Читать книгу "Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине - Николай Давидович Жевахов"

убитый архимандритом Смарагдом в 1922 году), епископы Гавриил Челябинский, Митрофан Сумский, Аполлинарий Белгородский и архимандрит Александр, ныне епископ Полесский, покинули Екатеринодар, направляясь в Сербию, а митрополит Антоний, как и подобало Председателю Высшего Церковного Управления, выехал оттуда последним, почти накануне прихода большевиков в Екатеринодар. Мне же удалось выехать из Екатеринодара 10 января, и в Новороссийске я встретился со всеми означенными выше иерархами, с которыми в конце февраля и прибыл в Сербию, где я оставался до сентября 1920 года. Очутившиеся в положении рядовых беженцев, не имея ни места, ни дела, иерархи тяготились своим пребыванием в Белграде и, по личной просьбе, были размещены в окрестных монастырях, а архиепископ Евлогий не только остался в Белграде, пользуясь преимуществами пред прочими иерархами, но, заручившись симпатиями сербского духовенства, сумел даже съездить летом 1920 года, в составе сербской делегации, на международный церковный съезд в Женеву[62], откуда, кроме восторженных впечатлений от поездки, вывез не только убеждение в сиротстве западно-европейских церквей, оставшихся без епископа, но и мысль о целесообразности своего назначения заведывающим означенными церквами в целях их отеческого окормления, каковою мыслью Владыка и поделился со мною, выразив намерение возбудить соответствующее ходатайство пред Патриархом Тихоном.

Возбуждал ли митрополит Евлогий такое ходатайство или ограничился лишь обращением в Высшее Церковное Управление[63], пребывавшее тогда в Константинополе, я не знаю, но искомая цель была достигнута и Высшее Церковное Управление назначило митрополита Евлогия «временно» заведывающим Западно-Европейскими церквами, a патриарший указ 26 марта (8 апреля) 1921 года подтвердил это назначение. Итак, не только митрополит Евлогий, но и Патриарх Тихон признавали каноническую власть Высшего Церковного Управления заграницей, возглавляемого митрополитом Антонием. Так было в 1921 году.

Что же случилось после?! Год спустя, 22 апреля/ 5 мая 1922 года, получается указ Патриарха, коим Высшее Церковное Управление, переехавшее к тому времени из Константинополя и планомерно развивавшее свою каноническую деятельность в Сремских Карловцах, упраздняется, за митрополитом Евлогием сохраняется управление русскими заграничными церквами и ему предлагается представить Патриарху проект управления означенными церквами, а некоторые иерархи с митрополитом Антонием привлекаются даже к церковному суду за «политические выступления от имени Церкви». И самый указ и его мотивы были столь невероятны, что иерархи единогласно его отвергли, собравшись в Сремских Карловцах, вынесли свое соборное решение, нашедшее выражение в указе Архиерейского Синода 31 августа того же 1922 года, один из пунктов которого гласил буквально следующее:

«Ввиду нарушения деятельности Высшей Церковной Власти и в целях сохранения правопреемства Высшей Церковной Власти, на основании постановлений Святейшего Патриарха Всероссийского и Священного при нем Синода в соединенном присутствии Высшего Церковного Совета, от ноября 1920 года, о преподании правил касательно организации власти в случае нарушения и прекращения деятельности Святейшего Патриарха и высших церковных органов, образовать Временный Священный Синод Русской Православной Церкви заграницей, с обязательным участием митрополита Евлогия, каковому Синоду и передать все права и полномочия Русского Высшего Церковного Управления».

Означенный указ был издан не только при участии и с одобрения митрополита Евлогия, но даже подписан «за Председательствующего» самим митрополитом Евлогием. Таким образом Высшее Церковное Управление заграницею фактически продолжало существовать и патриарший указ 1922 года, признанный иерархами не имеющим никакой юридической ценности, изменил лишь его наименование[64]. Иначе и быть не могло. Для всех было очевидно, что изданный под давлением советской власти, исторгнутый у Патриарха насильственно, такой указ не отражал воли Патриарха и не мог иметь церковного авторитета. Разделял такие точки зрения и митрополит Евлогий, тотчас после ознакомления с означенным указом писавший митрополиту Антонию в том же 1922 году: «Указ этот поразил меня неожиданностью и прямо ошеломляет представлением той страшной смуты, которую он может внести в нашу церковную жизнь. Несомненно, он дан был под давлением большевиков».

Не изменил своих точек зрения на этот указ митрополит Евлогий и в последующие годы, так как 11/24 апреля 1925 года напечатал в газете «Вечернее Время» № 304 красноречивую статью, в которой говорил:

«Возможно, что документ кем-то составлен и, что называется, подсунут к подписи. Сомнительные, двуличные люди могут найтись везде, и они ни пред чем не останавливаются. Могло быть использовано болезненное состояние Патриарха. При этой болезни, кроме обмороков, бывают тяжелые полуобморочные состояния с ослабленным сознанием. Это могло быть использовано. Как бы там ни было, я за этим документом никакой обязательной силы не признаю, хотя бы он был и действительно написан и подписан Патриархом. Документ этот имеет характер политический, а не церковный. Он не касается ни догматов, ни канонов, ни обрядов, а говорит об отношениях к советской власти в пределах советского государства. Вне его пределов он не имеет значения и авторитета ни для кого и нигде».

Так писал митрополит Евлогий в апреле 1925 года, а в августе 1926 года, в послании своем к пастве, митрополит Евлогий неожиданно заявляет:

«Попытка выбросить из исторического обращения ясный и не допускающий никаких кривотолков Московский указ 1922 года только потому, что он кому-то неприятен, является произвольной и незаконной».

Чем же объяснить такое непонятное противоречие, с какого же момента и вследствие каких причин у митрополита Евлогия произошел такой резкий сдвиг в точках зрения не только на указ Патриарха Тихона, но и на Собор Архиереев, ставший в его глазах лишь собранием титулярных епископов – беженцев, лишенным канонических правомочий, тогда как сам же митрополит Евлогий, в своем послании к пастве 26 июня 1924 года, ссылаясь на 37-е правило VI Вселенского Собора, призывал к «особенно внимательному и братолюбивому отношению к епископам, лишенным своих кафедр не по своей вине» и подчеркивал, что «всякое их начальственное действие должно признаваться законным и твердым», чему в течение 4 лет и сам подавал пример?!

Вправе ли наша совесть оправдать такой сдвиг ссылкою митрополита Евлогия на волю Патриарха, когда не только совесть, но буквально вся русская действительность кричит о том, что, с момента пленения Патриарха советскою властью, ни один из его указов, ни одно из его посланий и распоряжений не отражало воли Святейшего, а выражало волю советскую?!

Разве, упраздняя Высшее Церковное Управление в Сремских Карловцах, да еще по приведенным выше политическим мотивам, Патриарх перестал быть монархистом, или не знал, что, подписывая такой указ, выходил за пределы своих прав, как primus inter pares[65]?

Разве, ссылаясь в другом своем послании на то, что «правительство (кто же это? Апфельбаум, Розенфельд и Джугашвили, тогдашняя пресловутая «тройка») найдет в нем лояльнейшего гражданина советского союза, добросовестно выполняющего все декреты и постановления гражданской власти», Патриарх не знал, что