Читать книгу "Записки купчинского гопника - Глеб Сташков"

А второй списывал все пять задач.

– Зачем, – говорю, – ты списываешь пять задач? Кто поверит, что ты решил все пять задач? Спиши три задачи и получи трояк.

– А если в одной из задач ты ошибешься? – отвечал тупой приятель. – Тогда мне поставят два.

Он понимал, что три решенные задачи, в одной из которых ошибка, превращаются в две решенные задачи. То есть он умел отнимать от трех один и получать два. По-моему, этого достаточно, чтобы выдать человеку аттестат об окончании купчинской школы.

Но тупой приятель упорно списывал все пять задач. Математичка, естественно, не верила. И на следующем уроке вызывала его к доске. Давала самую простую задачу. Мой приятель, конечно, не мог ее решить.

Самое интересное, что математичка говорила ему ровно то же, что и я.

– Зачем, – говорила математичка, – ты списал пять задач? Списал бы три. Не могу же я поставить тебе «пятерку».

И ставила «банан».

– И правильно делала, – сказала Жанна. – Только в Купчино учатся такие дебилы.

– Только в Купчино? Но педагогическую практику я проходил на Васильевском острове. Задал письменную работу.

– По какому предмету?

– По истории. В письменной работе был вопрос: «Назовите известных вам полководцев, репрессированных в 30-е годы». Какой-то дурак написал: «Бухарин, Фрунзе и Луначарский». А все остальные с него списали. И во всех ответах значились эти идиотские Бухарин, Фрунзе и Луначарский.

– Что, – спрашиваю, – за чушь?

– Никакая не чушь, – отвечают дети. – Бухарин был репрессирован?

– Был.

– А Фрунзе был полководцем?

– Был.

– Вот видите, – говорят дети, – все правильно мы ответили.

И, кстати, учительница, что руководила практикой на Васильевском острове, тоже было туповатой.

Однажды я пришел на урок не в духе. Я был маленько с бодуна, вот и пришел не в духе. И вызвал к доске отличницу.

Она тараторит про начало Второй мировой войны. А я понимаю, что она слово в слово пересказывает учебник, который я сам только что читал.

– Скажите, – говорю, – а почему Германия напала на Польшу, а, к примеру, не на Испанию?

Отличница стоит, вылупив глаза и раскрыв рот. Молчит.

– Три, – говорю. – Это максимум, что я могу вам поставить. Историю, – говорю, – надо понимать, а не зубрить.

После урока училка принялась на меня кричать.

– Я, – кричит, – сама не могу ответить на этот вопрос.

– Это, – говорю, – вас не красит.

– Так почему же Германия не напала на Испанию?

– У них нет общей границы.

– Это не аргумент.

– Хорошо. Франкистская Испания была союзницей гитлеровской Германии.

Училка поскрежетала зубами и говорит:

– За проведение этого урока ставлю вам три. Это максимум, что я могу вам поставить.

Жанна решительно встала на сторону училки:

– Я бы тебе и трех не поставила.

Мы дошли до двора, в котором я рос до 12 лет.

– Вот подъезд, в котором я жил. А вот в том подъезде, – я показал рукой, – был подростковый клуб «Октябрь». Мы играли за него в футбол на турнир «Кожаный мяч». И все время проигрывали. А как-то, значит, играем на своем поле. Вот на этом, видишь? Теперь тут ворот нет, а раньше были. Здесь мы и играли.

Перед матчем знакомые гопники подошли к вратарю гостей. «Отобьешь хоть один удар – огребешь», – сказали гопники. Мы выиграли. С минимальным счетом – 1:0. Мне до сих пор стыдно, что я не забил пенальти. Я знал, что вратарь не будет отбивать. Что достаточно просто катнуть мяч. И все-таки ударил выше ворот. Ты меня слушаешь?

Жанна пристально смотрела мне в глаза. Я схватил ее за плечи, прижал и – как-то не целясь – попал губами в губы.

Глава четырнадцатая

Дом

У своей парадной я остановился.

– Видишь красное здание? – спросил я Жанну. – Это школа. Я в ней учился один год. В восьмом классе. По тогдашней системе, по нынешней это будет девятый.

– Пошли посмотрим на школу, – потребовала Жанна.

– Чего ты там не видела?

– Никогда не видела таких школ. Похожа на крепость.

– У нас полно таких школ.

– Я училась в центре и никогда таких школ не видела.

Пошли смотреть.

– Эта школа была жутковатой даже по купчинским меркам, – объяснил я. – Один раз замещать урок по русскому языку пришла молоденькая учительница. Мы с приятелем играли в ножички на парте.

– Прямо на парте?

– Прямо на парте. Учительница подскочила и потребовала прекратить.

«Отстань», – сказал ей приятель. «Ты еще маленький мне хамить», – завизжала учительница. «Маленький у тебя в штанах», – спокойным тоном ответил приятель.

– Ерунда какая-то, – возмутилась Жанна. – Так можно сказать мужику, а в отношении женщин эта присказка не имеет смысла.

– Согласен. К тому же учительница была в юбке. Мы все осудили приятеля за неграмотность. Другой приятель любил жевать обложки от тетрадок за три копейки. Зеленые такие обложки. Он жевал их целый урок. Потом выплевывал содержимое в ладонь. От одного вида этого месива пробирала тошнота. Приятель размахивался и запускал эту дрянь в доску. Рикошетом от доски она попадала точно в физиономию физичке.

– Хватит, – прервала меня Жанна. – Скажи лучше, как тебе приходилось в этой школе?

– Сначала трудновато. Я же был новеньким. Два раза пришлось подраться. А потом – нормально. Подружился почти со всеми гопниками. И даже временами ходил вместе с ними сидеть у парадной и слушать магнитофон в полиэтиленовом пакете.

– Помню, – обрадовалась Жанна. – Никогда не понимала, почему магнитофон нужно было носить в пакете.

– Этого никто не понимал. Здесь нелепо искать логику. А почему мушкетеры носили шляпы с перьями?

– Вы не носили шляпы с перьями.

– Шляпа с пером не очень подходит к ватнику и кирзачам.

– Ты носил ватник и кирзачи?

– Всего один раз. Меня донимали вопросом, почему я не одеваюсь согласно правилам. То есть в ватник, кирзачи и солдатский ремень. Я понимал, что оскорбляю людей своим пренебрежением к их обычаям и традициям. Между нами рвались духовные скрепы. И я надел ватник. Надел сапоги, причем не кирзовые, а хромовые, которые считались круче. И подпоясался морским ремнем, доставшимся от дяди. «Почему всегда так не ходишь?» – спросили знакомые гопники. «С этими вещами слишком много связано, чтобы носить их каждый день», – мрачно сказал я. Они понимающе кивнули.