Читать книгу "Союз спасения. Восстание, которого не было - Коллектив авторов"

его приласкать. Мальчик отскочил с негодованием и сказал: «Je déteste, monsieur, un homme qui est traître envers son roi et sa patrie!»[35]. Можно себе представить неловкое положение дипломата при неожиданной выходке сынка своего.

В бытность свою в Петербурге несколько дней сряду Дюмурье не был у развода. Павел неотлагательно требовал от всех генералов, своих и чужих, чтобы они являлись ежедневно к разводу. Когда наконец Дюмурье явился, Павел, подозвав его, сказал гневным голосом: «Général, il y a plusieurs jours que je ne vous ai vu à la parade». – «Sire, j’i fait ma cour aux grands de votre empire». – «Gênéral, apprenez qu’il n’y a de grands chez moi que ceux aux quels je parie et dans le moment seul où je leur parle»[36].

Монье, живописец Людовика XVI, находился между эмигрантами, проживавшими в Гамбурге. Помню, как с матушкой и с сестрою Екатериной Ивановной я ездил к нему, и он снимал с нас портреты. Больше еще впечатлело в моей памяти эти посещения следующее обстоятельство: в один из наших приездов он угостил нас земляными грушами, привезенными незадолго перед тем в Европу из Америки. Монье был в Петербурге, снял портреты с дядюшки Михаила Никитича, тетушки Екатерины Феодоровны, брата Никиты Михайловича[37] и со многих других. Портрет отца моего, писанный знаменитою Анжеликою Кауфман, сгорел в московском пожаре 1812 года, гравюры не было сделано, и портрет погиб безвозвратно.

Помню, с каким восторгом в Гамбурге праздновались победы Суворова в Италии. Помню дамский головной убор вроде каски с французскою надписью над козырьком: «Vive Sisuvoroff!».

Когда по настоянию венского кабинета Павел вызвал Суворова из ссылки, чтоб его назначить главнокомандующим над нашими и австрийскими войсками в Италии, недоброжелатели звали Суворова стариком сумасшедшим. Павел хотел дать в дядьки Суворову генерала Германа, который начальствовал над нашими войсками, высаженными на остров Джердзей. Михаил Илларионович Кутузов должен был заменить Германа. М. И. Кутузов приехал в Гамбург, узнал о поражении Германа в Голландии, провел шесть недель в нашем доме и возвратился в Россию. Всю свою жизнь он был в дружеских отношениях с отцом моим.

Гатчинцы, эти опричники в царствование Павла I, много наделали хлопот отцу; часто приходилось краснеть за них. Назначенные к нашим войскам, высаженным на остров Джердзей, они на перепутье останавливались в Гамбурге, где узнавали, куда им ехать. Один из этих гатчинцев просил батюшку, чтоб он его представил гамбургскому королю; просил, чтоб дано было знать на съезжей, что крепостной человек его, которого он прибил, бежал. Когда батюшка сказал, что в Гамбурге нет съезжей, гатчинец воскликнул: «Хорош город, в котором нет ни короля, ни съезжей!» Другой гатчинец хотел доехать до острова Джердзей сухим путем. Батюшка нам говорил, что мы никогда не поймем громадного переворота, совершившегося у нас в России со вступлением Павла I на престол. Наши начальствующие генералы 1812 года принадлежали царствованию Екатерины II; обхождением и познаниями они резко отличались от александровских генералов.

По возвращении в Россию батюшка рассказал председателю Иностранной коллегии графу Ростопчину проделки гатчинцев в Гамбурге. Граф Ростопчин отвечал, что и на его долю досталось немало хлопот от них. Один из этих гатчинцев, откланиваясь государю пред своим отъездом, пленил Павла своею наружностью, изображавшею неподражаемо верно прусского генерала во время семилетней войны, за что пожаловано было ему пятьдесят червонцев. Гатчинец опять к Ростопчину с просьбой быть вновь представленным государю, чтобы благодарить за оказанную щедрость. «Этих денег вам не достанет, чтоб доехать до места», – замечает Ростопчин. – «Помилуйте, граф, – возражает гатчинец, – всякий извозчик довезет меня за десять рублей; я знаю городишко, я в нем стоял с ротой». Гатчинец принимал уездный город Ямбург за Гамбург.

Наш первый кадетский корпус славился как лучшее учебное заведение в Европе. Фельдмаршал князь Николай Васильевич Репнин, некогда объехавший всю Европу, поместил внука своего, которого он усыновил, князя Николая Григорьевича Волконского[38], в первый кадетский корпус, где он окончил свое воспитание. Князь Николай Григорьевич Репнин своим образованием служил лучшею похвалою воспитанию, которым отличались наши офицеры. Прусская муштровка, соблюдаемая Павлом, Александром и Николаем, окончательно убила первый кадетский корпус. Из него стали выходить офицеры, которые едва умели подписать имя свое. Именование Павловским первого кадетского корпуса напоминает слова, сказанные отцом нашим о громадности переворота, совершившегося у нас со вступлением Павла I на престол, переворота столь резкого, что его не поймут потомки.

В Москве

28 октября 1869 года.

Записки С. И. Муравьева-Апостола

Убийство Павла I

При Павле I все батальоны гвардейских полков назывались шефскими[39]. Семеновский полк находился под личным начальством своего шефа, наследника престола. 11 марта 1801 года, ночью, когда зоря была уже пробита, Семеновскому 3-му батальону приказано было одеваться; его повели в Михайловский замок, чтоб сменить Преображенский батальон, занимавший караулы в замке. Эта смена совершилась под предлогом, что на другой день, 12 марта, Павел I будет рано смотреть Преображенский полк. Семеновцы заняли все посты в замке, кроме внутреннего пехотного караула, находящегося около залы, называемой уборной, смежной со спальней Павла I. Караул этот оставили из опасения, чтобы движением смены не разбудить императора.

На часах стояли рядовой Перекрестов и подпрапорщик Леонтий Осипович Гурко; последний потом рассказывал, что двери уборной заперли накрепко ключом и, не зная, куда спрятать его, не говоря ни слова, спустили ключ ему под белье; он не успел опомниться, как ощутил неприятное прикосновение металла, скользнувшего по его ноге. При этом часовым было строго приказано безусловно никого не пускать.

Известно было, что в спальне Павла I имелась опускная дверь, замыкавшая потайную лестницу, ведущую в покои его жены; эту дверь Павел I приказал заделать, вступивши в связь с известной главной актрисой французского (в Петербурге) театра. Говорили, что в последнее время своего царствования Павел I опасался жены, как и своего наследника, и грозил им заточением.

Императрица Мария Феодоровна, услышав шум, поспешила к мужу, к двери уборной. Но часовые, исполняя данное приказание, скрестили перед ней ружья. Императрице сделалось дурно. Ей подкатили кресло и подали стакан воды. Она протянула к нему руку. Перекрестов поспешил схватить стакан с подноса, выпил половину и, поставив назад, сказал: «Теперь пей, матушка царица, если ты должна умереть, я умру с тобой». В 1814 году по возвращении из Парижа Перекрестов, прослужив лишние лета, вышел в отставку. Мария Федоровна вспомнила о нем, и Перекрестов был определен камер-лакеем при ее дворе.

В темном коридоре, у дверей