Читать книгу "Песнь теней - С. Джей-Джонс"

Затем я выглянула и посмотрела на долину.

– О, – у меня перехватило дыхание.

– Чудесный вид, не правда ли? – За своей спиной я услышала в ее голосе гордость.

– Да, – сказала я. С настолько высокой точки я смогла увидеть и горы, и сверкающую серебристую ленту, прорезавшую дно долины. – Что это за река?

– Река Сновин, – сказала графиня. – Боюсь, представители рода Прохазка не страдали богатым воображением.

Я напряглась, пытаясь рассмотреть, что там дальше, за Сновин-холлом и за горами. Я заметила сияние чего-то яркого, сине-зеленого, заколдованного зеркального озера, на которое я наткнулась, когда впервые услышала о родословной графини. – А что это… что это за озеро? – спросила я.

– Вы его видите? – как будто удивленно спросила она.

Я кивнула.

– Озеро Сновин, – сказала она. – Я уже говорила вам, что предки Отто не обладали богатым воображением. – Заметив выражение моего лица, она рассмеялась. – Но мы с Аделаидой всегда называли его озером Лорелеи, – продолжила она, и ее голос смягчился. Ее дочь.

– Озеро Лорелеи? – Я вспомнила ощущение повисшего над водой волшебства и окно в другой мир, который я разглядела в его отражении.

– Да, – сказала она. – Семейная легенда с гордостью повествует о том, что они ведут свое происхождение от Лорелеи, которую нашли купающейся в этом самом озере. На их гербе изображена Мелюзина.

– Вода в нем всегда такого цвета? – спросила я.

– О, да, – ответила графиня. – И всегда теплая. Вулканическая активность, как мне говорили, но нам с Аделаидой хотелось верить, что все дело в волшебстве. Она верила в то, что это – ворота в Подземный мир. – Что-то внутри графини как будто резко захлопнулось, как капкан на мышиной шее. – Слезайте, дитя, – коротко сказала она. – Мне тяжело вас держать.

Я спрыгнула со своего насеста у окна, подала руку графине, и мы стали спускаться обратно по лестнице.

– Надеюсь, ваш брат присоединится к нам за ужином сегодня вечером, – произнесла она каким-то странным тоном, когда мы вышли через другую дверь и оказались в широком, похожем на пещеру помещении. – Возможно, мы узнаем его лучше, когда вы оба здесь обоснуетесь.

Внезапная смена темы разговора настолько ошеломила меня, что я не нашлась с ответом.

– Где мы? – спросила я, указывая на каменную комнату, через которую мы проходили.

– Склеп, – сказала графиня. – Большинство братьев похоронены на кладбище у основания горы, но их имена высечены здесь, чтобы о них помнили еще долго после того, как сгниют их останки.

Я провела пальцами по высеченным в камне буквам. Мне вспомнился день, когда мы хоронили папу, его надгробье из известняка рядом с маленькими деревянными крестами его братьев и сестер – моих дядь и теть, большинство из которых умерли, даже не успев глотнуть воздуха. Со временем эти кресты сгниют и исчезнут с лица земли, не оставив ничего кроме имен в деревенском реестре. Но даже тогда чернила поблекнут, а бумага рассыплется в пыль. Все, что остается после ухода человека, – это его наследие, которое будет жить на земле, пока тебя любят или ненавидят. Бессмертие – это память.

Эвцен, Филип, Андрей, Виктор, Иоганн, Ганс, Махье.

Я задержалась на последнем имени, с удивлением ощутив, как во мне что-то отозвалось. Это были имена монахов, умерших и давно ушедших и точно мне не знакомых, однако от имени Махье у меня внутри прозвенел звоночек, как будто я слышала это имя, как будто кто-то прошептал мне его во сне.

Его звали брат Махье.

Я замерла. Голос Короля гоблинов вернулся ко мне, наши признания друг другу в ту последнюю ночь в часовне. Я спросила у него, кто научил его играть на скрипке.

Его звали брат Махье.

Затем я поняла, почему все это мне очень знакомо. Почему меня не покидало чувство, будто я когда-то уже видела это место. Потому что я видела этот монастырь прежде. В зеркале. В Подземном мире.

Над кроватью Короля гоблинов.

Горожане называли мальчика Vlček, или «волчонок». У него было вытянутое волчье лицо, грива белых волос и гортанное рычание загнанного в угол зверя. Возраст волчонка было трудно определить: он был маленьким, ростом не выше младшей дочери булочника, Каролины, которой исполнилось три года. Священник считал, что мальчик может быть старше, потому что он был проворным и гибким, как кошка, а также коварным и хитрым.

Прошло много времени, прежде чем кто-либо сумел подобраться к нему поближе, чтобы искупать его и залечить его раны. Длинный порез шел по его груди через сердце, воспаленный и инфицированный. Священник боялся, что разрез начнет гнить, но никто не мог подойти к мальчугану, не рискуя остаться без пары пальцев рук или ног. У самого священника на руке была повязка и компресс в том месте, где Vlček вырвал зубами большой кусок плоти.

Только у Махье, оставшегося сиротой после Великой Зимы несколько лет назад и также находившегося под опекой церкви, получилось приручить волчонка.

Верный Махье – так звали его жители. Это был добрый и покладистый юноша, любитель все выращивать и почитатель природы. «Его коснулся Бог, – объявил священник. – Махье уговорит даже цветы, чтобы они расцвели в снегу». Действуя, как пастух с непокорным стадом, юноша понемногу приручал ребенка и, наконец, выманил мальчика из волка. Он научил его основам того, что значит быть человеком, научил держаться прямо и содержать себя в чистоте, научил манерам и научил одеваться. Процесс был длительным и медленным. Наконец, Vlček стал пользоваться пальцами, а не когтями, облачаться в хлопок вместо меха и есть приготовленную пищу вместо сырой. Когда настало время его крестить, он не сопротивлялся и не помешал окунуть свою голову в купель. Священник нарек его Каспаром, его занесли в церковный реестр с пометкой «Отдан нам Господом и принят из дикого леса».

Приручение прошло благополучно во всех сферах, кроме одной.

Vlček не умел говорить и не отзывался на свое имя.

Дело было не в том, что мальчику не хватало сообразительности. Он был быстрым и умным, отгадывал загадки и решал головоломки, которые давал ему священник, исполнял приказы и послушно прибирал крошечную келью в церкви, которую ему предоставили. Поскольку он был подходящего возраста, его отдали обучаться чтению и письму в местной школе, и он успешно выучил все буквы наряду с другими детишками.

Мальчик не был глухонемым. Когда его отпускали прогуляться по городку или по опушке ближайшего леса, местные жители подслушивали, как он шепотом беседует с деревьями и лесными тварями. Это был язык, который напоминал забавную болтовню и бормотание младенцев и который понимали только невинные, сумасшедшие и Махье. «О чем он с ними шепчется?» – удивлялись горожане. Это было похоже на таинственные заклинания.

«Отец, отец, – умоляли они священника. – С ребенком что-то не так».