Читать книгу "Демографическая история Европы - Массимо Ливи Баччи"

До 1910 г. изменения рождаемости и смертности мало отражались на возрастной структуре населения континента: в Великобритании, Германии, Франции и Италии вместе взятых доля детей до 15 лет составляла около 32 % в 1870–1910 гг., а доля населения свыше 60 лет не превышала 9 %. С 1910 г. начинается двойной процесс уменьшения удельного веса молодых и увеличения доли стариков: в четырех названных странах удельный вес первых снижается до 24 % в 1950 г. и до 17 % в 2000 г.; доля вторых возрастает до 14 % в 1950 г. и до 20 % в 2000 г. Средний возраст населения, равный 29 годам в 1910 г., возрастает до 39 лет в 2000 г., и вряд ли процесс старения населения на этом остановится.

Хотя возраст чаще всего является показателем цикла отдельной человеческой жизни, скупые цифры, приведенные выше, говорят о далеко идущих переменах в отношениях между поколениями и возрастами, в составе семьи, в распределении ролей и функций. У нас еще будет случай вновь коснуться этой темы.

Последний аспект нашего предварительного разговора касается изменений в правилах, обусловливающих воспроизводство, которые традиционно были связаны с функцией брака как «места» воспроизводства, с его стабильностью, последовательностью отрыва от первоначальной семьи, создания новой семьи и занятия относительно фиксированной экономической и социальной «ниши». Не потребуется много слов, чтобы показать, как эта прежде монолитная система расшатывается, а в некоторых случаях и трещит по швам в последние десятилетия. Демографические показатели здесь достаточно ясны: увеличение числа внебрачных сожительств; увеличение числа разводов; увеличение числа неполных семей; расхождение между достижением экономической самостоятельности и началом репродуктивного цикла. Я не стану рисовать картину этих изменений, ибо она очень различается в разных странах и повсеместно эволюционирует. Кроме того, это свело бы разговор на микроуровни, к которым я решил не обращаться, пусть даже за счет обеднения повествования. Но данное изменение «правил» следует иметь в виду при оценке масштабов кризиса воспроизводства, наступившего в конце XX в.

Политика

XX век приносит с собой новое явление: правительства и государства пытаются повлиять на демографические тенденции — зарождается подлинная демографическая политика. По правде говоря, сам принцип не нов: в XVII и в XVIII вв. была особенно распространена меркантилистская идея о том, что «gobernar es poblar»[34], и проводились некоторые меры, направленные на поддержку многодетных семей и стимулирование брака. Но подлинная демографическая политика прошлых веков состояла в том, чтобы перемещать население с места на место, имея в виду колонизацию, заселение новых территорий или укрепление границ. Мы уже упоминали об этих попытках, частью удавшихся, частью завершившихся провалом. Но только в XX столетии зарождается и набирает силу идея, что общество может вмешиваться в поток демографических событий и модифицировать его путем убеждения либо поощрения одних видов поведения и порицания или запрещения других. Этого не случилось бы, если бы в начале нашего века не обнаружилось со всей очевидностью, что пары контролируют рождаемость, а значит, планируют их, и что продолжительность жизни увеличилась в связи с очевидными успехами здравоохранения. Ход демографических событий уже не зависит только от милостей природы, от этих слабо поддающихся влиянию сдерживающих сил, о которых столько было сказано, а может быть направлен в определенное русло. Кроме того, вырисовывается такой тревожный феномен, как падение рождаемости, рассматриваемый не как неизбежный результат демографического перехода, а как ослабление общественных связей.

Однако прежде, чем мы будем говорить о «политике», следует упомянуть о жестоком уроне, какой конфликты великих держав нанесли европейскому населению, как в виде прямых потерь, так и вследствие насильственных переселений, проходивших после пересмотра границ. Это — тоже последствия «политики», глубоко затронувшие демографическую историю XX века. Подсчитано, что в европейских странах, участвовавших в Первой мировой войне, за пять лет войны было мобилизовано 58 млн чел., то есть, грубо говоря, половина активного мужского населения, а убитых и пропавших без вести насчитывается около 9 млн чел., что составляет 15,5 % всех мобилизованных. Но к прямым военным потерям следует прибавить потери среди гражданских лиц, а также косвенные потери, вызванные новым повышением смертности от инфекционных болезней, например потери в 1918–1919 гг. от крупномасштабной пандемии инфлюэнцы, которая, вследствие лишений, вызванных войной, распространилась на обширных территориях и унесла более 2 млн жизней. Кроме того, полученные раны и увечья, перенесенные лишения и страдания еще долго воздействовали на поколения, в чью жизнь так или иначе вторгалась война. Массовая мобилизация имела такие прямые последствия, как отложенные браки или распад пар и, что само собой разумеется, заметное снижение рождаемости в военные годы. Были сделаны попытки оценить «несостоявшийся прирост» народонаселений некоторых стран, подсчитывая избыток смертей и дефицит рождений, но эти подсчеты остаются очень приблизительными — еще и потому, что в 1919–1921 гг. значительно повысилась рождаемость, а точность оценок сильно страдает от произвольности некоторых гипотез. Тем не менее, следуя такой методике, можно счесть, что для Европы — за исключением России — прямые и косвенные потери, вызванные Первой мировой, составляют 22 млн чел., то есть 7 % населения, имевшегося в 1914 г. По России данные еще более приблизительные, к тому же последствия войны трудно отделить от потерь, причиненных революцией; Лоример считает, что, если не принимать в расчет эмиграцию, война и революция стоили стране 10 млн несостоявшихся рождений и 16 млн избыточных смертей, как на фронтах, так и среди гражданского населения. Вторая мировая война причинила потери того же порядка, что и первая, и приблизительность оценок, превышающих 20 млн чел., ничуть не меньшая еще и потому, что сильно возросла доля потерь среди гражданского населения. Ощутимый дефицит рождений в период 1939–1945 гг. был все же значительно меньшим, чем в период 1914–1918 гг. Сразу после войны возрастная структура наиболее пострадавших народонаселений — Германии, Польши, Советского Союза — несла на себе трагическую печать обоих конфликтов: малочисленными оказались поколения, рожденные в военное время, а поколение 1914–1918 гг. понесло потери еще и во время второго конфликта; ненормально обескровленными оказались классы возрастов, попавших под мобилизацию в обеих войнах (рожденные в последнее десятилетие XIX в. и между 1915 и 1925 гг.); обнаружилось и нарушение равновесия между полами.

Результаты обеих войн, особенно первой, следует оценивать не только по их влиянию на рост, структуру и распределение населения, но и в свете сложившегося убеждения в том, что Европа стремительно движется к демографическому оскудению, последствий которого давно опасались некоторые страны. Интересно проследить, как популярность доктрин Мальтуса, отражающих страх перед последствиями неконтролируемого роста, чередуется с противоположными опасениями, вызванными демографическим спадом. Страх перед «излишком» сменяется страхом перед «недостатком». Первые явные признаки этого обнаруживаются во Франции, где спад рождаемости был заметен уже в первой половине XIX в. После поражения в войне с Пруссией в 1870 г. растет и становится особенно драматичной озабоченность падением жизнеспособности Франции: с одной стороны — объединяющаяся Германия, могущественная, густонаселенная, со значительными темпами прироста; с другой — побежденная Франция с ее небольшим приростом; чаша весов стремительно склонялась в пользу восточного берега Рейна. Тревога по поводу демографической слабости или даже упадка Франции не спадает, и в начале XX века начинаются разговоры о конкретных мерах по повышению рождаемости. Доктрина о негативном влиянии демографического спада, с необходимыми поправками и добавлениями дожившая до наших дней, рассматривает военные, политико-дипломатические, культурные и экономические последствия демографического кризиса или застоя; выделим ее основные пункты. С военной точки зрения — когда войны преимущественно основывались на человеческом факторе — демографическая слабость по сравнению с другими нациями (англосаксонской, немецкой или славянской) выражается в отказе от экспансии, в поисках безопасности посредством заключения союзов, в опасениях спровоцировать другие державы (в первую очередь, Германию) напасть на Францию. Демографическое ослабление означает также сокращение колониальной экспансии, неспособность заселить новые территории и распространить французский язык и культуру. Все это не могло не сказаться отрицательно на политической роли Франции. Низкая рождаемость во Франции и высокая рождаемость в других странах притягивает иммиграцию, а это в свою очередь ослабляет французскую культуру и, так как иммигранты селятся в приграничных областях, подрывает ее безопасность. Наконец, демографическая слабость угнетает и экономическую систему, отражаясь на рынке рабочей силы, способности производства и накопления материальных благ, а также на духе предпринимательства.