Читать книгу "Фуэте на Бурсацком спуске - Ирина Потанина"

— Подождите! Это я юбиляр! Мошенник украл мой подарок! — закричал оказавшийся не таким уж и скромным юбиляр из глубины зала.

Морской с Колей, на ходу разламывая макет и извлекая из него папку, со всех ног бежали по коридору к центральному входу. При виде них, не совсем понимая, что кричат бегущие следом гости, дежурная растерянно подскочила.

— Простите-извините! — в сердцах выпалил Морской, вываливая ей на стол остатки макета и стараясь придать им хоть сколько-то приличный вид. — Все вернул, вот видите. Перепутал ДК. Решил, что это про меня говорят. Так похоже описывали!

— Идемте! — Коля схватил Морского за воротник и выволок на улицу. — Папка у нас! Бегом! А то сейчас бить будут!

Улюлюканье нагоняющей хулиганов толпы заглушил визг тормозов знакомого авто.

— Палыч! Вот это вовремя! Спасибо! — Морской и Коля практически на ходу запрыгнули в салон.

— Решил, прошмыгнусь-ка быстренько, гляну, как вы тут празднуете. Подвеска-подвеской, а если вас из милицейского участка забирать, как товарищ Морской пророчил, то я домой за полночь попаду. Мне такого добра не надобно…

* * *

— Там в ящике Нино́ лежало еще много всяких штучек, но я решила, что нас интересует только папка, — в который раз оправдывалась Света.

— Да мы и сами только папку взяли, — успокаивал Николай. — Видимо, это и есть то, что нам хотела показать ваша Нино́.

— Очень на нее похоже! — констатировал Морской. — Сломав мозги, разгадай место, потом, рискуя свободой и репутацией, раздобудь два письма и фотографии, прочти их, рассмотри и ломай мозги снова, чтобы понять, зачем их тебе показали.

Содержимое обеих папок было рассмотрено уже раз сто с тех пор, как троица собралась в штаб-квартире (точнее, в штаб-комнате, как уточняла скрупулезная Света, помнящая, что на кухне восседает бабушка Зисля, а за стеной с минуты на минуту появятся вернувшиеся с прогулки Соня с женихом). Но никакой ясности не наступало.

Морской снова начал перечитывать письмо из принесенной Светой папки.

«Милая Нина Ивановна!

Рада, что есть оказия передать весточку. Я, конечно, ужасно виновата: пишу только, когда появилась просьба. Но вы, как человек по-горьковски одержимый «сумасшедшим восторгом делания», конечно, поймете меня и сердиться не станете. А если и станете, то ненадолго. Помните, как вы сначала бранились на мои невозможные эскизы, а потом с легкостью все отшивали так, как никто другой никогда не смог бы?

Я вспоминаю те дни с большой теплотой.

Теперь о деле. Помните, в 1919 году я водила девочек Тальори в фотоателье? Сохранились ли у вас снимки? Мой архив канул в многочисленных переездах. Там были хорошие костюмы, и мне очень жаль терять эту память. Если можете, перефотографируйте ваши карточки в каком-нибудь хорошем ателье. Деньги я передам. А вдруг вам не нужны оригиналы фотокарточек? Тогда и в ателье идти не придется.

Ответное письмо и снимки передайте, пожалуйста, с этим же человеком. Он говорит, что намеревается вернуться в Москву как можно скорее, а люди его формации слов на ветер не бросают. Почтой не шлите — все пропадет зазря.

Очень вам заранее благодарна.

Окажетесь в наших краях, обязательно приходите в мой салон. Послушаем поэтов, поговорим о моде, поиграем в преферанс…

Ваша Варвара Каринская».

Выписанное витиеватым размашистым почерком письмо больше походило на украшенную причудливым узором открытку. Даже чернильная клякса после подписи смотрелась как пикантная мушка. Чувствовалась рука настоящего художника.

Морской несколько раз перечитал текст и снова переключился на фотокарточки. Света и Коля затаили дыхание за его спиной. Они явно ждали от Морского чуда, но чуда не происходило. Он понятия не имел, как все это связано с убийством Нино́.

На общем фото три совсем юные балерины (пожалуй, даже младше Ларочки) стояли, взявшись руками крест-накрест, в классической цепочке из «Лебединого озера». Все с кукольными улыбками смотрели вдаль и старательно тянули носочек согнутой ноги. На переднем плане, распластав расшитую растительным орнаментом юбку по всему переднему краю кадра, мечтательно склонив голову набок, полулежала девочка постарше. На остальных кадрах — крупным планом фрагменты той же юбки. На светлом кружевном фоне изящное сплетение темных цветов и листьев. Не слишком информативные фото, мягко говоря!

— Я знаю лишь одну харьковскую Варвару Каринскую — сестру издателя газеты «Утро», — снова попытался собраться с мыслями Морской. — Она работала у брата главным редактором и была весьма успешной, прогрессивной дамой. Мой отец водил знакомство с ее супругом и, если я не ошибаюсь, семейство Каринских переехало в Москву еще году в 15-м. При чем тут фото 19 года, с костюмами и с просьбами к Нино́? Так, я сдаюсь! Нам срочно нужна Ирина. Она занималась в студии мадам Тальори, значит, если не будет вредничать, хотя бы расскажет, кто на этих снимках, и верно ли я идентифицирую Каринскую.

В этот момент в окно легонько постучали. Ирина собственной персоной! Едва дотягиваясь до стекла, она призывно махала свободной рукой, мол, выходите все ко мне. Кто знает, сколько времени Морской с Ириной пререкались бы, решая, кто к кому пойдет, но тут у Светы сдали нервы и она, резко приложив к стеклу фото балерин, закричала в форточку:

— Вы узнаете, кто на этом фото? Да? Есть и другие снимки, но я покажу их вам только внутри!

— Это Клава, моя подруга, — через пять минут Ирина, как ни в чем не бывало, рассматривала снимки в штаб-комнате. — Да вы же ее знаете, Морской! Не признали? Клава Шульженко. Она у нас в театре у Синельникова пела. Да так, что даже строгий Дунаевский был поражен. Жаль, что она уехала. Мы хорошо дружили. Сейчас она в Ленгосэстраде выступает. Солистка джаз-оркестра.

— Джаз-оркестра? — удивленным хором переспросили Света и Коля. — А… Это разве не запрещено?

Ирина с Морским коротко переглянулись и, проявив удивительное единомыслие, покровительственно заулыбались.

— Разрешено. А многим даже обязательно, — сказал Морской. — Когда все это кончится, — он показал на письма и фото, — мы с Ириной обязательно возьмем вас с собой на джаз-вечер. Все счастливые обладатели пристойных пластинок в этом городе периодически испытывают потребность похвастаться новинками. И начинается счастье! Не то чтобы это широко афишировалось, но нас точно позовут…

— Если не арестуют до того времени! — невпопад заявила Ирина и снова вернулась к снимкам. — Это младшие девочки. Ирочка Бугримова сейчас в цирке работает. Алена вышла замуж за какую-то шишку и давно уже исчезла с горизонта.

— А кроме вас, Ирина Санна, среди выпускников этой хореографической студии еще танцовщицы есть? — поинтересовалась Света, ни на что не намекая, но Ирина вспыхнула:

— Да вы с ума сошли! Это была лучшая студия в мире! Конечно, есть танцовщицы. Со мной училась Инна Герман! А вот эта малышка — Наташенька Дудинская, — Ирина показала на самую маленькую девочку с фото, — уже сейчас лучшая ученица Вагановой. Мадам Тальори потому и закрыла студию, что увезла свою дочь Наташеньку учиться в ленинградское училище. Настоящая фамилия мадам Тальори Дудинская. Она и сама училась в Ленинграде, но не в училище, дворянская семья была категорически против дочери-балерины, а на дому. Потом сбежала от родителей, гастролировала по всему миру, имела грандиознейший успех. А с появлением Наташеньки осела в Харькове и открыла балетную студию. Лучшую в городе. Единственную настоящую классическую. Владимир, подтвердите!