Читать книгу "Итальянский роман - Андрей Смирнов"

Третье свидание

Трудности перевода

– Куда вы направляетесь?

– В горы.

Белокурая бестия в бронежилете с надписью Polizei отрывается от изучения паспорта и окидывает взглядом мои бороду, наголо бритую голову, рюкзак и штаны цвета хаки. Поправляет кобуру. По выражению его лица понимаю – надо готовиться к худшему.

Хорошо, не спорю, что выгляжу подозрительно. Но это ж ещё не повод присылать группу захвата прямо сюда, в самолёт.

В моей благонадёжности их почему-то убеждает распечатка с подтверждением бронирования гостиницы. Несколько неожиданно, с учётом того, что бронь лишь на одну ночь, а я сам только что сознался: еду, мол, на две недели.

Диалог повторяется и на нормальном пограничном контроле. Нет, я ничего не собираюсь делать в Германии. Да, в Италию. Да, потом намереваюсь покинуть пределы Евросоюза. Честное пионерское. Магическая распечатка, к счастью, вновь делает своё дело. Выхожу из аэропорта, смотрю в бескрайнее небо Франкфурта. Небо свинцово-серое и из него идёт дождь. Начинаю подозревать, что мне здесь не рады. Отбрасываю идею ехать на экскурсию в город и бреду отсиживать свои восемь с половиной часов до пересадки.

Отсидка даётся тяжело. Аэропорт здешний огромный, унылый и неуютный. И вокруг немцы.

С облегчением слышу итальянскую речь. Это начинают подтягиваться соседи по рейсу в Болонью. Целая делегация, очевидно, возвращаются с какой-то конференции. То ли бизнесмены, то ли официанты. За всё время знакомства с Италией я так и не научился по внешнему виду отличать представителей этих профессиональных групп друг от друга. Ну, разве что, одни держатся чуть более солидно. Ибо на их плечах лежит груз забот о том единственном предмете, которой только и способен сделать итальянскую нацию счастливой, процветающей и довольной жизнью. О еде.

Бизнесмено-официанты мои, видать, летают часто, потому в момент, когда самолёт касается полосы, в салоне царит тишина. Насторожённые взгляды по сторонам: не начнёт ли кто-нибудь хлопать в ладоши? Итальянцы, точно так же, как и русские, свято уверены, что принадлежат к единственному в мире народу, аплодирующему пилотам при посадке. И точно так же, насмотревшись на сдержанных североевропейцев, национальной особенности этой немного стыдятся.

Пробираюсь через шумную толпу встречающих, выхожу на улицу, с наслаждением вдыхаю жаркий вечерний воздух, наполненный запахом зелени, выхлопных газов и сигаретного дыма. Конечно же, я предвзят. Вряд ли итальянские аэропорты чем-либо отличаются от всех остальных воздушных терминалов мира. И всё же она есть, эта несуществующая разница. Вот, послушайте:

Если бы вы знали, с какою радостью я бросил Швейцарию и полетел в мою душеньку, в мою красавицу Италию! Она моя! Никто в мире её не отнимет у меня. Я родился здесь. Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр, – всё это мне снилось. Я проснулся опять на родине… …Она заменила мне всё. Я весел. Душа моя светла. 5

Мне нечего к этому добавить. Да и кто я такой, чтобы соревноваться в мастерстве слога с автором «Мёртвых душ»?..

Свет в душе не может омрачить даже то, что хвалёная «Люфтганза» опоздала, и запланированный автобус в Модену уехал без меня. Собственно, в Модене мне делать нечего, но спасительная гостиничная бронь велит держать путь именно туда. Там расположен самый дешёвый хостел на сто вёрст окрест.

Итак, план Б: поезд. Со времён моего прошлогоднего визита центральный вокзал Болоньи постигли шокирующие перемены. «Бургер Кинг» одержал победу над «Макдональдсом» и нагло расположился на его месте. Если об этом когда-нибудь прознает тамошнее официантское лобби, то меня в Италию, скорее всего, больше не пустят. Но скрывать уже не имеет смысла: да, я тайно посещаю итальянские «Макдональдсы». Поскольку к вкусовым качествам еды, увы, равнодушен, а там, где много туристов, – это самый быстрый и дешёвый способ поесть.

До места назначения добираюсь уже после захода солнца. Модена в момент первого знакомства выглядит так: по чёрным-чёрным улицам чёрного-чёрного города бродят чёрные-чёрные люди. Люди эти не говорят ни по-итальянски, ни по-английски, посему найти путь к хостелу оказывается задачей не самой тривиальной. В принципе, привокзальные районы всех итальянских городов в тёмное время суток не отличаются жизнерадостностью, но здесь как-то особенно мрачно.

Хостел по совместительству работает студенческим общежитием. Им же он и выглядит. И это не комплимент. Единственный сокамерник уже спит и благоухает носками. Что ж, вызов принят. Io sono russo – по-итальянски означает «я русский». Io russo – «я храплю». Дабы не путаться в грамматике, приходится, на беду соседа, совмещать в себе оба качества.

Сон одиннадцатый. Самый дорогой в мире труп

Он появился на свет в день великой снежной бури. Земля промёрзла насквозь. Ветви отламывались от деревьев с хрустальным звоном. А чтобы получить свидетельство о рождении, акушерке пришлось два дня напролёт прокапываться через сугробы. Акушерке, поскольку папаша ребёнка предпочёл временно сбежать от холода в более комфортную местность, наказав домочадцам поздравить его с рождением наследника телеграммой.

Честно говоря, есть некоторое подозрение, что биографы слегка преувеличивают тяжесть погодной аномалии. Дело происходило хоть и в феврале 1898 года, но в Модене, где даже зимой температура редко опускается ниже нуля. Впрочем, главный герой этой истории ещё при жизни превратил своё имя в общемировую легенду таких масштабов, что небольшие драматические преувеличения его биографии не повредят.

Назвали мальчика Энцо Ансельмо. Фамилию же дали то ли в честь отца, то ли в честь улицы, на которой проживало семейство – via Ferrari.

Отец Энцо, благополучно вернувшийся из отпуска, работал столяром и мечтал сына выучить, в люди вывести. Но мальчуган тяги к наукам не испытывал и все полученные от папы сольди спускал не на буквари, а на спортивные журнальчики. А однажды сам умудрился опубликовать репортаж о футбольном матче. Папу это расстраивало настолько, что в 1916 году он от огорчения даже умер. Умер и старший брат Энцо, для разнообразия – от австрийской пули, поскольку как раз началась Первая мировая война. В общем, все умерли. Остался один Энцо.

Он попытался поддержать добрую семейную традицию, тоже пошёл на фронт, подхватил там тяжелейший плеврит и оказался в палате для умирающих. Но доктора помешали его хитрому плану. И пришлось излеченному горемыке плестись в Турин, устраиваться рабочим на завод FIAT. Критически осмотрев юношу, фиатовцы вынесли безапелляционный вердикт: «Но ведь он же совершенно не умеет делать автомобили!» И выставили его за дверь.

Вот так и получилось, что зимой 1918 года шёл по улице Феррари, посинел и весь продрог. Шёл он на вокзал, чтобы уехать домой в Модену, одинокий и никому не нужный. Горькие слезы стояли в его глазах. Как вдруг сквозь слёзную пелену явилось ему окружённое тёплым и ласковым нимбом мимолётное виденье, гений чистой красоты.