Читать книгу ""Сивый мерин" - Андрей Мягков"

Мерину на мгновение показалось, что кто-то выключил электричество: и без того тусклый кабинет погрузился в полную темноту. Трусс продолжал говорить, но смысл его слов до Севы не доходил. Виски́ ударно чеканили только одну фразу: «Не на таких напали-с, Вера Нестерова…», Вера Нестерова, Вера Нестерова… Ве… Не… Не… Ве…

Чтобы не упасть, он обеими руками ухватился за край стола.

— Маленький, что с тобой? Обиделся? Ты что? Да перестань, не бери в голову, это так только — мысли вслух, не более того, ты же знаешь мой метод: чтобы истина говном в проруби… На-ка выпей, полегчает. Что ж ты взбледнул-то как?

Трусс затряс графином над Севиной головой.

— Кончай, кончай, Сивый, слышь? Посиди, успокойся. Ты молодец. Мо-ло-дец. Я редко хвалю. Скажи, Яш: «Молодец, Сивый, много накопал». Эту Нинку Щукину мы теперь зае…м, не сомневайся, вот фактиков поднадыбим и зае…м. А факты — вообще херня. Главное — интуиция! Факты — дело наживное. Я её завтра допрошу с пристрастьицем — эту Щукину — и она у нас голенькая на двух лопатках: «Пожалте к зачатию». А мы ей: «Одевайся и сопротивляйся!» Упоение ведь в бою, да, Сивый? Ну что, полегчало?

Он достал носовой платок, смочил его водой.

— На, прижми к затылку. Хочешь — я прижму. Затылок беречь надо, там оба наши полушария. Давай. Во-о-т та-а-к. Эх, Севка, если твои фантазии хоть на пятьдесят процентов сойдутся — с меня бутылка. Да, Яш? Скинемся? Хочешь — прямо сейчас сбегай, начальник? Тебе на воздух теперь — в самый раз.

Он полез за кошельком.

Мерин произнёс очень тихо, чеканя каждое слово.

— Я отказываюсь от всего, что только что говорил. Щукина не причастна к убийству.

«Произнесённые слова поражают как громом всех. Вся группа, вдруг переменивши положение, остаётся в окаменении. Почти полторы минуты окаменевшая группа сохраняет такое положение. Занавес опускается».

Описанное Николаем Васильевичем Гоголем полтора столетия тому назад событие это загадочным образом перенеслось на Петровку, 38 в кабинет следователя по особо важным делам: посередине комнаты Анатолий Борисович Трусс в виде столба с распростёртыми руками и запрокинутой назад головою. За ним Ярослав Васильевич Яшин, присевший почти до земли и сделавший движение губами, как бы желая посвистеть или произнести: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!»

По прошествии полутора минут Трусс сказал:

— О-о-оо-ооо-ооо!

Яшин с ним согласился.

— Я присоединяюсь к вышевыступавшему товарищу.

— Щукина не причастна, — уже спокойней повторил Мерин, — а фантазии мои сходятся не на пятьдесят, а на девяносто девять процентов. Только фамилии у этих фантазий другие. Молину отравили её ближайшие подруги. Её «сёстры». Нестерова. Или Нежина.

Прошло время.

Затем Анатолий Борисович несвойственным ему дребезжащим шёпотом — подобной вкрадчивости от него никто не ожидал — поинтересовался:

— «И»? Или — «или»? А? «Или»? Или — «и»?

Некоторая напевность труссовского вопроса потонула в напряжённой тишине. Наконец Мерин сказал неуверенно:

— Или.

— Понятно. Теперь понятно: в одном строю держать не можно коня и трепетную лань. И всё же, рискуя нарушить хрупкую ткань осенения, спрошу: «Как тебе…»

— «Не… Ве…», Анатолий Борисович, «Не… Ве…» Нестерова Вера или Нежина Светлана.

Мерин выглядел опустошённым, кровь ещё не вернулась к его смертельно бледному лицу.

Настала очередь Ярослава.

— А разве имя Светлана начинается на букву…

Но и ему не суждено было довести мысль до логического конца.

— В школе её звали Ветой.

Наступившую тишину взорвал телефонный звонок — все трое подпрыгнули, как по команде. Первым пришёл в себя Трусс.

— Следователь Трусс слушает. Да, товарищ полковник. Нет ещё, все здесь. Да, вроде… — он помолчал, слушая начальника. — Когда? Понял. Есть — завтра в 8.00.

Аппарат коротко звякнул, обозначив окончание связи.

— Скорый. Завтра в восемь у него. В квартире своей бывшей жены Нины убит Виктор Щукин.

_____

Когда далеко за полночь Людмила Васильевна Яблонская услышала в прихожей долгожданный звонок, она поняла, что у внука большие неприятности.

Она молча открыла дверь, не ответив на традиционное «Привет» шмыгнула в свою комнату, и уже оттуда крикнула:

— Что поздно?

— Задержался.

— Я так и подумала. Всё горячее. Ужинай, пожалуйста. Я сплю.

Она легла на диван и стала прислушиваться.

Выпивать внук начал недавно, понемногу, но уж больно с какой-то подозрительной регулярностью: то день рождения, то праздник, то у кого-то кто-то родился, а то и просто за успех дела или за его благополучное окончание. Всякий раз по звонку в дверь Людмила Васильевна практически безошибочно определяла количество граммов, пришедшихся в этот вечер на каждого собутыльника.

Было несколько поздних приходов с длинными, «нахальными», как она их называла, звонками, когда казалось, что палец провалился в отверстие вместе с кнопкой и высвободить его оттуда удастся только с посторонней помощью. Это означало, что счёт шёл не на граммы, а на бутылки и количество их определялось числом участников застолья. В таких случаях Людмила Васильевна бесстрашно давала волю своему красноречию, которое сходило на нет только с мерным посапыванием внука.

Были приходы с робкими, застенчивыми, как бы извиняющимися звоночками — значит «взято» всего по «166 и 6 в периоде» граммов на брата, то бишь бутылка на троих. Причём всякий раз это старательно скрывалось, дабы у неё не возникало даже мысли из-за этакой малости проводить воспитательные беседы о необходимости трезвого образа жизни. И Людмила Васильевна «не замечала», помалкивала.

Бывали «признательные» звонки в дверь. Их, как правило, следовало несколько друг за другом. Три, а то и четыре подряд. Это, когда внук как бы не отрицал самого факта возлияния, но и не допускал возможности публичного обсуждения этой темы. Мол — да, выпил, не отрицаю. И что? Будем нюхать? И Людмила Васильевна знала точно: бутылок три, сидели впятером, пили поровну. Сегодня, похоже, случай был наихудший: по 333 и 3333… до бесконечности на каждого — то есть две на троих. Таким образом, вариантов дальнейшего поведения у неё оставалось не так много. Первое: принять снотворное и до утра расстаться с неприглядной действительностью. И второе: воспользовавшись шумом падающей посуды (каковой непременно последует), грозно явить себя в дверном проёме и, начав с неотъемлемого права каждого человека на отдых в ночное время, ненавязчиво перейти к опасным последствиям алкогольной зависимости, незаметно подстерегающей всех молодых людей. Людмила Васильевна по размышлении зрелом склонилась уже было ко второму варианту, как наиболее перспективному, (на кухне к тому времени уже что-то неоднократно падало), как вдруг раздалось неожиданное: