Читать книгу "Сигареты и пиво - Чарли Уильямс"

— Ладно, — сказал я, сжимая кулаки. Я вдарил по киоску, закрыв глаза. Не хотел, чтобы туда попали осколки.

Но ни хуя не произошло. Стекло децл задрожало, но мой кулак просто отскочил от него. Было больно. Я снова ударил. Я ж не мог допустить, чтобы Жирная Сандра всем растрепала, что Ройстон Блэйк не мог разбить какое-то там стекло.

Кулак снова отскочил, теперь он болел еще больше. А Жирная Сандра сложилась пополам в этом своем киоске, ржала и обзывала меня по-всякому. Я обошел киоск и дернул дверь, но она была заперта. Я вдарил по ней плечом, но эта тварь не открылась. Я опять пошел разбивать стекло, но у меня ни хуя не получилось, только костяшки болели.

— Ха-ха-ха, тупой уебок, — сказала Жирная Сандра. — Давай, попробуй еще разок. Ха-ха-хе-хе…

Но я себя контролировал. Вы по этому поводу не парьтесь, короче. Если вы ждете, что я выйду из себя, вам долго придется ждать. Ройстон Блэйк не выходит из себя. Он всегда спокоен и сосредоточен. Это любой другой долбоеб может выйти из себя.

Я умный, типа.

Если я не могу попасть в ее киоск, надо достать ее другим способом.

Я подошел к ближайшему автомату и толкнул его плечом.

— Рааа, — закричал я. — Потому что, если работаешь с тяжестями, надо выпускать пар, иначе заработаешь грыжу. — Рааа.

— Ха-ха, уебок, — сказала Сандра.

— Рра, — сказал я. Но без мазы. Эта блядская машина была как-то прибита к полу, потому что я не мог ее сдвинуть. Я попробовал другой автомат. — Ррааа.

— Хи-хи-хи, — заливалась Сандра.

— Рррааа.

— РОЙСТОН БЛЭЙК, ВЫХОДИ.

— Рраа, — сказал я, но уже без всякого энтузиазма. — Это че, бля, было? — спросил я у Жирной Сан. Но она откинулась назад в своем крутящемся кресле и ржала пуще прежнего.

— БЛЭЙК, ВЫХОДИ, — снова раздался этот безумный рев. Казалось, он одновременно доносится со всех сторон, даже сверху. — ЗАЛ ОКРУЖЕН. ЭТО ПОЛИЦИЯ. У ТЕБЯ НЕТ НИ ЕДИНОГО ШАНСА, ПРИЯТЕЛЬ.

— Эй, — заорал я на Сан, прижавшись лицом к этому странному стеклу, которое не разбивалось, и вообще не было похоже на стекло, если вдуматься. — Это че, бля, шутка? Где этот…

— ДАВАЙ, БЛЭЙК, — проревел голос. — СДЕЛАЙ СЕБЕ ОДОЛЖЕНИЕ, БЛЯ, И ВЫХОДИ. МЫ ТУТ ВЕСЬ ДЕНЬ ТОРЧАТЬ НЕ СОБИРАЕМСЯ.

Больше я это выдерживать не мог. Тут где-то по стенам были запрятаны динамики или еще что, только и ждали, пока старина Блэйк придет.

Я решил съебываться. Мне было чем заняться, хотя в тот момент я не мог вспомнить, чем именно. Но я знал, что свежий воздух и сигарета помогут мне вспомнить.

— Попался, — сказал констебль Плим, застегивая на мне наручники.

— Получай, — сказал констебль Джона, ткнув меня дубинкой в живот.

Но вы за меня не волнуйтесь.

Я бывал в обезьяннике Манджела много раз и наверняка еще туда попаду. У меня с этим местом особые отношения, то есть меня время от времени сажают туда и очень скоро отпускают. Легавые счастливы, а мне это напоминает о том, что следует быть осторожней, типа того. Меня никогда не отправляли в тюрьму Манджела и никогда не отправят. Этому городу нужен Ройстон Блэйк, и легавые это знают. Если я не буду держать все под контролем, это место быстро превратится в дерьмо.

Так что не волнуйтесь за меня, камрады.

Кроме того, как только они засунули меня в камеру, я понял, что все со мной будет путем. Камера тут нормальная. Четыре стены, один пол, потолок и железная дверь. Плюс матрас. И толчок в углу. Чего еще может просить человек? Ну, телик не помешал бы, но я считаю, если чувак не может нормально посидеть наедине со своими мыслями — это неправильный чувак. И если посмотреть на это с определенной стороны — в тот момент камера была для меня лучшим местом. Мне было о чем подумать. Мне надо было понять, как уделать Дага, владельца магазина. Было ясно, как пролитое пиво, что пораскинуть мозгами в городе я не смогу, там на меня кидаются все подряд. Так что если я немного посижу в камере — это будет лучше для всех.

Только они пока не посадили меня в камеру. Пока что. Вот закончат бить дубинками по животу, тогда и подыщут для меня камеру. Ага.

Честно говоря, как-то они незачетно меня пиздили. Не так, как я бью людей, и не так, как Фракенштейн бил меня. Ребята типа Плима и Джоны просто не созданы для битья (если, конечно, не ты их бьешь, для этого-то они как раз и созданы). Они могут выкаблучиваться как угодно, больно мне не будет. Даже если у них будут эти здоровые дубинки, которые они с трудом поднимают, а я буду привязан к стулу, собственно, я и был привязан. У меня живот из камня. Вы можете врезаться в мой живот на самолете, я разве’что вздрогну. А поскольку они легавые, их интересовал только мой живот. Они ведь не могут оставлять следов побоев и синяков. К тому же, скорее всего, они попросту ссали ударить меня по лицу. Если ты бьешь чувака в живот — это все равно, что по спине его похлопать. А вот если ты бьешь в морду — напрашиваешься на пиздюли. Именно это я сделал с Джоной в больничке пару дней назад, как он говорил, хотя сам я этого ни хуя не помнил. Нижняя губа у него распухла и была заштопана, так что да, кто-то нехерово его отпиздил. И если это был я, все честно — можешь махать своей дубинкой.

Больно мне не будет.

Но я этого не показывал, конечно. Стонал и рыгал, дай боже. Пусть порадуются ребята. От меня не убудет. И если Плим прав и я выставил его мудаком на людях во время той стычки из-за парковки на Фротфилд-вэй, не могу сказать, что я его в чем-то виню.

Правда, когда он случайно заехал мне по яйцам, я не слишком обрадовался.

— Эй, уебок, — сказал я. — Осторожней, мать твою. Они посмотрели друг на друга и начали по очереди пиздить меня дубинками по яйцам, а я пытался как-то спрятать их между ног. Они не могли сделать мне больно. По-настоящему больно. Разве я вам не говорил? У меня стальные яйца.

Я услышал, как открылась дверь.

Включился свет. Я закрыл глаза — свет был слишком ярким. Я валялся в темноте уже часа четыре или что-то типа того и только начал к этому привыкать. Я даже почти перестал париться по поводу своих яиц. Болели они, конечно, охуенно, но, по крайней мере, я их чувствовал. И, как я уже сказал, они у меня стальные.

Когда Плим и Джона подняли меня и усадили на стул, у меня аж дыхание перехватило. Они затянули ремни, а потом пошли и встали, сложив руки на груди, по обе стороны двери, которая была чуть приоткрыта.

— Здоров, ребяты? — сказал я им. Потому что, ну, они мне были вроде как приятели, несмотря ни на что. Они были вышибалами и я был вышибалой, хотя, если посмотреть с технической точки зрения, теперь я был подручным. А они — легавыми. А легавые не могут быть моими приятелями.

Они оглянулись и ничего не ответили.

— Сигареты есть? — спросил я.

И снова они поначалу ничего не сказали. Но потом Плим кивнул Джоне, который сделал шаг вперед и воткнул мне в зубы беник.