Читать книгу "Кремлевские звезды - Дмитрий Ромов"

с торца, вроде, как во главе стола, Карпа, сидящего справа от своего босса, ещё одного не слишком авторитетного кента по прозвищу Баян, нашего, местного и — ну, а куда же без него — одноногого Джангира. Этого, разумеется, следовало ждать.

Я сажусь за стол, но к приборам не притрагиваюсь.

— Спасибо за угощение, уважаемые, — говорю я, — но я не угощаться пришёл. Сначала дела сделаем, а потом уж и вкусить можно от вашего изобилия.

Центровой медленно поворачивается налево, оглядывая своих соратников, потом направо, а потом снова смотрит на меня.

— Ну что же, — хрипло отвечает он, пожимая плечами. — Можно и так. Вижу, ты человек конкретный. Давай начнём, если желаешь.

— Могу я поинтересоваться вашим именем? — спрашиваю я. — А то неловко как-то.

Он некоторое время смотрит на меня из-под нахмуренных бровей.

— Я Дедушка Гелик, — выдержав паузу, сообщает он. — Не слыхал небось?

— Слышал, уважаемый, — киваю я. — Только хорошее слышал.

Он расплывается в улыбке и делается похожим на кота, забавляющегося с пойманной мышкой. Я действительно о нём слышал. Кличка его не от модели автомобиля, естественно, происходит, а от имени Гела. Он человек Тумана. Его правая рука, можно сказать. Охрененный арбитр у нас сегодня, наверняка беспристрастный, да? Я поворачиваюсь к Цвету и чуть поднимаю брови, транслируя ему этот немой вопрос.

Некоторые из присутствующих тоже оборачиваются к нему, а он не мигая сверлит меня взглядом и только играет желваками.

— Ну, раз слышал, — поулыбавшись, продолжает Гелик, — давай, Джангир, предъявляй. Он у нас сегодня голосом Тумана работает.

— Голос, одноногий, голос, — серьёзно говорю я, будто команду подаю.

Сука, тут уже в принципе всё ясно, чисто спектакль. Ну давайте, театралы, раз вам так хочется. Я бросаю незаметный взгляд на настенные часы. Надеюсь, Скачков уже на месте. Надо было дождаться его появления, прежде чем спускаться в логово к людоедам. Впрочем, спокойно, не будем загоняться, Скачков никогда не подводит. По своей вине…

По залу идёт неодобрительный шепоток.

— Я бы хотел задвинуть и от себя лично, но сегодня я предъявляю от Тумана, — надменно начинает Джангир.

Грузный и оплывший, он поднимается и тычет в меня пальцем. Ну никакого воспитания. Отброс общества. Зачем мне эта доброта и гуманизм, честное слово? Нужно было сжечь их там всех в той бане, чтобы не видеть больше этой рожи поганой.

— Этот фраер Бро… — произносит он и замолкает, будто вспоминая заученный, но забытый стих. — Да чё тут тереть, валить его надо. Каху с Рыжим ментам сдал, моего Джагу ментам сдал и ещё опарафинил, типа он, ну это, короче…

Интересно, скажет, что я его самого отметелил?

— Корнея вальнул.

— Корней не законный, — бросает кто-то слева.

— Потом чё ещё… а, ну с Котом и Парашютистом тоже шняга в натуре. Их в расход, а ему медальку. С ментами вась-вась, всех сдаёт. В натуре он с ними корешится. Люди видали его с разными мусорами. Загрёба с пацанами тоже он завалил. Ну и вот, главное, что предъявляет Туман, Киргиза завалил, законника по жизни.

— Стремящегося, — опять доносится слева.

— И Айгуль подвёл под маслину.

— Всё, Джангир? — уточняет Геля.

Тот садится на свой стул и зло добавляет:

— Цвет его покрывает, сам ссучился уже, перед мусорами очком крутит.

— Ты, алё, на Цвета пасть не разевай! — обрубает Карп.

— Бро шустрит со спекулями и в общак не отстёгивает, — добавляет к обвинениям сосед Гели справа.

— Вот так Бро, обвинения тяжёлые, — обращается ко мне председатель собрания, — Будешь чё трындеть? Или сразу перейдём к прениям?

— Я могу объяснить каждый косяк, так-то — пожимаю я плечами. — Только есть ли смысл? Да это и не косяки вообще.

Надо продержаться буквально ещё несколько минут. Если до назначенного времени я не подам знак и не появлюсь, не выйду в туалет и не маякну в окошко, Скачков будет штурмовать. Часы парни сверили сегодня утром и оставили для меня бесшумного Макарыча, прилепив снизу к крышке стола прямо по середине. Оставлять оружие в туалете уже не вариант, разумеется.

Только вот со стороны фойе не доносится ни одного звука, а я ведь прислушиваюсь. Не могут они так тихо работать. Блин, или на подходе взяли, или в западню какую-то угодили. До штурма остаётся всего ничего. Если он будет, конечно, штурм этот…

— Вот этот бес одноногий, — говорю я, — он конкретно беспредельщик и поэтому огрёб от меня по самое не балуйся. Про это только забыл честной компании сообщение сделать. Забыл сказать, что он мудила. Ну, да хер с ним, вы и так это знаете. Выблядок его моего батю порезал и чё, я должен был с ним разговоры разговаривать, рамсить или чё? Извиниться, может ещё? Я его у*бал и всё, и его менты приняли. А с Цветом я вообще-то дела делаю, а не понты кидаю, да? Рыжий с Кахой бабу мою к себе в деревню увезли. Киргиз тоже мудила собаку мою украл, а потом, начал гнать конкретно, мясника подослал. Я его, главное, от смерти спас, не дал на кол посадить, а он в натуре тварь неблагодарная, меня вальнуть хотел. Я его опередил. А Кота и Парашютиста менты грохнули. Я тут при каких делах? В общем, граждане зэки, предъявы эти фуфло. И вот этот парень явно…

— Видишь, Цвет, — прерывает меня Гелик, — тут всё ясно. Пригрел ты змею на груди, привёл паршивую овцу в стадо. Тебя бы и самого пожурить, да ладно, ты же свой. Мы с Туманом покумекали, доляк этого фраерка, короче, заберу я. А ты должен…

— Да вы чё, рамсы попутали⁈ — возмущённо встревает в разговор Карп. — Бро свой пацан, в натуре. Мы с ним нормально работаем, вообще никакой херни не…

— А тебе с какого хера доляк его пойдёт? — грозно поднимается из-за стола Цвет, глядя на председателя собрания. — Ты попутал, деда, в натуре?

— Цвет, ты его привёл, — продолжает гнуть своё Геля, — ты его и порешишь. Сам, своими руками! Это воля Тумана. А наши дела мы потом обсудим. Но учти, если ты его не завалишь, по тебе тоже решать будем. Конкретно и сразу, пока вся братва здесь. Цвет, ты вкуриваешь или нет? Тебе Туман, как отец, в натуре, а ты чё творишь? Короче, братва, этого фраера на ножи! Есть возражения?

— Да на какие ножи! — гнёт своё Карп. — Ты чего, Геля, ухи поел?

— Хорош голосить! — громко восклицает Цвет, перекрикивая всех и наступает тишина. — Чё, как бакланы разорались? Какое общее решение?

— На пику его! — уверенным голосом командует Деда Геля. — Давайте, воры, поднимайте, у кого что есть!

Все, кроме Карпа и Цвета поднимают руки. Прям демократический централизм, понимаешь…

— Не сходняк, а партсобрание, — качаю я головой и подаюсь вперёд, наваливаясь на стол и шаря снизу по внутренней стороне крышки.

Где он? Все смотрят на меня, и пройдёт совсем мало времени, прежде, чем они поймут, что я что-то ищу. Поймут и накинутся.

— Это ищешь? — спрашивает Цвет, и, резко повернув голову, я вижу в его руке мой БП на базе «Макарова» с прикрученным глушаком.

Быстро учится, собака…

Повисает тишина. Очень долгая и просто звенящая тишина. Рука Цвета направляется в мою сторону. Он делает это медленно, или мне кажется, что медленно, я не знаю. Время останавливается. Жизнь останавливается, и только невидимые ходики, отмеряющие мой век, оглушительно громко стучат в голове. Тик-так! Тик-так! Будто не колёсики механизма крутятся, а мины рвутся.

Твою дивизию! Твою же блатную дивизию!

Я смотрю на настенные часы. До прибытия Скачкова остаётся меньше минуты. Больше, чем достаточно, чтобы нажать на спуск и выплюнуть сгусток огня, который вопьётся мне в плоть, разорвёт, разворотит её и заставит меня затихнуть.

Мама дожарит котлеты, порежет солёные огурчики и сделает пюре со сливочным маслом. А потом позовёт Наташку. И Гену, возможно тоже. И папу. Они вчетвером сядут за стол и будут смотреть на часы, дожидаясь меня. Тик-так! Тик-так!

Я перевожу взгляд с циферблата на Цвета. Сейчас, в этот момент я не различаю его лица, я различаю только чёрное зияющее отверстие пистолетного ствола, приглашающее меня в вечность.

И тогда я поднимаю голову и говорю твёрдым голосом:

'И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой?

Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему?

И сказал: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли; и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей'…

Конец шестой книги.