Читать книгу "Хороший немец – мертвый немец. Чужая война - Игорь Градов"

Однако в любом случае положение первой роты 550-го батальона стало критическим — биверунге не были готовы к столь мощной и внезапной контратаке. Их ротный командир обер-лейтенант Шлиппер пытался как-то организовать оборону, суетился и судорожно отдавал приказы, но куда там! На каждого испытуемого приходилось по крайней мере трое красноармейцев.

Немецкие солдаты стали беспорядочно отходить, пока отступление не превратилось в откровенное бегство. Хаоса в их ряды добавили и русские минометчики, которые густо посыпали бегущую пехоту минами. Да еще 76-миллиметровые «ратш-бумы» также вносили немалую лепту в общий разгром 550-го испытательного батальона…

— Куда, негодяи? Сражайтесь, грязные свиньи! — бешено кричал на бегущих майор Бигнер (из окопа, конечно).

Он стрелял из пистолета-пулемета поверх голов испытуемых, пытаясь заставить их повернуть назад и драться, но солдаты его не слушались. Дураков умирать нет… Низко пригнувшись, сложившись чуть ли не пополам, они старались как можно быстрее удрать из-под смертельного огня и достичь спасительных траншей, где можно было укрыться от пуль и мин. Где была хоть какая-то надежда на спасение…

Макс со своими людьми пока в бой не вступал — приказа атаковать не было. Он, помня вчерашний разговор с Хопманом, решил больше вперед не лезть. А то действительно можно под трибунал угодить. Инициатива, как известно, всегда и во всех армиях мира наказуема…

Майор Бигнер подскочил к нему:

— Лейтенант, прикажите своим людям стрелять по этим трусливым свиньям!

Макс оценил обстановку и понял, что, если сейчас не вмешается, то толпы бегущих хлынут в траншеи и сомнут его оборону, а потому приказал пулеметчикам:

— По отступающим трусам — огонь!

Длинно застрекотали пулеметы, затем к ним подключились и ротные минометы — началась обычная боевая рубка. Макс был уверен, что поступил правильно: во-первых, остановил бегущих биверунге (те все-таки залегли и стали кое-как отстреливаться), а во-вторых, ему надо было удержать позиции. Что ни говори, а у него (то есть у лейтенанта Штауфа, конечно) было свое начальство, и оно крайне огорчилось бы, если бы ему пришлось отойти. Оправдывайся потом, что тебя смяли бегущие трусы и грязные свиньи, подчиненные майору Бигнеру…

На какое-то время ситуация стала патовой: красноармейцы не могли идти вперед — из-за сильного встречного огня, ведущегося из немецких траншей, а испытуемые не могли отступить назад — по той же причине. Те и другие залегли. Интенсивная перестрелка продолжалась минут пятнадцать, правда, без особого преимущества для той или иной стороны, пока в дело не вступила основная ударная сила русских — танки.

Пять «тридцатьчетверок» показались одна за другой из-за высотки и стали разворачиваться веером. «Дело пахнет керосином, — мрачно подумал Макс, — нам против них точно не выстоять». К счастью, с немецкой стороны навстречу русским танкам выползли два панцера и две «штуги», по-видимому, последний броневой резерв дивизии.

«Тридцатьчетверки» с ходу стали обстреливать противника, пользуясь преимуществом в дальнобойности и точности своих орудий. Немецкие машины им отвечали, но старались маневрировать и под прямой выстрел не подставляться. Основной удар приняли на себя «артштурмы» — они активно противостояли русским танкам. Отвечали выстрелом на выстрел, дергались туда-сюда, уходя из-под фронтовой атаки… Одну «тридцатьчетверку» им даже удалось подбить — болванка угодила точно в башню, и она мгновенно загорелась. Из люка вырвался высокий огненно-красный столб пламени — взорвался боекомплект. Уцелевших, понятно, не было.

Но в следующую минуту другая русская машина, совершив смелый и быстрый маневр, зашла этой «штуге» во фланг и влепила ей в бок, где защита была довольно слабой, бронебойный снаряд. Самоходка мгновенно встала, как будто напоровшись на невидимую преграду, изнутри нее повалил густой жирный дым. Затем «штуга» буквально развалилась на части — сдетонировали снаряды. Низкая, приземистая рубка со снопом искр провалилась внутрь тяжелого корпуса. О выживших можно было не спрашивать.

Еще одна «тридцатьчетверка» пошла на таран и, чуть подпрыгнув, навалилась на вторую «штугу». Послышался жуткий срежет металла о металл, заглушивший на мгновение даже разрывы снарядов и треск пулеметов, а затем самоходка неуклюже подалась вперед и уткнулась в землю тупой мордой. Русский танк, дав медленный задний ход, тяжело сполз с нее. Из его открывшегося люка выскочили двое в черных комбинезонах и бросились к «штуге». Очень вовремя — экипаж как раз решил эвакуироваться. В рубке приоткрылся люк, показалась голова в черном кепи, осторожно осмотрелась. И тут же словила пулю — ее поразил выстрелом один из танкистов.

Макс отчетливо видел, как командир «штуги» (судя по всему, это был именно он) дернулся и упал внутрь машины. Русский танкист подбежал к самоходке, ловко вскочил на гусеницу и зашвырнул во все еще приоткрытый люк гранату. Потом быстро спрыгнул и упал на землю. Сначала ничего не происходило, но затем «штуга» дернулась, присела, из нее вырвался фонтан яркого пламени. И она разделила участь первой самоходки…

После этого перевес оказался на стороне русских. Оба панцера, постреляв еще немного, откатились назад, за ними вслед устремились три оставшиеся «тридцатьчетверки». Грозные бронированные машины с ходу перескочили через немецкие траншеи и начали погоню за отступающим противником.

Испытуемые, уже не обращая никакого внимания на огонь (как свой, так и чужой), дружно бросились наутек. Среди них вставали желто-черные взрывы — это «ратш-бумы» точно и метко добивали отступающих. На глазах Макса один из биверунге был сбит, затем вскочил и продолжил бежать, хотя его куртка была разодрана, а из спины торчал здоровенный осколок. С диким воем этот несчастный пробежал еще несколько метров, а потом свалился замертво…

Сидеть дальше и обороняться не имело смысла, и Макс отдал приказ отходить — к опушке леса, где в трехстах метрах были заранее оборудованы запасные позиции. Там, под прикрытием толстых сосен, можно было спастись от ужасающего артиллерийско-минометного огня. Но до леса еще следовало добежать…

Макс пригнулся и зигзагами, как бешеный заяц, понесся по полю — вслед за своими отступающими подчиненными, которые, надо признаться, драпали весьма резво. Вот наконец и спасительные деревья. Макс с ходу запрыгнул в узкую траншею, и над ним со страшным треском что-то переломилось. Сверху на него полетела срезанная снарядом верхушка сосны, и его всего обсыпало ветвями и зеленой хвоей.

Следующий снаряд расщепил ствол дерева, и сосна с протяжным, жалобным стоном рухнула на землю. «Деревья умирают стоя», — не к месту вспомнил Макс когда-то понравившееся ему название пьесы. Кажется, кого-то испанского драматурга. Ходили в театр всем классом, смотрели вместе…

За давностью лет он уже не помнил, о чем там шла речь, может быть, и о войне, не помнил даже своего впечатления о ней. Но одно он теперь понимал точно: одно дело — смотреть пьесу или читать книжку о войне, и совсем другое — ощутить ее на своей собственной шкуре. Никому такого не пожелаешь. Даже злейшему врагу…