Читать книгу "Дозоры. От Ночного до Шестого - Владимир Васильев"

– Бросим тут, – сказал я. – Довольно нелепо будет с ними таскаться, правда?

– Хорошие лыжи, – вздохнула Надя. Но безропотно поставила их рядом с моими. – Так здорово было снова прокатиться…

– Сейчас закончится этот кризис – и поедем в горы, – сказал я. – Честное слово.

Надя мимолетно посмотрела на меня, кивнула. Но я видел, что она мне не верит. Я и сам себе не верил.

– Герр Городецкий? Юная фройляйн Городецкая?

К нам подошла пухленькая немолодая женщина в ярком бело-оранжевом комбинезоне.

– Да-да, конечно, – ответил я.

Мы видели ауры друг друга, и вопрос, конечно же, был риторическим. Женщина была ведьмой, Высшей Иной.

– Этта Сабина Вальдфогель, – протягивая руку, сказала ведьма. – Я много о вас наслышана, герр Городецкий.

Я отчаянно вспоминал.

– Фрау Вальдфогель… – Кивнув, я спросил: – Не ошибусь ли я, если предположу, что вы – автор «Наставления о путях и путниках»?

Во взгляде Этты Сабины появилось любопытство.

– Вы читали, герр Городецкий?

– Нет, – признался я. – Мне не удалось достать экземпляр.

– Оно довольно редкое, – небрежно сказала Вальдфогель. – И я не уверена, что могу выносить «Наставление» за пределы нашего круга… и что вам действительно пригодится эта весьма специальная литература… Но я могу дать вам «Краткую трасологию фрау Этты». Она более популярна и доступна…

– Я бы с удовольствием почитала, – сказала Надя.

– С удовольствием, милая, – проворковала Этта. – Ну, пойдемте, пойдемте же в тепло!

Вслед за Эттой мы вошли в холл отеля. Людей почти не было – только ведьмы. Даже на ресепшене ведьмы. Даже официантка, разносившая по холлу кувшинчики с горячим глювайном, была ведьмочкой, и не последнего ранга. В отличие от нашей сопровождающей они все носили личины молодых и красивых женщин.

– Как же мне приятно видеть Абсолютную, дитя! – приобнимая Надю за плечи, проворковала Этта. С мороза она стала совсем уж румяной, добродушной, обаятельной пожилой дамой.

Владелица пряничного домика, где гостили Гензель и Гретель, была, наверное, точно такой. А может быть, они с Эттой даже были знакомы и захаживали друг к другу на ужин.

– Спасибо, Бабушка, – мило потупившись, отозвалась Надя. – А уж как мне приятно, что такие мудрые женщины позвали меня, глупую и неразумную, приехать, ума-разума набраться…

Вальдфогель засмеялась.

– О, какой острый язычок! – Она потрепала Надю по щеке. – Да ты ведьма, девочка!

– Я не ведьма, – ответила Надя. – Вы ошиблись, Бабушка.

– Ведьма-ведьма! – бодро отозвалась Этта. – Все мы, настоящие волшебницы, ведьмы…

Надя повела плечом, сбрасывая руку Этты. Я с любопытством смотрел на дочь – она очень долго терпела. Вообще-то Надя с детства не любит таких вот телесных контактов с дружелюбными незнакомцами – погладить по головке, потрепать по щечке… Нет, ничего совсем уж дурного она в людях не подозревает. Просто не любит панибратства.

– Я не ведьма, Этта Сабина Вальдфогель, – произнесла Надя негромко. Но голос ее каким-то образом зазвенел, наполняя собой весь немаленький холл. Ведьмы застыли. – Я не ведьма, не оборотень, не вампир, не волшебница. Я нечто большее. Я – Абсолютная. Запомни это, Мать этих гор.

На миг Вальдфогель изменилась – словно по ней провели мокрой тряпкой, смывая магический грим. Вместо обаятельной пожилой тетушки с легкой полнотой рядом с нами оказалась древняя расплывшаяся старуха. Бусинки глаз тонули в покрытых красной сеточкой складках кожи. Полуоткрытый рот был абсолютно беззуб, и я совершенно не к месту вспомнил, что одним из традиционных ведьминых грехов в Средневековье считалось питье грудного молока. Помимо очевидного высасывания Силы, пожалуй, не меньшего, чем получают вампиры, у таких действий могла быть и еще одна причина…

Потом видимость восстановилась. Рядом с нами опять была милая немолодая женщина.

– Всего лишь голосом, – сказала Вальдфогель с восхищением. – Я тридцать лет не снимала этот облик, я уже сама подзабыла, как это делается… Я восхищена, девочка. Ну, пойдемте же, пойдемте!

Шум в холле возобновился. Ведьмы сновали туда-сюда, кто-то, входя, садился у бара прямо в лыжных костюмах и ботинках, попивая горячее вино, кто-то уходил в номера. Умеют же ведьмы устраивать свои шабаши!

– Все занято, все-все собрались, – бормотала Вальдфогель, ведя нас к лифту. – Уж не обессудьте, я вам простой номер забронировала, ну так вам же не ночевать, только в порядок себя привести… Прокатились хорошо? Как снежок?

– Спасибо, получили огромное удовольствие, – ответил я.

– Вот и славно, вот и славно… Вы чаще приезжайте к нам кататься, тут хорошее место, а гору я попросила, она вас запомнила – не разобьетесь, не сломаетесь, если уж совсем глупить не станете, конечно…

Что в ее словах было ведьмовской похвальбой, на которую все они мастерицы, а что правдой? Могла ли ведьма «попросить гору»? А если да – то что имеется в виду? Я не стал расспрашивать.

Мы поднялись на лифте. Вальдфогель открыла дверь ближайшего к лифту номера (я как-то опытным путем установил, что это, как правило, самые маленькие и неказистые номера, которые получают одинокие непритязательные коммивояжеры и курящие путешественники с внешностью алкоголиков, которые с большой вероятностью будут среди ночи ломиться на улицу). Но нам действительно тут не ночевать.

В номере было тесно, но чисто и аккуратно. На кровати, слишком широкой для односпальной и слишком узкой для двуспальной, лежали великолепный мужской костюм из темно-синей шерсти, белая сорочка, галстук, носки, трусы и модельные туфли.

Рядом лежало длинное черное платье, к моему удивлению, выглядящее слегка поношенным, черные колготки, черные трусики с черным лифчиком и черные туфли.

Надя возмущенно повернулась к ведьме.

– Простите, фройляйн, – невозмутимо сказала та. – Я не хотела вас смутить. Но вы все-таки с отцом, а не с молодым человеком, и вряд ли вашего отца так шокирует вид ваших трусиков.

Надя вспыхнула, сгребла одежду и исчезла за дверью ванной комнаты.

– Ах, дети… – вздохнула Вальдфогель. – Но я ничего не могу поделать. Девушка, впервые посещающая шабаш, обязана одеться в классическом стиле. Все черное. Некоторые полагают, что белье может быть белым, но я считаю это недопустимой вольностью. Вначале начинают сморкаться в бумажные салфетки, потом не бреют волосы под мышками, заканчивают белым бельем под черное платье – и вот, полюбуйтесь, рушатся государства, падают нравы, сирот отдают на воспитание содомитам, а в церквах устраивают выставки.

– Какая вы неполиткорректная, фрау, – сказал я, стягивая тяжелые ботинки и начиная расстегивать комбинезон.

– Да, я такая, – вздохнула ведьма. – Киндер, Кюхе, Кирхе – как говорят в Германии. Здоровое общество начинается со здоровой семьи и хорошего вкуса! Вам помочь, герр Антон?