Читать книгу "Голубь и мальчик - Меир Шалев"

Теперь Малыш и Девочка остались наедине. Они сняли со стен картины и плакаты, аккуратно свернули их, чтобы не помять, и, когда нагнулись поднять корзинки, их лица сблизились. Они разом выпрямились и прижались друг к другу.

Она наклонилась к нему и прикоснулась губами к его губам, а он с силой обнял ее и, сам не понимая, что делает, приподнял ее блузку и стал целовать ее соски.

Она вздрогнула и застонала, ее рука опустилась, нашла и с силой охватила, но прежде, чем она успела сделать что-то еще, Малыш тоже застонал и с нетерпеливой порывистостью подростка выплеснул свое семя в ее ладонь. Какая-то тоскливая пустота тотчас вошла в его сердце, хотя Девочка была совсем рядом. Ни жив ни мертв стоял он рядом с ней, словно вмиг утратил и силы, и молодость. Она ощутила, как горячая струя стекает сквозь ее пальцы, и содрогнулась всем телом. Ей никогда не приходило в голову, что она обладает подобной властью.

Малыш опомнился и стал торопливо и смущенно искать тряпку, чтобы вытереть свое тело и ее руку. Но Девочка отшвырнула тряпку, медленно провела ладонью по его лицу и потянула его за собой на землю. «А теперь и ты потрогай меня так же», — сказала она.

Молод он был и не различал, кто из них сейчас больше боится и замирает от наслаждения — его тело или ее тело, его горячая дрожащая рука или ее теплая и влажная укромность, — и способен был лишь удивляться, кто это вдруг даровал его пальцам чувство вкуса и способность видеть. И хотя он не понимал еще всех сигналов своего тела, в эту минуту его уже мучило желание познать всю ее целиком, всё, что составляет ее тело, и не одними только прикосновениями, а на самом деле, сразу всеми своими чувствами. Познать, что это за нежное чудо, которое находит и гладит сейчас его рука, и не только на ощупь — его глубокую бархатную мягкость, но прижавшись к нему губами, и вдыхая носом, и глядя глазами, и даже напрягая слух, — вправду ли оно похоже на то, что чувствуют сейчас его пальцы?

Девочка взяла его руку и сдвинула вверх, на живот.

— Больше не надо, — сказала она, — я больше не могу.

Они еще немного полежали рядом, дивясь своей силе и слабости и слизывая: он себя, с ее руки, и она себя, с его. Потом поднялись, привели в порядок одежду и взяли корзинки с голубями. Вначале они шли молча, немного смущенные, потом, уже улыбаясь про себя, свернули по длинному пологому спуску в сторону зоопарка.

В конце спуска тянулся песчаный участок, в начале которого росли несколько сикоморов и еще видны были остатки прежней цитрусовой плантации, а на дальнем краю начинался подъем к бассейну и зоопарку. Сегодня, когда я прохожу там в обратном направлении, я представляю себе те деревянные доски, что лежали там «до того, как здесь была мостовая», и как Малыш не хотел идти по ним ни перед Девочкой, ни за ней. Он шел рядом, его ноги вязли в песке, а сердце радовалось и уже томилось печалью. Как близка разлука! Она останется здесь, в Тель-Авиве, а он вернется домой. В свой кибуц, к своей голубятне.

Глава двенадцатая

1

Зазвонил телефон. Высокий мужской голос сообщил мне, что мы с женой прошли приемную комиссию.

— Но тут возникла одна небольшая проблема, и наш бухгалтер хочет поговорить с тобой об этом.

Бухгалтер с важностью откашлялся (что-то в его кашле говорило, что за его спиной стоят еще несколько человек, прислушиваясь к нашему разговору) и сказал, что, «к сожалению, имело место небольшое недопонимание» и деревенский совет, «после дополнительной проверки и обдумывания, а также консультации со специалистом» хочет немного повысить назначенную цену.

— Что это значит — «немного»?

— Пятнадцать тысяч долларов, так нам сказали.

— Я перезвоню вам, — сказал я и позвонил Тирце.

— Ну, конечно, — сказала она. — «Дополнительной проверкой» была та роскошная машина, которую купила тебе твоя настоящая жена. Надо было нам приехать на «субару» одного из моих штукатуров, а не в машине телохранителей американского президента.

— Что же мне теперь делать?

— Позвони им и скажи, что ты расторгаешь сделку. Только не звони сразу. Выжди минут сорок. Сорок минут — это самый мучительный срок. Слишком короткий, чтобы сходить домой, и слишком долгий, если сидишь в правлении и ждешь телефона.

— Но дом… — Я заволновался. — Я хочу его купить.

— Не беспокойся. Они отступятся. Спорю с тобой на те пятнадцать тысяч, которые они набавили. Позвони к ним через сорок минут и помни: говорить спокойно и без обиды. Просто напомни им, что это они назначили цену, а мы согласились без всякого спора, скажи, что деньги у тебя в руках, и дай им время до завтра, чтобы решить. И не забудь, что я для них госпожа Мендельсон. Если ситуация усложнится, я готова вмешаться.

— Но почему? — испугался секретарь. — Вы же так успешно прошли нашу приемную комиссию! Если вам не хватает, мы всегда можем что-нибудь придумать…

— Не в этом дело, — сказал я. — Вы сами назначили цену. Мы с женой согласились, не торгуясь. Деньги у меня в руках, и у вас есть время до завтрашнего полудня, чтобы вернуться к первоначальной цене, иначе вам придется искать другого покупателя.

Мешулам, который услышал всю эту историю от своей дочери с ограниченной ответственностью, не мог скрыть удовлетворения.

— Новый Иреле! — похлопал он меня по плечу. — Жаль, что ты им не сказал еще одну фразу: а вот вы, приятели, нашу приемную комиссию не прошли. Но не страшно, главное — сейчас они знают, что с нами такие номера не проходят.

Так оно и произошло. Требование бухгалтера было снято, и на следующий день «новый Иреле» подписал договор и внес первый платеж. Потом он сфотографировал дом, проявил снимки в ближайшем торговом центре и поехал показать их своей матери.

Мама находилась тогда в больнице «Хадаса», в терапевтическом отделении, лежала на кровати возле окна.

Я стоял несколько минут в дверях, глядя на нее. Исхудавшее, слабое тело, безволосая голова в большой голубой косынке. Ее взгляд был устремлен за окно, к иерусалимским холмам, и только потом вернулся ко мне.

— Здравствуй, мама, — сказал я. — Новая косынка?

— Мешулам дал мне.

Она посмотрела фотографии.

— Я рада. Это точно такое место, о котором я думала. Я вижу несколько голубей на крыше. Если они гнездятся под черепицей, прогони их оттуда и закрой все дыры и щели. Голуби под крышей — это кошмар.

— Я не такой уж хороший фотограф, сказал я, — и по этим снимкам трудно судить, как расположен дом внутри ландшафта. Подождем, пока ты почувствуешь себя лучше, и я свезу тебя туда.

Она сказала:

— Боюсь, что этого уже не будет, Яир, но уверена, что Тиреле всё сделает замечательно. Ты в хороших руках.

Я так испугался, что даже не спросил, откуда она знает, что это Тирца будет перестраивать мой дом.

— Ты выздоровеешь, — возразил я, — и ты увидишь дом и до, и после ремонта, и ты будешь приезжать туда, когда тебе захочется, и будешь слушать ветер, шумящий в больших деревьях, и выпьешь свою рюмку бренди, глядя на простор, о котором ты говорила. Этот дом больше твой, чем мой.