Читать книгу "Провидица - Питер Джеймс"

– Увидимся вечером, – сказала Сэм, неохотно отпуская сынишку.

– Ты сегодня поздно вернешься?

– Нет.

– Обещаешь?

Она рассмеялась:

– Обещаю.

– Ты мне вчера не рассказывала сказку.

– Мама вчера поздно пришла.

– А сегодня расскажешь?

– Обязательно.

– Про дракона? Расскажешь мне снова про дракона?

Сэм улыбнулась и кивнула, погладила Ники по волосам, поцеловала еще раз, потом прошла по коридору, надела пальто, которое за ночь высохло не до конца.

На улице еще стояла темень, которую только усугублял клубящийся туман, густой и влажный. Мрачный парнишка-почтальон в зюйдвестке стоял перед почтовыми ящиками, раскладывал газеты.

– Есть что-нибудь в одиннадцатую квартиру? – спросила Сэм.

На стеклах его очков поблескивали капли, и он беспомощно смотрел сквозь них.

– Не беспокойтесь, – сказала она и поспешила к машине.

* * *

Однако заряда энергии хватило ненадолго, и к тому времени, когда Сэм вернулась в офис после делового завтрака, она чувствовала себя усталой и потной. В ресторане отеля было очень жарко и душно. Все без меры пили кофе и хрустели тостами; воздух был пропитан запахами яичницы и копченой рыбы, лосьона после бритья. И главное, толку от этой встречи не было абсолютно никакого. Толкли воду в ступе. Представители компании «Уркхарт Симеон Макферсон» талдычили одно и то же: дескать, Кен должен понять необычайную важность этой рекламы, недаром ведь их приглашают в Лидс на презентацию. Серьезные, глубокомысленные приветствия. Многозначительные рукопожатия. О, это будет не просто какая-то там очередная реклама. Пришествие Христа было малозначительным событием в анналах истории по сравнению с этим новым Пришествием. Начало Новой великой эры. Шоколад «САМ ПО СЕБЕ». Первая Система персонального питания. Пища двадцать первго века. Пища, которая гармонизирует.

Пепельница была заполнена свежими окурками со следами губной помады, в комнате висело густое облако дыма. Клер со скоростью пулемета стучала по клавишам пишущей машинки.

– Доброе утро, Клер.

Та чуть приподняла руку в знак приветствия и с сосредоточенным видом продолжила свое занятие.

– Что вы печатаете?

– Это для Кена, – уклончиво ответила Клер.

– И что же именно? – настаивала Сэм, чувствуя, как в ней закипает ярость.

– Они больше не хотят жирафов.

– Что? – Сэм открыла окно и полной грудью вдохнула лондонский туман.

– Клиенты отказываются.

– От всего ролика? – встревожилась Сэм.

– Нет. Они решили нарядить жирафами актеров. Опасаются общества защиты животных.

– Алкоголь, сигареты, защита прав животных, эксплуатация женщин… да господи ты боже мой, мы скоро вообще ни о чем не сможем снимать рекламу.

Сэм села за свой стол, вскрыла верхнее письмо из стопки. Это было извещение об изменении расценок в фотолаборатории.

Клер вытряхнула из пачки сигарету и искоса взглянула на соседку:

– Ужасные новости. Вы слышали?

– О чем? – рассеянно спросила Сэм, пытаясь сосредоточиться на письме.

– Про ту несчастную женщину.

– Про какую еще женщину?

– Ну как же, вчера вечером убили женщину.

Сэм еще раз перечитала первый абзац; болтовня Клер раздражала ее: она никак не могла понять, сколько теперь будут стоить услуги фотографов.

– Сегодня утром по радио передавали. В метро, на станции «Хэмпстед».

Сэм, вздрогнув, подняла глаза.

– Что? О чем вы говорите, Клер?

– Вчера вечером на станции метро «Хэмпстед» изнасиловали и убили женщину. Сегодня утром передавали в новостях. Теперь уже и не знаешь, где тебя может подстерегать опасность.

Внезапно все вокруг поплыло. Сэм почувствовала, как задрожали ноги, как запершило в горле.

Клер продолжила печатать.

– В метро, говорите? На станции «Хэмпстед»?

Но коллега, казалось, не слышала ее.

– Господи боже.

Сэм посмотрела на часы: 11:20. Забыв накинуть пальто, выскочила на улицу, добежала до газетного киоска, остановилась у стенда под дождем. В этот момент как раз привезли утренний выпуск «Стандард», и киоскер принялся разрезать бечевку на пачке, медленно, с мучительной неторопливостью.

Сэм прочитала заголовки, потом еще раз, внимательно вглядываясь по очереди в каждое слово, напечатанное жирным черным шрифтом, словно боясь развернуть газету, словно, если она прочтет статью, все моментально сбудется и она поймет, что она и есть та самая женщина, которая…

ИЗНАСИЛОВАНА И УБИТА В ПОДЗЕМКЕ

«Господи.

Господи Исусе, нет!»

Все вокруг было словно в тумане. Она смутно осознавала, что происходит. Вот кто-то вылез из такси. Торопливым шагом прошли два человека под одним зонтом. Из фургона выгружали посылки.

Потом Сэм увидела фотографию внизу, улыбающееся лицо несчастной жертвы.

Казалось, что эта женщина улыбалась только ей одной и никому другому. Словно бы их обеих связывала какая-то общая тайна.

Сэм качнуло, она налетела на киоскера, от которого пахло мокрой мешковиной, извинилась, судорожно ухватилась за стенд и, онемев от потрясения, снова вгляделась в фотографию.

«Нет, только не это. Пожалуйста, пусть все окажется просто сном».

Сэм медленно побрела назад, плача от горя, беспомощности, стыда, чувства вины. Да, вины, вины!

«Трусиха несчастная! Ведь ты могла бы ее спасти! Могла бы ее спасти! Могла бы ее спасти!

Ее.

Ты говорила с ней всего за несколько минут до трагедии.

Нет, это невозможно. Такое просто не могло случиться. Это, наверное…»

Сэм, не разбирая дороги, вошла в дверь офиса и столкнулась с Драммондом, который как раз выходил. Курьер спешил. Коробка, которую он нес, с резким стуком упала на землю и отлетела к водосточной канаве.

– Извините, – сказала она. – Бога ради, простите.

Она прошла мимо восковой скульптуры Кена – руку уже приделали обратно, хотя и под немного странным углом, – в свой кабинет. Снова уселась за стол, положила на него влажную газету и уставилась на фотографию.

Тридцатисемилетняя мать маленького ребенка была зверски изнасилована и убита вчера вечером на станции метро «Хэмпстед».

Таня Джейкобсон, психотерапевт, найдена мертвой в котельной, расположенной на середине спуска на самую глубокую станцию лондонского метро. Тело обнаружил в начале одиннадцатого вечера местный электрик. Кассир Джон Баркер заявил, что заблаговременно предупредил миссис Джейкобсон о том, что лифты не работают, а лестница очень длинная.