Читать книгу "Сколько стоит корона - Катерина Коновалова"

— Как твое имя, напомни? — спросил он.

— Рексон, милорд. Тео Рексон, — воин снял шлем, открывая потное красное лицо с внушительными усами.

— Хорошая работа, — Дойл снял перчатку, глянул на собственную руку и досадливо поморщился — это был редкий случай, когда перстень с хорошим камнем не помешал бы. Но его не было, поэтому он отстегнул от пояса драгоценные ножны с небольшим кинжалом с золотой рукоятью — подарком Эйриха — и протянул Рексону.

— Милорд…

— Бери.

Рыцарь осмотрел кинжал, попробовал сталь и прикрепил к своему поясу, низко, насколько это было возможно в седле, поклонился.

— Проверьте северную часть города и возвращайтесь, — сказал Дойл, снова надевая перчатку. — И дайте людям отдохнуть. Вы мне будете нужны к десяти часам утра.

— Слушаюсь, милорд, — Рексон снова поклонился и отъехал к своему отряду, а Дойл запрокинул голову вверх. Небо было еще темным, до рассвета несколько часов. Будить Эйриха смысла не было. Нужно было возвращаться к себе, привести себя в порядок, проверить, насколько сильно досталось и без того увечной руке, и подготовить к утру доклад о произошедшем. И, если удастся, к этому времени поговорить с зачинщиками погрома.

Дойл собрался именно так и поступить, но в тот момент, когда разворачивал коня к замку, вдруг понял, что у него есть еще одно дело — нужно было проверить, не пострадал ли дом леди Харроу.

Глава 29

Разумеется, улица возле дома леди Харроу была пустынной, спокойной и темной — ее не коснулся шум погромов, и пламя пожара не опалило ее своим дыханием. Все вокруг спало безмятежным сном. Дойл придержал коня и, вопреки всем понуканиям рассудка, требовавшего вернуться в замок, спешился. Набросил уздечку на коновязь и замер в десяти шагах от двери дома, вслушиваясь в его тишину. Леди Харроу сейчас наверняка спит в своей постели, в комнате в глубине дома. Эта мысль обожгла Дойла так сильно, что он немедленно постарался избавиться от нее, но все-таки образ тонкого профиля леди Харроу, едва различимого на фоне белых подушек, еще почти минуту преследовал его, пока не исчез, испуганный внезапным шорохом. Дойл насторожился и коснулся пальцами рукояти меча.

Шорох повторился, и вскоре Дойл сумел различить негромкий звук легких шагов. Он резко обернулся — и встретился взглядом с идущей к своему дому леди Харроу. Ярость — жаркая, эйрихова — взметнулась в его груди мгновенно. Первым предположением было глупое, лишенное всякой логики, но оттого еще более болезненное: возвращается от любовника. Но рассудок укротил неожиданно взыгравшую ревность. Леди Харроу — вдова, живущая одна в доме с несколькими слугами. Пожелай она назначить мужчине встречу, она не станет покидать своего дома, а просто откроет ему дверь. Вторая мысль была более здоровой, но очень неприятной. Честная женщина не станет гулять ночью одна, на такую прогулку ее может толкнуть либо распутство, либо ведьмовство. Но прежде, чем он успел осознать это подозрение, ему на смену пришла уверенность: леди Харроу не колдовала и не встречалась с мужчиной, она была там, где ей запрещено бывать — в доках.

Эта уверенность еще больше укрепилась, когда леди Харроу подошла ближе и узнала его, тихо вскрикнула, заозиралась, кажется, думая, куда бежать.

— Ночь — скверное время для прогулки, леди Харроу, — произнес он спокойно. — А Шеан — скверное место.

— Что вы здесь делаете, милорд? — спросила она, очевидно, поняв, что скрыться не успеет.

— Я проезжал мимо, — ответил Дойл, но тут же понял, насколько глупо прозвучали его слова: он стоял на земле, а конь был привязан на другой стороне улицы. Леди Харроу тоже это поняла — тонкая бровь взлетела вверх.

— В такое время?

— Мне не требуется защита, в отличие от вас, — Дойл скрестил руки на груди и постарался выпрямить спину настолько, насколько это было возможно, но левая лопатка мгновенно отозвалась болью, и он опустил руки. — Мне не нужно долго гадать, чтобы понять, где вы были, леди.

На ее лице мелькнул явственный страх, послуживший лучшим доказательством.

— Я запретил вам бывать в доках! — вопреки своему желанию он почти выкрикнул эти слова, а правая рука непроизвольно сжалась в кулак. Леди Харроу опустила глаза, но ответила твердо:

— Милорд, я уже спрашивала и спрошу вас вновь: по какому праву вы отдаете подобные запреты? Моя жизнь принадлежит только мне, и вы…

В прошлый раз Дойл не ответил на этот вопрос, потому что вокруг было слишком много посторонних. Сейчас он получил возможность сделать это — но на язык шли только резкие, злобные, жесткие отговорки, больше похожие на презрительные приказы. Он удержал их, но так и не сумел выдавить из себя правдивое: «Потому что я не хочу вашей смерти». Или еще более правдивое: «Потому что, если вы погибнете, мне будет слишком больно». Вместо этого сказал отстраненно:

— Идите в дом. Шеан сегодня неспокоен. И будьте благоразумны, иначе я пожалею, что не вывез вас из города, — он развернулся и собрался забрать коня, как его остановил тихий вопрос леди Харроу:

— Милорд Дойл, что у вас с лицом?

Он поднял руку, провел по лицу ладонью, но кроме до сих пор не зажившей ссадины ничего не нашел — разве что кожа пощипывала, возможно, пара-тройка искр оставила на ней свои укусы. Поняв его удивление, она пояснила еще тише:

— Как будто у вас опалены брови… И на лице сажа.

Он обернулся, невольно чувствуя, как краска стыда приливает к щекам и радуясь, что в темноте румянец не слишком заметен.

— Сегодня была неспокойная ночь, — сказал он, удерживаясь от желания начать пальцами стирать неведомые следы, размазывая сажу еще больше.

Леди Харроу вопросительно наклонила голову, но потом, кажется, что-то поняла, чуть приоткрыла рот, закрыла, раздумывая о чем-то, и вдруг спросила:

— Выпьете вина?

— Простите?

— Я предложила вам вина. И… — она прикусила губу, — у меня есть травы, которые помогут легко восстановить брови.

Дойл взглянул на темное небо. До рассвета оставалось еще не меньше трех часов, а значит, ему пока некуда было спешить. И провести хотя бы час в обществе леди Харроу, в ее прохладной гостиной, наполненной неведомым ароматом, пить вино, налитое ее руками — было слишком желанно.

— Благодарю, леди Харроу, — он поклонился и вслед за ней вошел в дом.

Звякнул колокольчик, и тут же из темноты коридора вышел слуга с зажженной свечой.

— Леди, какое счастье, что… — начал он, но осекся, увидев Дойла.

— Джарви, зажги свечи в гостиной, подай вина и мяса и принеси мой сундучок с травами.

— Слушаюсь, леди, — старик Джарви поклонился и первым прошел в гостиную, от своей свечи запалил другие в гостиной, пошуровал в камине кочергой, заставляя угли разгореться. Леди Харроу, не дожидаясь помощи, которую слуга не успел, а Дойл не посмел оказать, сбросила черный плащ с меховой оторочкой, оставаясь в своем обычном глухом темном платье.