Читать книгу "Мы еще потанцуем - Катрин Панколь"

— Для меня ты всегда будешь малышом, ты же знаешь…

Он трется головой о ее грудь.

— А ты сам до этого дошел?

— До чего дошел?

— Ну, что противоположность любви не ненависть, а страх.

— А чего? Глупо, да?

— Наоборот, красиво и очень даже неглупо.

— А как узнать, что глупо, а что не глупо?

Аньес упирается подбородком в макушку сына. Закрывает глаза и задумывается. Знает ли дурак, что он дурак? Может, если мы задаем себе этот вопрос, значит, мы думаем, а стало быть, не лишены ума? Долго, очень долго она считала себя дурой. У нее не получалось думать самой. Вернее, она не осмеливалась говорить то, что думает, потому что сомневалась, а вдруг это неправильно. Но разве уверенность в своей правоте — признак ума? Не умнее ли искать истину на ощупь, пробуя разные пути? Вот чему бы надо учить в школе. Думать самому, думать изо всех сил, даже если сперва будешь говорить всякие глупости. Выболтать все глупости до конца, а там…

— Хороший вопрос, не сразу и ответишь… Я горжусь тобой, когда ты так говоришь.

— Не люблю бабушку. Она со мной обращается, как с маленьким. А ты мне даешь крылья… Я бы даже сказал, одна ты.

— Мать для того и существует.

— Да… но некоторые забывают.

— А в школе что не так?

— Скучно там. На кой мне сдалась скорость света?

— Чтобы учиться… Вдруг тебе захочется стать астрономом, открывать новые звезды, шататься по Млечному Пути…

— Стать членом профсоюза…

— Вот видишь, теперь ты сам боишься, сам хочешь быть маленьким-маленьким.

Он вздыхает.

— Повсюду безработица, мамулечка. Нам только об этом и твердят, даже когда говорят не об этом.

— Когда ты был маленький, ты все время меня спрашивал, сколько я зарабатываю. Каждый месяц…

— Наверно, хотел точно знать, что нам светит… Месяц протянули — уже победа!

— Тебе было настолько страшно?

— Да не то слово!

Она прижимает его к себе и баюкает. Завтра утром, по дороге на рынок, придется проезжать мимо больницы. Анализ будет готов через три-четыре дня. Три или четыре дня ожидания! Она обнимает сына еще крепче.

— Дашь мне послушать твоих зулусов?

Он поднимает голову, скептически морщит нос:

— Тебе не понравится, точно…

— А может, я узнаю что-то новое?

Он протягивает ей наушники и прибавляет звук. Аньес слышит шум, крики, какие-то слова на английском, но воздерживается от замечаний. Пытается слушать, но мысли ее витают далеко. Что собирается делать Люсиль? Когда мать начала скукоживаться? Почему сейчас все всего боятся? В десять лет боимся безработицы, в тридцать шесть боимся СПИДа, боимся любить, боимся жить, боимся сказать «да» и сказать «нет», боимся не понравиться, боимся тех, кто не похож на нас, боимся потерять работу, боимся темноты, боимся одиночества? У нее-то откуда взялось желание иначе устроить свою жизнь, сделать ее лучше и веселее, даже если придется для этого пожертвовать собой? «„Общество может существовать только за счет индивидуальных жертв, которых требуют его законы. Принять все преимущества этого общества — не значит ли взять на себя обязательство поддерживать условия, при которых оно может существовать?“ Объясните эту фразу Бальзака». Этот вопрос попался ей на выпускном экзамене по философии. А теперь никто не хочет жертвовать собой. Все хотят быть счастливыми. Все время требуют — права на отдых, на отпуск, на участие в управлении фирмой, на пенсию, на страховку, на оргазм, на цветное телевидение, но никто не хочет ничего давать взамен. А ведь отдавать так приятно. Наверно, именно в этом ее судьба. Она всегда счастлива, когда отдает. Счастлива сидеть с сыном на ковре, прижавшись к нему, счастлива слушать, что он говорит, счастлива сказать ему что-нибудь важное… Все это маленькие кусочки счастья, из которых складывается одно большое счастье. Даже если оно и не бросается в глаза, даже если его нельзя показать друзьям на вечеринке, как любительское видео. И страх перед СПИДом не может одолеть это счастье. В глубине души она не очень волновалась. То есть волновалась, но как-то не всерьез… Но, надо признать, в какой-то момент перепугалась. За Клару, Рафу, Люсиль, Жозефину… Она чувствует себя ответственной за счастье близких людей.

— Ну и как тебе? — спрашивает Эрик.

— Правду сказать? — она смотрит на него, широко улыбаясь.

— Угу…

— Не то чтобы очень. Но это нормально… В моем-то возрасте! У меня просто уши не приучены, понимаешь…

— Понимаю, мамулечка, я не обиделся!

Он тоже улыбается, пытаясь повторить ее улыбку, передать в ней всю свою любовь, и выключает музыку.

— А ты что слушала в детстве?

— Да ничего не слушала… У нас было три пластинки, и те отец унес, когда от нас ушел. Иногда радио… РТЛ, «Стоп или еще?» в воскресенье по утрам. Лотерея такая… Я мечтала выиграть — и боялась сыграть. Все думала, а хватит ли у меня смелости поднять трубку, если вдруг позвонят. Зато я воображала, что я буду делать с этими деньгами…

— Ты бы, конечно, отдала их бабушке!

— Конечно! Чтобы увидеть, как она улыбается, увидеть, что она хоть раз в жизни счастлива.

— Это бы точно не помогло.

— Верно, мой милый… Счастье надо выращивать, а она этого не умеет.

— Скорее уж она выращивает горе!

Аньес вздыхает при мысли о матери, о своем детстве. Ей приходит в голову, что Эрик, быть может, будет потом вспоминать это субботнее утро, когда она мыла окна, а он лежал на полу в наушниках. Будет вспоминать как о чем-то необычном и важном, как о моменте любви и взаимопонимания, и это поможет ему в трудную минуту. Всего лишь миг покоя и счастья, к которому постоянно возвращаешься мыслями, когда взрослеешь. Непонятно почему, ведь в нем нет ничего особенного, но этот миг так много значит! Бабушка Мата говорила, что от хороших книг, великой музыки и прекрасных картин мы сами становимся сильнее. И от любви. Не надо спешить, нужно дать ей время угнездиться в повседневной жизни. Она не приходит по команде, она всегда возникает неожиданно, когда меньше всего ее ждешь, когда уже так долго ее ждал, что изверился и перестал ждать. Вот для этого я и создана, надо принять это как данность и не мечтать о другой любви. Никогда у меня не будет бурных и сложных страстей, как у Клары, Жозефины или Люсиль. Можно, конечно, жалеть об этом, но лучше найти счастье себе по росту. Я долго принимала себя за кого-то другого. Я Аньес, и это прекрасно. Я могу сделать из малышки Аньес что-то потрясающее. Могу начать с того, что ее полюблю. Мое счастье идет изнутри, не извне. Мне не дано наслаждаться потреблением — потреблением мужчин, автомобилей, туалетов и дорогого алкоголя. Мое счастье состоит из мелочей, пустяков, из маленьких белых камушков. Рафа вчера произнес несколько слов — и указал мне путь. Я бы никогда не поверила его словам, если бы не подслушала. Решила бы, что он сказал это просто из вежливости, не хотел меня обижать…