Читать книгу "Толчок восемь баллов - Владимир Кунин"

По серой мокрой дороге, сквозь очень русский пейзаж бежал огромный грузовой автомобиль с еще более огромным фургоном-рефрижератором. Совершал свои междугородние рейсы.

Двенадцать тонн — фургон да двенадцать тонн в фургоне — уже двадцать четыре тонны. А тягач? А то, се, пятое, десятое?.. Ужасно большой автомобиль! Тупоносый, мотор в кабине от жара и шума укутан специальными стегаными чехлами.

А по бокам мотора, с разных его сторон, сидят люди. Слева — водитель, справа — пассажир.

Водителю Палпалычу пятьдесят. Пассажиру Толику — сорок.

Толик и в семьдесят будет Толиком, а поглядеть на Палпалыча, так он Палпалычем чуть ли не с детства был… И люди это очень хорошо чувствуют. Поэтому никогда никому не приходит в голову назвать Палпалыча — Пашей, а у Толика — спросить его имя-отчество. .

Толик курил, стряхивал пепел в бумажный кулечек и грустно шевелил пальцами босых ног.

— И куришь, и куришь, и куришь! — беззлобно, но строго вещал Палпалыч. — Ты же, Толик, жутко куришь. Ты бы выпивал лучше… Налил, шлепнул, и эффект налицо. Главное, чтобы в привычку не вошло. Атак, для аппетита, да ради Бога! Кто тебе чего скажет?!

Толик стыдливо сунул кулечек с пеплом и сигаретой вниз, между колен.

— Я уважаю, когда мужик самостоятельный, — сказал Палпалыч, в первую очередь имея в виду себя. — Когда чего захочет, то и сможет… Это я понимаю. А так это все фуфло…

Толик тоскливо посмотрел вбок на мокрый русский пейзаж, убегающий назад за фургон, и затушил сигарету в кулечке.

— Две с половиной тыщи — не деньги. И вахтер — не работа. Будь ты хоть в Академии наук вахтером — все равно вахтер.

— Так ведь и работа: сутки через трое, — слабо возразил Толик.

— А трое суток груши околачиваешь?

— Зачем груши? Одному другу шашлык помогаю готовить…

— Ну ты даешь! Ты что ж, и болтать по-ихнему можешь?

— Могу.

— И все-все понимаешь?!

— Так я ж там родился… И вырос, — сказал Толик.

Потом Толик стоял сзади машины у распахнутых фургонных дверей, а Палпалыч сверху подавал ему мешки и хохотал:

— Пять тысяч верст — и два мешка!.. Ну, Толик! Ну, торговец! Рокфеллер хренов! Олигарх, мать твою!..

— Ничего, — покорно сказал Толик и поставил второй мешок на землю.

Палпалыч развеселился еще пуще:

— Бона торговцы! Бона они где, купцы-то настоящие!.. — И Палпалыч ткнул пальцем в темноту фургона: — Двести восемьдесят дваящичка по тридцать два килограммчика… Джонатан-стандарт!

Он отодрал планку от крайнего верхнего ящика, вынул оттуда ярко-красное яблоко и протянул его Толику.

— Вот это дело! Лопай, лопай… Девять тонн — девять тыщ килограмм. Считай по полета рублей за кило. Сколько это будет? Вот то-то и оно! И всем хорошо. И все при деле, все при бабках! И я в полном порядке…

Палпалыч выпрыгнул из фургона и стал закрывать его двери. И сказал Толику:

— Здесь тебя за полтора стольника любой подхватит. . До города пятнадцать километров. А у меня еще два поста ГАИ впереди.

— Спасибо, — сказал Толик.

— Насчет гостиницы при рынке позвони. Спроси Нину — дежурную со второго этажа. Скажи, что от Палпалыча, она тебе местечко сделает…

— Спасибо, — еще раз сказал Толик и протянул Палпалычу деньги.

— Миллионер! — восхитился Палпалыч. — Ротшильд!..

И не взял денег. А влез в свою кабину и, уже закрывая дверь, крикнул:

— У тебя товар-то хоть ходовой?

— Такого товара, Палпалыч, в вашем городе еще и не видели, — со скромной гордостью ответил Толик.

— Ну, Толик, ты даешь!!!

* * *

Базар — это городские ворота в плодородие земли и воздуха.

По прилавкам выстроились аккуратные яблочные пирамиды. Яблоки разных сортов, на самый тонкий вкус. За каждой пирамидой объявляется хозяин.

А дальше кучки гранатов, россыпь орехов, кадочки солений, помидоры, картошка…

За прилавками продавцы — один картиннее другого. Огромные кепки — упрямая грузинская мода, азиатские тюбетейки, кто-то в широком нагольном тулупе, необъятная украинская жинка, неестественно интеллигентные эстонцы — и многие разные другие… И это все при стремительно возникших, неведомых раньше границах, таможнях, визах!

И, наконец, Толик…

В самом невыгодном месте, почти у выхода, когда усталые от базарного великолепия, обвешанные тяжелыми сумками покупатели уходят уже ни на что не глядя, едва видный из-за плеча огромной украинки стоит Толик и торгует чем-то уж совсем непонятным.

— Зи-ра! — негромко покрикивает он. — Покупайте зи-ру!..

Но голос его едва слышен в сытом урчании рынка.

Сейчас мы сможем подробнее рассмотреть Толика. Внешность знакомая, примелькавшаяся. Но что-то неуловимое подскажет нам, что он оттуда — из южных и восточных краев.

Встречая на улицах большого российского города даже совсем русского человека в тюбетейке и провинциальном костюме, мы быстро и поверхностно относим его к людям, о которых нам все известно. Мы наделяем его легендарно дурными или легендарно приятными чертами характера — что, в сущности, одно и то же. Редко кто поразит нас, редко про кого можно сказать: «Да, в нем, казалось бы, нет ничего особенного, но он торчит из других людей, как гвоздь!»

О Толике этого нельзя сказать и вовсе.

Впрочем, чем-то он все же выделяется среди базарных молодцов-продавцов. Он портит их ряд. Он провал в этом торговом людском ряду. Любой из продавцов специально поддерживает расхожую легенду о своем месте жительства.

Толик выпадает из привычных базарных понятий. Он огорчает на первый взгляд. Где же восточная жуликоватая лукавость, где прибалтийская картинность ударений и акцента, где сибирская неторопливость жеста и движений, скрывающая под собой быстрый и изворотливый ум?

Да и сам товар Толика — что это такое? Семена не семена, пыльная серенькая крупка со странным, слегка аптечным запахом и уж абсолютно неслыханным названием!

— Зи-ра!.. — устало и тихо кричит Толик. — Покупайте зиру!..

Никто не хочет покупать его неведомый товар. Подошла старуха:

— Это чего?

— Зира…

— А для чего?

— Для плова.

— Чего?!!

Подошел мужчина. Постоял, посмотрел, спросил:

— Просо?

— Зира…

— А если на ей водку настоять?