Читать книгу "Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне - Жан-Кристиан Птифис"

Этот любопытный рассказ об изгнании бесов[47] присутствует во всех трех синоптических Евангелиях, но с несколькими различиями. Матфей говорит о двух одержимых. Но в его Евангелии определенно есть ошибка, поскольку исцеление, по его мнению, произошло в стране Гадаринской, название которой происходит от другого города Десятиградья, Гад ары. Гад ара — это укрепленная крепость в 9 км от Генисаретского озера. Поселок Гераса на восточном берегу озера больше подходит под описание места, где случилось чудо. Сейчас это место называют Эль-Курси. Там обнаружены развалины пристани и мола римской эпохи. Маленькая часовня на половине высоты каменистого склона, перед пещерой, должно быть, возведена в память о встрече Иисуса и бесноватого. Именно с этого места или, возможно, с отвесного утеса, который возвышается над озером на несколько сотен метров южнее, свиньи могли броситься в воду. Эти животные в стране иудеев считались нечистыми с тех пор, как иудеи победили хананеев, первых жителей этой страны, которые использовали свиней для религиозных жертвоприношений. Но здесь, в краю язычников, во многом усвоивших эллинистическую культуру, свиньи встречались в изобилии.

Марк сообщает в своем Евангелии, что Иисус совершил в Десятиградье еще одно чудо: исцелил глухого косноязычного. Он отвел больного в сторону. Затем вложил ему в уши пальцы и, плюнув, коснулся его языка. Потом Иисус поднял глаза к небу и произнес: «Еффафа!», то есть «Отверзнись!». Тотчас же уши у больного отверзлись, и он стал говорить чисто. Иисус повелел ему никому не рассказывать о чуде, но, несмотря на запрет, молва об исцелении распространилась.

Иисус в Финикии

Куда направился Иисус, покинув жаркие солнечные долины возле Тивериадского моря? Возможно, в сирийские земли Тира и Сидона? Точно известно, что в какое-то время он и его ученики там побывали. Тогда они в первый раз оказались на побережье Средиземного моря. Тир, белый город на скале, окруженный грозными укреплениями, как будто всплывал из синих волн. Этот крупный и гордый финикийский город, основанный в 3-м тысячелетии до и. э., был одновременно портом, финансовым центром и перекрестком караванных путей. С IV в. до н. э. островной Тир, удаленный от берега на 600 м, был связан мощеной дорогой со своим «близнецом» на материке и имел на своей территории две хорошо защищенные гавани. Сияние Тира, разбогатевшего на торговле строительным лесом и судами, озаряло весь Ближний Восток; по уровню экономического развития он превосходил все ливанские земли. Хвойные леса Хермона, ливанские кедры, васанские дубы, хелбонские вина, шерсть из Цахара, пурпурные ткани, бирюза, рубины и кораллы обогатили изобретательных местных купцов. Не меньше торговцев славились и опытные тирские мореплаватели. «Торжище народов» — так сказал об этом городе еще Исаия. Побывавший под владычеством ассирийцев, вавилонян и персов, разрушенный сначала Навуходоносором, а потом Александром Великим, Тир каждый раз возрождался из пепла и продолжал создавать колонии по всему Средиземноморью: Китион на Кипре, Каратепе в Турции, Карфаген в Тунисе. Даже во времена Иисуса, когда могущество Тира осталось в прошлом, он продолжал процветать.

«Великий Сидон», очень древняя столица Южной Финикии, был немного менее заметным, чем Тир, и менее населенным. Он находился в 35 км северней. В то время это был действующий порт, находившийся в сфере влияния Тира. После смерти Александра Великого этот край оказался под властью Птолемеев, затем в руках антиохийских Селевкидов и в конце концов был присоединен римлянами к провинции Сирия. Итак, Иисус оказался в языческих землях, где деньги текли рекой и царил дух наживы, вдали от камней цвета охры, комьев земли и крыш из хвороста — привычного деревенского пейзажа долины Изреель или Генисарета. Здесь еще помнили жестокую царицу Иезавель, дочь царя Тира и Сидона, которая вышла замуж за правителя Северного Израильского царства Ахава и принесла в Израиль культ своих богов, Ваала и Ашеры. В Тире был храм и еще одного бога — Мелькарта (с ним отождествляли Геракла). В его честь каждые пять лет устраивались игры. Исаия предрекал этому возгордившемуся городу унижение, Иезекиль и Иеремия предсказывали, что Яхве уничтожит Тир. Но все это не мешало иудеям из соседнего племени азер селиться здесь и участвовать в суматохе финикийской жизни.

И снова Иисус изменил свою тактику. Он перестал проповедовать перед толпами, избегал споров. Он отправился на встречу с местными евреями — с общинами ближней диаспоры. И в Тире, и в Сидоне его знали. В свое время евреи из этих городов и с соседнего побережья мчались в Капернаум, чтобы послушать Иисуса и получить от него исцеление. Но на этот раз Иисус действовал тихо.

Он входил в чужие страны, но не чувствовал себя вполне готовым исполнять свою миссию в масштабах всего мира. Конечно, Иисус не испытывал никакой враждебности к неиудеям, чем отличался от большинства своих соотечественников: саддукеев, фарисеев и, особенно, ессеев. Иисус был открыт к «народам», полон любви и сострадания к тем, кто не исповедовал религию Моисея. Разве он не сказал, что нужно любить даже своих врагов? Но, выбирая апостолов, он показал, что для него главная задача — символическое восстановление Израиля.

В этом отношении показателен случай с сирофиникиянкой, о котором сообщают Матфей и Марк. Иисус не желал быть узнанным. Втайне он посетил один дом, где его охотно приняли. Некая женщина, слышавшая о нем, захотела непременно поговорить с ним. Она была гречанкой, сирофиникиянкой, то есть язычницей, поклоняющейся идолам. Женщина умоляла Иисуса изгнать из ее дочери беса, который завладел душой девушки и причинял той страдания. Это мучительная тревога за дочь сделала мать такой дерзкой. «Помилуй меня, Господи, сын Давидов!» — обратилась женщина к Иисусу. Тот ей ничего не ответил. Ученики подошли к Иисусу и вступились за эту женщину, которая так демонстративно обратилась к нему. Она непрерывно беспокоит их. Пусть он исполнит ее просьбу, лишь бы отстала! Тот ответил: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева». Но женщина не сдавалась. Она упорствовала, настаивала; она бросилась к ногам Иисуса: «Господи! помоги мне». Иисус отказывался: «Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам». Женщина с мольбой возразила: «Так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их». Охваченный жалостью и растроганный полными веры мольбами этой хананеянки, Иисус воскликнул: «О, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему». И ее дочь тотчас исцелилась.

Этот рассказ может прозвучать обидно для христиан. Он напоминает им о том, что часто забывают: «Спасение [приходит] от Иудеев», как Иисус сказал когда-то самаритянке, и подтверждает, что Иисус пришел только для погибших овец Израиля. Его задача только в этом. Разве Иисус не запретил своим ученикам идти к язычникам? Нет, он не ученый философ, который разрушает границы между народами и оковы культурных традиций, обращая свою речь «к городу и к миру» в универсалистском понимании. Он не Платон и не Аристотель. Свои его не услышали. Как же он тогда мог вести себя здесь? Иисус отказался повторять в языческих землях те чудеса, которые он уж явил в Иудее и Галилее. Он пожелал остаться верным своему призванию.