Читать книгу "Быть драконом - Андрей Стерхов"

Приложившись в очередной раз к бутылке, я вдруг подумал, а почему есть Комитет солдатских матерей и нет Комитета водительских матерей? На придорожных столбах пацанов гибнет не в пример больше, чем от пуль басмачей и кулаков старослужащих, но матери этих смертников не митингуют перед районными отделениями ГИБДД с плакатами «Не пускайте наших сыновей за руль, они ещё дети!» Почему так?

Странно всё это.

Видит Сила, странно.

Пока я размышлял над противоестественностью социального поведения людей, пиво в бутылке закончилось. Не задумываясь, я открыл вторую. Сделал глоток. Сразу второй. Чуть потерпев, третий. Четвёртый… После пятого мне наконец похорошело. Всё было по кайфу. Только вот дух мстительный всё никак не объявлялся.

— Зачем твои схороненные кости разодрали саван свой? — хлопнув три раза в ладоши, обратился я словами Гамлета к тому, кого ждал. — Зачем гробница, в которой был ты мирно упокоен, разъяв свой тяжкий мраморный оскал, тебя извергла вновь?

И указав рукой на бубен, добавил уже от себя:

— Не для того ли, чтобы забрать вот это? Сдаётся, да. Ну так, Сила тебя побери, явись и получи.

Тишина была мне ответом.

Я разочарованно хмыкнул, сделал долгий глоток и посмотрел на небо — может, оттуда придёт?

Может. Но пока пусто. Даже звёзд не видно. Впрочем, когда это в городе были видны звёзды? Перекрёсток Ленина и Маркса в центре областной столицы — это не перекрёсток просёлочных дорог за околицей деревни Верхние Баклуши. Вот там звёзд не счесть и все от жира лоснятся. А тут — увы. Ни звёздочки на небе. Да и небо — не небо, а какое-то мутно-оранжевое безобразие, по которому елозит луч стробоскопа установленного на крыше ночного клуба «Стратосфера».

Я сделал ещё один глоток и глянул вниз — может, оттуда?

Может. Но пока в аппендиксе, выходящем на улицу Маркса, не то, чтобы духа не было, а даже и ни души. Пусто в подворотне было. Шаром покати.

Тут зачем-то вспомнилось, что раньше улица Карла Маркса называлась Большой. Это помнил наверняка. А вот какое название носила до революции улица Ленина, почему-то запамятовал. Как-то вылетело из головы. Попытался вспомнить: «Кажется, Банковой называли, скорее всего так. Ведь в том здании, где сейчас поликлиника N2, раньше располагалась Банковское собрание».

Да, имело место быть. И, между прочим, самые помпезные балы Города устраивались именно этим небедным собранием. Бывал и не раз. Присылали и мне картонки, где помимо приглашения всегда печатали золотыми буковками и указание о нарядах, типа: «Дамы в полуоткрытых вечерних платьях, военные в сюртуках с эполетами, гражданские в мундирных фраках с лентами, студенты в форменных мундирах». Сейчас звучит как песня. Бывал, бывал. Могу засвидетельствовать, шампанское подавалось отменное, выписывали из Европы и денег не жалели.

Как только я вспомнил про то замечательное шампанское, тут же вспомнил, как на самом деле раньше называлась улица Ленина. Амурской — вот как. Не Банковской, нет, Амурской.

Трудно сказать, какая ассоциативная связь сложилась когда-то в моей голове между игристым вином из Шампани и рекой Амур. Возможно, такая: французское шампанское — французский поцелуй — l'amour — Амур. Впрочем, не суть. Сложилась и сложилась. Вспомнил и вспомнил. Оставил это и стал раздумать, по какой причине улица называлась Амурской. Прикинул хвост к носу и решил, что в честь генерал-губернатора Муравьёва-Амурского. Почему бы и нет?

А вот почему Большая Большой называлась, не знаю и не знал никогда. Видимо, была на то какая-то причина. Размеры, например. А то, что её в улицу Маркса переименовали, это меня всегда поражало. Зачем люди русские увековечивали имя этого бородатого философствующего циника? Где логика? Он же русского духа на дух не переносил. Факт. Больше чем медицинский. Это ведь он, герр Маркс, утверждал, что у Европы только одна альтернатива: либо подчиниться игу славян, либо окончательно разрушить центр этой враждебной силы — Россию. Хотя, может быть, не он это утверждал, а его друг-спонсор Энгельс? Впрочем, какая разница? Оба хороши.

Памятуя об обстоятельствах переименования этой отстроенной по петербуржским лекалам улицы и ещё о том, что «как вы шхуну назовёте, так она и поплывёт», я стал размышлять о том феномене, который называется «загадочная русская душа».

О том, как низко эта душа может пасть.

О том, как высоко она может подняться.

О том, как швыряет её то и дело из стороны в сторону.

До тех пор размышлял, пока не началось. А началось тогда, когда я, собираясь подстегнуть работу мозга очередной порцией хмеля, сорвал зубами крышку с последней бутылки. И началось с того, что на нос мне упала снежинка.

Потом ещё одна.

И ещё.

Затем снег повалил невероятными хлопьями, и вскоре мир полностью скрыла белая пелена. Мир исчез. С концами. Ничего не осталось. Только снег стеной и невесть откуда взявший северо-восточный ветер, от которого дубела кожа на лице. Ветер хлёстал яростно, но завываний не слышалось. Вообще, ничего слышно не было. Тишина наполняла уши звоном, и этот звон не предвещал ничего хорошего. Тишина была зловещей. Мне захотелось отлить. Дабы доказать себе, что это от пива, а не от страха, я не тронулся с места. И правильно сделал, потому что в следующий миг ветер стих и пелену, будто нож простынь, пробил узкий луч голубого света. Луч начал раздаваться, превратился в мощный световой поток и в белом месиве образовался широкий коридор, в конце которого появился тёмный силуэт. Вскоре я увидел, кто это.

Дух явился мне в облике северной женщины. Женщины-шамана. Женщины-кхама.

Она приближалась величественным неспешным шагом и приближалась не одна, а вместе со всем своим чудесным зоопарком. Огнегривого льва и синего вола с ней, конечно, не было. И золотого орла тоже. А были те, кому и должно: серый волк, белая полярная сова и жирная змея-гадюка. Волк шёл рядом, справа и чуть впереди. Сова сидела на левом плече и казалась спящим. А гадюка обвивала шею на манер шарфа.

На лицо мёртвой колдуньи смотреть было не то чтобы страшно, а неприятно. Это было не лицо, а нечто напоминающее морду фантастического животного. Возможно, что это была маска, но такая маска, которая позволяла сохранять мимику. Возможно, что это было не так. Вполне вероятно, что этот эффект возникал из-за игры теней. Особо не рассматривал — не смотря на защитные очки, меня обожгло взглядом яростно горящих глаз, и я, стушевавшись, переключился на её костюм.

Одета она была сообразно своему высокому статусу в фееричный балахон из тонкой оленьей шкуры мездрой наружу. Что касается деталей, там было на что посмотреть. Плечи, подол и швы балахоны оторочены полосками красного сукна. Там и сям нашиты медные бляшки, изображавшие духов-помощников. На рукавах — металлические трубки. На поясе из замши много чего: глиняные скульптуры животных, лапы птиц, шкурки белок, когти-зубы медведя, высушенные рыбьи головы и ещё колокольчики. А помимо того несколько ножей. Чёрные волосы колдуньи, часть которых были завиты в тонкие косички, стягивал металлический обруч с прикреплёнными к нему разноцветными перьями и короткими суконными полосками. Перья торчали вверх, разноцветные полоски свисали. Походило на корону.