Читать книгу "Опаленные войной - Богдан Сушинский"

Из дота уже не могли помочь им ни орудиями, ни пулеметами, но как только сверху кричали: «Гранаты!», Петрунь и Зоренчук, действительно оказавшиеся прекрасными метателями, по одному выскакивали из дверей дота и забрасывали фашистов лимонками. Закрепившись сверху, на карнизе, немцы, в свою очередь, тоже пытались выбивать группу сержанта гранатами, однако сделать это было не так-то просто, ибо каждый раз осколки впустую секли плиты над пещерами да камни баррикад.

38

В долине реки уже хозяйничала ночь, когда, отбив еще одну атаку и нанеся орудийный удар по дороге и переправе, по которым и в этот поздний час непрерывно подходили к городу фашистские войска, дот, наконец, на какое-то время умолк. Выждав еще несколько минут, Громов приказал старшине построить гарнизон возле командного пункта, а сам сразу же позвонил Шелуденко.

— Что думаешь предпринимать? — устало спросил майор, выслушав его короткий скупой доклад.

— У гарнизона есть возможность продержаться еще несколько суток. При этом он сможет не только отбивать атаки, но и…

— Понимаю-понимаю, но речь идет не о сопротивлении гарнизона, а о его спасении. Поэтому твое решение? Во время прорыва доты второй линии могут помочь огнем и отвлечь противника, а затем присоединиться к вам.

— Решение скажу через несколько минут. Хочу поговорить с бойцами. Ситуация сложная. Трое раненых. Но задачу свою гарнизон выполнил и ему известен приказ, согласно которому сегодня ночью доты можно оставить и пробиваться…

— Да, такой приказ коменданта укрепрайона был, — прохрипел в трубку Шелуденко. — Конечно, нужно поговорить с бойцами. Не буду навязывать вам, но, что касается моего дота, то почти все мое прикрытие погибло. Правда, трое последних его бойцов, при поддержке двоих из гарнизона, еще отстреливаются из окопа у входа, но… в доте всего девять человек. К тому же ты знаешь, что мой дот куда в более худшем положении. Уже хотя бы потому, что находится на равнине. И все же мы решили драться до конца. Все равно самим прорваться не удастся — это уже ясно. Только впустую погублю людей. Зря погублю, без пользы для Отечества погибнут солдаты. А так быть не должно. Разве что вы прорветесь и поможете деблокировать мой дот. Передай решение нашего гарнизона своим бойцам.

— Вы правы: если уж солдат гибнет, то гибнуть он должен со святой пользой для Отечества.

Положив трубку, Громов подошел к амбразуре и несколько минут всматривался в голубоватый изгиб реки, стараясь не замечать при этом ни плотов с десантом, ни мышиных фигурок врагов, копошащихся на берегу.

До этого разговора с комбатом он еще втайне надеялся, что части Красной армии остановят фашистов где-то поблизости и будут поддерживать их укрепрайон артиллерией и ударами с воздуха. А потом перейдут в контрнаступление. Надеялся даже, что комбат знает о существовании такого плана, только предпочитает не распространяться о нем. Но теперь лейтенант понял, что эти его надежды были напрасными. Все значительно проще и страшнее: войска ушли, все… ушли. И здесь, в глубоком тылу врага, поддержки ждать неоткуда.

Громову вспомнился «корабль инопланетян», «пилот» его, жадно всматривающийся в позиции землян и пытающийся понять, что происходит на берегах этой реки. «Ну, разобрались, выяснили, поняли? — мысленно обратился к пришельцам. — Что дальше? Почему не вмешались? Хотя… Чтобы рассчитывать на такую помощь, нужно верить в привидения. И знать молитвы. Если уж не язык инопланетян, то хотя бы молитвы…».

— Товарищ комендант, — осипшим голосом докладывал Дзюбач. — Вверенный вам гарнизон дота построен. В строю восемнадцать бойцов. Вместе с санинструктором и мною, — уточнил он, чуть замявшись. — Роменюк, Симчук и Коренко — ранены и находятся в санчасти. Красноармеец Абдулаев ведет наблюдение и снайперский огонь по противнику.

Вглядываясь в заросшие, бледные лица, Громов обошел поредевший строй. Под его пристальным взглядом бойцы старались подтягиваться, лихорадочно застегивать воротнички пропахших потом и покрытых желтоватой бетонной пылью гимнастерок. И лейтенант с признательностью отмечал про себя, что даже в этой невыносимо сложной ситуации гарнизон не деморализован, что он вполне боеспособен. Ни паники, ни истерик.

Только дойдя до стоявшей на левом фланге санинструктора Марии Кристич, Андрей быстро отвел взгляд и, опустив голову, отошел на свое место перед строем.

— Солдаты, — этим «солдаты» он в последнюю секунду заменил привычное, уставное «товарищи красноармейцы». Лейтенанту хотелось, чтобы это, возможно, его последнее обращение ко всему гарнизону перед строем начиналось именно так: «Солдаты…» — В течение суток после отхода наших войск гарнизон дота сдерживал продвижение нескольких подразделений врага, сковывал его наступательный темп, наносил ощутимый урон в живой силе и технике. Согласно приказу, мы имеем право сегодня ночью оставить дот и с боем прорываться из окружения, чтобы потом соединиться со своими частями. Однако вы знаете сложившуюся ситуацию. Выйдя за эти стены, мы окажемся под перекрестным огнем противника. Поэтому существует опасность, что там, за стенами дота, мы все погибнем в неравном бою…

— А здесь мы разве не погибнем? — негромко заметил кто-то из строя. И Громов даже не стал уточнять, кто именно. Как и возражать ему.

— …Погибнем, почти не нанеся потери противнику, — вот что я хотел подчеркнуть. А возможно, кто-то из нас даже окажется в плену. Поэтому, с чисто военной, тактической точки зрения, более оправданным представляется другое решение. Сейчас в гарнизоне девятнадцать боеспособных бойцов. У нас два орудия, три пулемета, трофейное оружие, солидный боезапас… кроме того, сверху нас прикрывают бойцы сержанта Степанюка. Оставаясь здесь, мы еще несколько суток можем сковывать не менее двух рот фашистов у стен самого дота, да еще не менее роты уничтожим во время артиллерийских обстрелов переправ и других целей. Такой вот выбор: выйти и с боем прорываться, надеясь, что хоть кто-нибудь сумеет дойти до своих, или сражаться в доте до тех пор, пока хватит боеприпасов. Вот и решайте. Времени у нас мало, с минуты на минуту враг может начать обстрел или пойти в атаку. Но я готов выслушать каждого.

— Сам принимай решение, командир, — первым заговорил Крамарчук после минуты тягостного молчания. — Выполним любой приказ. Но, думаю, здесь, в доте, умирать все же веселее. Тем более — вместе с ротой фашистов. Ну а если повезет уцелеть — то потом, через несколько дней, прорываться уже будет легче.

— Почему легче? — не понял Громов.

— Потому что долго они здесь держать войска не будут. Им все эти роты на передовой нужны, для развития наступления. А здесь, у полумертвого дота, они оставят какую-нибудь истрепанную роту, чтобы держать нас в окружении и махоркой в плен заманивать. И никаких иных войск в округе не будет. Вот тогда можно прорываться.

— Дельно говорит, дельно, — нестройно поддержали своего командира несколько бойцов-артиллеристов. Громов и сам понял, что дельно. И даже упрекнул себя: «Почему сам не пришел к такому же выводу? Элементарная логика».