Читать книгу "Проклятие Ивана Грозного и его сына Ивана - Юлия Алейникова"

– Так вот, я был уверен, что картина находится у Зои Спиридоновны, и шел к своей цели медленно, но уверенно. Сомнения начали меня мучить лишь после визита к моей бабушке и вашей, Варя, реакции. Рассказ о портрете Гаршина вас взволновал, и не просто взволновал, вы проявили «прикладную» заинтересованность. В чем причина? Вы уже видели эту картину? Знаете, где она находится? Ваша фирма имеет на нее виды? На мой прямой вопрос вы не ответили, и тут, каюсь, я принялся за вами следить.

– Я просто боялась обсуждать эту тему. Ведь из-за картины уже погибли двое. Откуда мне знать, что не вы тот маньяк-убийца? – попыталась объяснить свое поведение Варя.

– Такое мне и в голову не могло прийти, – улыбнулся Даниил. – В общем, я за вами следил и присутствовал при вашей встрече с нервным молодым человеком. Как вы справедливо заметили, прятался за кустами и кое-что слышал из разговора. У меня даже возникла бредовая мысль, что это психованный искусствовед украл картину Репина у Томашевича по заказу вашей фирмы. И теперь под вас копает полиция.

– Что за дикость! – воскликнула ошарашенная Варя.

– Ну, чего не придет в голову? – развел руками Даниил. – Отсутствие всякой информации объясняет мое заблуждение.

– Ясно, – коротко ответила Варя, которой резоны Даниила не показались достаточно вескими для оправдания такой подлой вещи, как слежка.

– И кстати, вы упоминали фамилию Толмачевых? – отбрасывая шутливую тональность, спохватился Даниил.

– Ну да. Такова была фамилия дальних родственников Булавиных, от которых к ним по наследству перешла картина, – согласно кивнула головой Варвара.

– Это невероятно, но у Елизаветы Николаевны Савеловой служила горничная, ее звали Аграфена Ивановна Толмачева.

– Да, это ее потомки, – будничным голосом пояснила Варя, не замечая вытянувшегося от удивления лица Даниила. – Сама она умерла в блокаду.

– Откуда вам это известно? – нетерпеливо спросил Даниил, чувствуя, что его мозг от подобных хитросплетений просто закипает.

– Я встречалась с соседкой предыдущего Толмачева, владевшего картиной, и она мне поведала, что во время блокады Репин достался Аграфене Толмачевой, а точнее ее младшему брату, от соседки по коммуналке. Та, умирая, попросила передать картину ее сыну, он был на фронте, а если тот погибнет, передать в музей. Степан поклялся, а потом об этом узнала Аграфена и велела картину никому не отдавать, потому что она принадлежала ее хозяйке, во время революции картину украли чекисты, потом умерла хозяйка, и Аграфена осталась ее единственной наследницей, потому что остальная ее семья уехала во Францию. Степан сестру послушал и картину не вернул. Но счастья это ему, похоже, не принесло. Потому что, как считает соседка Толмачевых, все члены семьи умирали ранней смертью и теряли близких, стоило этой картине попасть к одному из них. Так что картину всегда наследовали дальние родственники.

– Вот! – многозначительно подняла палец вверх Зоя Спиридоновна. – Я же говорила! Проклятая картина.

– Невероятно, – словно не слыша ее, прошептал Даниил, глядя перед собой остановившимися глазами. Потом встряхнулся и проговорил: – Представляете, Варя, в сорок втором году, зимой, мой прадед, который был летчиком, оказался в блокадном Ленинграде и там нашел под завалом только что рухнувшего под бомбежкой дома женщину, она умирала. Но перед смертью сунула ему буханку хлеба и картину, замотанную в наволочку, и попросила отнести ее в Басков переулок. У нее там брат умирал. Толмачев Степан Иванович.

– Так это он и есть! Мне соседка говорила, что его звали Степан, – напитываясь возбуждением Даниила, воскликнула Варя.

– Да! Но прадед саму Аграфену не узнал, когда они уезжали в Париж, он был совсем маленький, к тому же обстоятельства и столько лет прошло, – торопливо рассказывал Даниил. – Он просто выполнил поручение умиравшей женщины и сразу же должен был уехать из Ленинграда. Там же, в Басковом переулке, был штаб их дивизии или эскадрильи, я не помню. И уже в дороге он вдруг стал задумываться, сопоставлять, не из-за картины, конечно, – пояснил он смущенно. – Но когда он пришел в этот дом после войны, то не нашел там Степана. Он куда-то переехал. В дом попала зажигательная бомба, и его расселили. Потом его что-то отвлекло, и больше искать он не стал.

– А ведь она приходила к нам, – загробным мрачным голосом проговорила Зоя Спиридоновна, неизвестно к кому обращаясь.

– Кто? – одновременно обернувшись к ней, спросили Даниил и Варвара.

– Аграфена эта. С картиной.

– Не может быть! Когда? – Даниил утратил свое привычное чуть ленивое спокойствие и нравился Варваре в «естественном» состоянии гораздо больше, чем в образе искушенного жизнью денди.

– Зимой сорок второго, – так же коротко и нелюбезно пояснила Зоя Спиридоновна.

– А вам это откуда известно? Вы же еще не родились. Или… родились? – простодушно поинтересовалась Варя.

– Разумеется, нет, – презрительно-возмущенно фыркнула Зоя Спиридоновна, смерив Варю уничижительным взглядом. – Дед рассказывал к вопросу о том, что брать стоит, а чего нет. Соломон тогда жутко перепугался. Он ее сперва и не узнал. Все же столько лет прошло. Потом голод и вообще… – тяжело вздохнув, рассказывала Зоя Спиридоновна. – Она его узнала, и то, похоже, не сразу, сперва хлеба просила, портсигар вот этот предлагала, еще что-то. Уж потом картину достала. Но у Соломона и тут не екнуло, пока она на него не накинулась как бешеная.

Соломон потом от страха два дня трясся. Говорил, что больше людям помогать не будет, а все запасы в госпиталь отнесет. Дед с ним чуть не поругался, но тут, к счастью, чудные бриллиантовые серьги принесли с рубинами, и Соломон передумал, – с усмешкой рассказывала Зоя Спиридоновна. – А Соломон до глубокой старости дожил, и дед всегда говорил, это потому, что он ни в первый, ни во второй раз картины не взял.

– Гм… Прожил светлую, не замаранную жизнь, – тихо проворчала себе под нос Варвара.

– Вот именно, – подтвердила расслышавшая ее Зоя Спиридоновна.

– Да. Теперь многое становится понятным. Не ясно только, как картина попала к соседям Толмачевых, ведь у Елизаветы Николаевны ее забрал Чугунов? – задумчиво проговорил Даниил. – Кто были эти люди, соседи Толмачевых?

– Можно попробовать выяснить через твоего архивного приятеля, – предложила Варя, – но мне кажется, это могли быть совершенно случайные люди. Купили ее у Чугунова, например, за бутылку водки, или она им тоже по наследству досталась.

– Вряд ли, – не согласился Даниил. – Ты сама говорила, – переходя вслед за Варей на «ты», заметил Даниил, – что та женщина просила в случае гибели ее сына отдать картину в музей. Она не могла быть родственницей Чугунова, – категорично заявил он.

– Пожалуй.

– Абсолютно точно. Потому, что она была, безусловно, образованна, но родилась еще до революции, значит, из «бывших». Да и на бутылку водки такой человек не стал бы ничего менять.