Читать книгу "Дети Владимировской набережной (сборник) - Сергей Надькин"

Несмотря на «давай», подвижка была маленькая, глыбы шевелились с трудом или оставались обездвиженнными.

– Дяденьки, давай помогу! – обратился с просьбой к следившему за работой толстопузому начальнику, объяснил ему. – Если потребуется, я ребят со старших групп техникума приведу.

– Не надо никого водить, займитесь своими делами! – призвал он Ваню, а подвижки никакой, камни движутся с трудом.

И так несколько дней. Днем ребята финансово-экономического техникума собирались в классе, и приходивший к ним на урок математики преподаватель Кинакенти Вииноминович Клаус вместо своего отведенного по расписанию предмета детям рассказывал, как он был студентом в Москве и видел своими глазами похороны Ленина.

– Тогда попрощаться с вождем пришли сотни тысяч народу, Москва, Красная площадь залита слезами, – говорил учитель молодежи, на время закрыл положенный на стол учебник математики.

Тогда отличник по арифметике Ваня Надкин поднялся с места, публично сказал, вспоминая усыпанное снегом январское утро:

– Мне стукнул тогда восьмой год, я помню, как рабочие и крестьяне прощались с Владимиром Ильичем Лениным в Петрозаводске. С трибуны говорили: «Товарищ Ленин умер, но не умерли его великие заветы, для продолжения таковых новых борцов, которые будут продолжать борьбу за идею пролетариата».

– Спасибо, вы правильно говорите, – хвалил Ваню учитель.

Ваня сел за парту и про себя вдруг вспомнил. Летними вечерами, когда собиралась вся наша семья, и наши соседи в рассказах часто вспоминали Ленина, рассказы «о революции и Гражданской войне». Смотрели на волны озера, разговаривали, слушали плач гармони, пели патриотические песни. Вдруг прибежал со своего дома Егор Меркушев и недовольно говорил: «Товарищи, на памятник Ленина медленно идет сбор денежных средств, кроты, жабы проклятые, денег жмут вождю мирового пролетариата», – кричал криком души товарищ Егор. Его большевик Полозов успокаивал: «Надо и на другие фонды собрать. Так мол и так, не беспокойся, товарищ Егор, кроме как памятнику Ленина идет сбор средств у нас и на другие нужды: на дирижабли «Клим Ворошилов», самолеты «Онежец», в фонд общества «Друг детей», и другое». «Владимир Ильич Ленин нам завещал», – подтвердили товарищу Егору другие товарищи.

А Егор им: «Давайте проведем несколько субботников, средства перечислим на памятник Ильичу».

Вспоминал Ваня Надкин летние деньки, урок арифметики продолжался, задачки решать сегодня ученикам не пришлось.

Быстро промчались осенние дни, кончился октябрь, пришел ноябрь, шестое число последнего осеннего месяца, приближался большой праздник годовщины Октябрьской революции. На улице морозило, в городе выпал снег. В потемках вечера Ваня стоял у гранитного памятника Владимира Ильича Ленина, снимая со своей светловолосой головы шапку-ушанку. Долго грустил, стоя пуская соленую слезу с глаз долой, и продуваясь холодным северным ветром, смотря на высокий монумент, исполненный из камня.

Словно читая завещание Ленина, он изучал черно серые тона, без шапки, в зимнем пальто, в порывистой позе революции, горячо любимого вождя, он вдруг заплакал. Долго стоял, рыдал, не верил, вдруг вспомнил, что слышал он где-то, что «Сталин и Каплан его убили». Чувства его проникли, такие сильные, что, вернувшись домой, он записал у себя в тетрадке сразу придуманное им новое стихотворение.

* * *

Каменный памятник стоит на площади,Смотрит с печалью на окно,Видется камень карельский,Падает снег в темноте.И, растворяясь пространством,Тают снежинки во мгле,Камень гранитный холодный,Год тридцать третий в стране.

Тают снежинки в ладони, Грустно летят над землей,Год, пробегая годами,Кружится над страной, Смотрит с трибуны в порывеЛицом затверделый гранит,Снялись ушанки в порыве,С пришедших на холоде лиц.

Сняли ушанки, и снова Площадь по кругу идет,Вечное, тая с годами,Здесь никогда не умрет,Год тридцать третий повсюду,Хочешь, не хочешь – живи.Судьбы страны догорели,Памятник в граните – гори.

Холод закружится вьюгой,Скоро зима на дворе,Память застыла, подруга,Темная ночь по зиме,Круглая площадь приснится,Снова зима в декабре,Видятся в памяти лицаВ строгой суровой зиме.

21.09.08. Помянем

* * *

1 декабря 1934 года. Вторая половина дня, половина дня выпала холодной и мало снежной. Рашид второй час был в засаде. В засаде в оперативной машине, стоящей в десяти шагах от черного подъезда Смольного. Он старший, в составе трех человек ленинградских чекистов, имевших приказ начальства, «Всех пускать, и никого не выпускать, арестовывать в крайнем случае», – повторялся приказ в голове у чекиста. Тогда Рашиду было ясно, чутье чекиста подсказывало, «Что-то должно произойти, но что»? Никто толком не говорил, давая приказ находиться в засаде, наблюдать, ждать сигнала к возможному захвату. Что это могло случиться – не исключено, троцкистско-зиновьевская диверсионная группа намерена совершить террористический акт в отношении любимого и близкого всему Ленинграду Кирова.

В голове чекиста повторно прокручивалась мысль: «Бандитская группа готовит теракт в отношении дорогого трудящимся, горячо любимого жителями Ленинграда человека – Сергея Мироновича Кирова», – предполагал находящийся в салоне оперативной машины чекист Нургазалиев. Шли часы и минуты долгого ожидания, не оставляло предчувствие самого худшего, и оно подтвердилось. Из салона подъехавшей к черному выходу подъезда Смольного машины вышел в сопровождении высокой, стремительно следующий рядом красивой молодой высокой дамы секретарь Ленинградского обкома партии Сергей Миронович Киров. Их охранял Филипп Демьянович Борисов, опытный оперативный работник ОГПУ.

Все трое проследовали через вход черного подъезда в Смольный. «Знаю я этого супчика Борисова, он мне с самого начала не понравился», – разговаривали остававшиеся в салоне машины чекисты, говорили, выкуривая папиросы. Выслушав мнение своих товарищей, говорил Нургазалиеву один из чекистов.

Ответом стояла тревожная тишина. Еще некоторое время ожидания, Рашид посмотрел на наручные часы.

– Московское время 16:30. Все, пора, сигнал необходимо проверить.

– Разведка – вперед, за мной, пошли, – приказал чекистам Рашид. Трое покинули салон машины, направились внутрь Смольного. Забежав в здание, бежали по пролетам широких лестниц. Поднимаясь выше, они преодолевали ступень за ступенью. Достигнув третьего этажа, в боевой обстановке группа захвата бежала марафоном по длинному коридору, не обращая внимание на находящиеся слева и справа кабинетные двери, пробивая кабинет за кабинетом. Пугая толпы посетителей. Добежав до конца коридора, свернули в новый коридор, догоняя похожего на силуэт тени оперкомиссара Борисова, личного охранника товарища Кирова. Из одной из кабинетных дверей прокатился шумок.