеральной репетицией, с особым выражением исполнили, разумеется, третью строчку куплета.

Рев десятков молодых и не очень глоток в стесненных условиях не мог не коснуться ушей присутствующих на судне дам. Честно говоря, после того, что сама княгинюшка изволила выдавать в адрес спасших ее отроков сразу после операции по ее освобождению из лап террористов, ничего особо нового для себя она услышать тут вроде бы не должна была, однако услышала.