Читать книгу "Толчок восемь баллов - Владимир Кунин"

Бабушка все вглядывается и вглядывается в эту фотографию, и лицо дочери заполняет остатки ее сознания…

* * *

…Плохо и скудно одетая девочка Нина — самая старшая среди полутора десятка маленьких ребятишек, закутанных в какое-то немыслимое тряпье.

Нина учит малышей играть в «классы», сама скачет с ними на одной ноге, кого-то утешает, кому-то вытирает нос, помогает крутить скакалку…

Вокруг ни деревца, ни кустика — только вытоптанный сотнями ног земляной плац… А потом Бабушкино сознание расширяется, и она уже видит за плацем бараки, а впереди — высокий бетонный забор с металлическими штангами, загнутыми внутрь зоны…

И туго натянутую колючую проволоку между этими штангами…

И вышки с часовыми по углам забора… Вот и сама Бабушка… Она стоит в общем сером замершем строе женщин-зечек. А за спиной этого строя играют в «классы», прыгают, смеются и плачут их дети. Дети, живущие в лагере со своими заключенными матерями…

Но вот строй по команде поворачивается и становится колонной.

Конвой берет оружие на изготовку. Распахиваются ворота зоны, и женскую колонну уводят на работы за пределы лагеря. Девочка Нина с челкой из-под платка смотрит вслед колонне — ждет, оглянется мать или нет…

Оглянулась! Да еще и рукой помахала!.. И счастливая улыбка озаряет лицо голодной одиннадцатилетней Нины.

Остаются на плацу только Нина да десятка полтора заключенных ребятишек — от трех до восьми лет…

* * *

На Ленинградском проспекте, в аэровокзале, Лида протаптывается к кассовому окошку и робко спрашивает:

— Вы знаете, у меня на завтра, шесть десять утра, билет «Москва — Адлер»… Я не могла бы его поменять?

— На что? — слегка раздраженно спрашивает кассирша.

Лида вздыхает, проглатывает комок, собирается с силами и говорит:

— На деньги…

* * *

Она открывает дверь квартиры, когда Нина Елизаровна и Настя уже вовсю готовят на кухне разную еду к Бабушкиному дню рождения.

— Ой, как здорово! — в восторге кричит Настя. — Лидуня пришла!

— Тебя пораньше отпустили? — радуется Нина Елизаровна.

— Да, мои родные! Да, мои хорошие! — Лида выгружает из сумки бутылку водки, бутылку коньяка, роскошную яркую бутылку «Чинзано». — Оказывается, меня еще вчера отпустили и вообще заменили!

Несмотря на то что последнюю фразу Лида произносит с очаровательной ироничной непосредственностью, Настя и Нина Елизаровна успевают тревожно переглянуться.

— Откуда это, Лидочка? — осторожно спрашивает Нина Елизаровна.

Но Лида пропускает вопрос матери мимо ушей и звонко, чуточку излишне нервно предлагает:

— Девушки вы мои любимые! Давайте, пока никого нет, шлепнем по разминочному рюмашу просто так — друг за друга! Я — водку.

— Я — коньяк, — говорит Нина Елизаровна.

— Я — капельку этой штуки… — Настя показывает на «Чинзано».

— Это «Чинзано», дурашка! — кричит Лида. — Италия! Напиток богов!

Каждая открывает «свою» бутылку, наливает, чокаются, и Лида одним махом выпивает полную рюмку водки, Нина Елизаровна — половину рюмки коньяку, Настя отпивает самую малость.

Она видит на бутылочных этикетках чернильные печати.

— Ресторанные?

— Сколько же это стоит?! — пугается Нина Елизаровна.

— Девочки! Кисаньки вы мои! — В голосе Лиды уже появились хмельные интонации. — Плюньте! Какая разница — сколько? Откуда? Пусть наш дом будет полная чаша!

Тут Лида не выдерживает нервно-веселого напряжения и, разрыдавшись, падает на стул, обхватив руками голову.

Нина Елизаровна и Настя бросаются к ней, но в эту секунду раздается звонок в дверь.

— Боже мой! Кого черт несет раньше времени?! — Нина Елизаровна силой поднимает Лиду, тащит ее в ванную. — Доченька… Любимая, успокойся, маленькая моя… Успокойся, девочка… Настя!!! Открой дверь! Займи как-нибудь…

* * *

…Без пиджака, в женском фартуке с оборочками, Евгений Анатольевич сидит на кухне и чистит картошку.

Настя нарезает хлеб, великосветски прихлебывает «Чинзано».

— Ах, Евгений Анатольевич! Вы уж извините, что я вас так напрягаю, но когда собираются, как сказала мама, только свои…

— Что вы, Настенька! Наоборот, мне очень приятно…

Шумит вода в ванной, доносятся до кухни всхлипы, какое-то неясное бормотание. Настя осторожно прикрывает ногой застекленную дверь кухни и говорит с преувеличенной экзальтацией:

— Обожаю «Чинзано»! Италия… Напиток богов! Правда, сейчас, когда я готовлюсь стать матерью…

— Как? — улыбается Евгений Анатольевич.

— Я говорю, приходится ограничивать себя перед родами.

— А-а! — Евгений Анатольевич весело смеется и тут же включается в игру: — И когда же это должно произойти?

— Месяцев через семь, через семь с половиной… Шум воды прекращается, и слышен голос Нины Елизаровны:

— Настюша, у нас кто-нибудь есть?

— Все нормально, мамуля! Только свои.

— Иди, Лидочка, одевайся, я пол подотру, — слышится голос Нины Елизаровны.

Дверь ванной распахивается, и оттуда с мокрой головой, почти голая, выходит зареванная Лида.

Увидев незнакомого мужчину в фартуке с оборочками, Лида взвизгивает, прикрывает грудь руками и скрывается в комнате с криком:

— Идиотка малолетняя!!!

Настя спокойно приканчивает рюмку с «Чинзано» и спрашивает у смущенного и растерянного Евгения Анатольевича:

— Как по-вашему, Евгений Анатольевич, Бермудский треугольник действительно существует или это так — трепотня, чушь собачья?..

* * *

Намазанные, приодетые и причесанные Нина Елизаровна, Лида и Настя, а также Евгений Анатольевич, в фартуке с оборочками, заканчивают накрывать праздничный стол в большой комнате.

— Ты почему в джинсах? — шипит Нина Елизаровна на Настю.

— Мне так удобнее, мам. Евгений Анатольевич, будьте добры, принесите, пожалуйста, блюдо с языком. Оно в кухне на подоконнике.

— Один момент! — И Евгений Анатольевич с удовольствием бежит в кухню.

— Какой еще язык? Откуда у нас язык? — удивлена Лида.

— Анастасия — добытчица. Волчица! — отвечает Нина Елизаровна.

— Ох, как я не люблю этого! Все эти дела торгашеские…

— А жрать любишь? — в упор спрашивает Настя.

— Очень. Но…

— Вот и заткнись, — говорит ей Настя.

— Девочки! — Нина Елизаровна показывает глазами на входящего с блюдом Евгения Анатольевича. — Девочки!