Читать книгу "Железные игрушки - магнитный потолок - Юрий Невский"

— Давай… набирай!.. — хватая ртом воздух, кое-как вспомнила слова.

Поднял отлетевший мобильник, набрал номер, протянул трубку к ее уху. — Таньк! — тут же заорала она, — у меня тут проблемы, короче. Ты как приедешь, простыни в шкафу, пожрать или выпить сами купите. Выручку потом в журнале распишешь. Да, междугородку оплати, квитанция пришла. Ну все, Таньк, прощай, что ли… не поминай меня!

Ах ты!.. А он-то переживал, как поступить, о душе ее бессмертной заботился! С ненавистью стал отдирать ее пальцы от карниза, но неимоверная сила заставляла ее впиваться, почти раздирать ногтями железо… Кажется и оконную раму, и кусок стены она бы просто вырвала и, если бы смогла дотянуться, потащила туда за собой и его! Не помня себя, в каком-то исступлении он замолотил мобильником по мерзким этим щупальцам, тянувшимся к жизням других, а вот теперь к его… Кричать она не могла, ступор прервал дыхание… и пальцы ее разжались. Она продолжала немо распяливать рот в полуметре ниже. Первый этаж, ничего страшного.

— Ну что, — крикнул Валентин из окна, — поняла теперь, что час расплаты неотвратим и как торговать основами Бытия?

— П-п-оня-ла… — она тряслась в рыданиях, размазывая слезы по щекам. — А что же мне теперь делать?

Что тебе делать… задумался он. — Деньги у тебя на первое время есть. Сними простую комнату, устройся на работу. В трамвайный парк, я видел, объявления повсюду наклеены, требуются водители. И курсы у них бесплатные, даже стипендию дают. Потом и с общежитием помогут. Вот повесишь в кабине веселенькие занавесочки, индийские благовония будешь зажигать, заваривать зеленый чай в красивой чашке, да проникновенным голосом объявлять остановки. Езди себе по одному маршруту, а зарплата приличная. Завтра же приходи к Зоопарку, в четырнадцать часов, не опаздывай. Пойдешь с детьми, посмотришь. Тебя там встретит, знаешь, и лев, и вол, и орел, другие животные и птицы. И, слава Богу, что они не «огнегривы», не «исполнены очей», и не «золотые». Таких ты увидишь там, после смерти, «над небом голубым». Это произойдет очень скоро, если не прекратишь заниматься своими мерзкими делишками. Сегодня ты в этом убедилась.

Время покупать черные перстни

Ехал к Варваре, вез золотую шпагу, она укутана в три газетных слоя, пусть думают: колбаса «особая секретная». В сумке на плече четыре «Массандры» мелодичным звоном навевали пассажирам трамвая приятные сны. Да что сони-пассажиры… Растормошить бы их, выгнать на улицу толкать этого дедушку российского трамвайного Нечерноземья! Прыгать и ухать артель-но, колготиться, лупить рукавицами почем зря, заламывать шапки. Так нет, разве допросишься их, пережевывающих свои сны и проблемы, утренние бутерброды и вечерний футбол, мелочи жизни и сутолоку газетных строк… А у него сил нет терпеть, к Варваре едет.

Шпага — золотой дефис, черточка, соломинка, за нее и держаться… Прорваться сквозь железный заслон непогоды, дури своей и непостоянства, закодированных алкоголиков и двери, где кодовые замки вырваны с корнем — душа нараспашку. Добрался до вожделенной прихожки, рухнул со всего маху на пол с золотой шпагой, «Массандрой», обидами на непонятливых пассажиров.

У Варвары дома тепло, она сама после душа и трех часов занятий по системе Мэй-Хуа. Достал одну «Массандру», откупорил, налил себе, наплескал и ей вполовину стаканчика. Варвара завела на вертаке свой любимый квартет «Черные утки» из Японии. Наконец угомонилась, присела, подперев щеку, громко рыдала.

— Ты, Варвара… вот что, — говорил он, поглаживая ее запястье. — Ты не горюй, я ведь, что сказать хочу… Да, сообщить тебе приехал. Ночью-то сегодня не спал, радио слушал, так вот, передали…

— Да что передали? не томи ты!..

— А то и передали, «Радио Шао-Линь» говорило.

— Ну?!

— Вот тебе и ну! Сказало, «Радио Шао-Линь»-то, мол

время

покупать

черные

перстни

Варвара смотрела, не зная, верить ли… нет? Он выпил еще вина.

— Не может быть… — голос ее охрип. Неувядаемые «Черные Утки» что-то вторят ей вслед.

— Век мне супу в пакетиках для польских комитетчиков «Солидарности» не видать! Смотри… — он раскрыл ладонь. Черный перстень!

— А где взял?

— Хм… где взял. Это камень тот еще, Империа. Серега-ювелир напилил пластинами, оправил в серебро.

— Ого! — восклицает она, берет с полки книгу, куда вделан тайник, достает черный осколок ночи, оправленный в серебро… перстень!

— Бабушка по наследству подарила, — шепчет она. — Ну?., и что же нам делать?

— Что делать… к Петру Яну пойдем. Он в Дом культуры устроился, обои там какие-то клеит. Ну, сообщим всем самураям, черным уткам, лесным братьям, комитетчикам «Солидарности».

— Пойдем-то мы, пойдем… а чем платить будем?

Вынес золотую шпагу, разоблачил от оберток. — Золотая. Тысячу рублей стоит. Дело верное.

— Откуда она у тебя? Ты это… наверное, брось. За ношение посадят!

— Не посадят, это элемент национального костюма. Я про нее все детство мечтал, а тут гляжу, продается. В смысле, это же сувенир, бумагу разрезать, позолоченная. Но все равно как настоящая.

— Ха, ты мечтал! — замечает Варвара. — Наверное, чтобы мне могилку отрыть золотой шпагой на берегу океана, как Манон Леско!

Да, у женщин своя логика, не поспоришь. Ладно… что говорить. Но вот она уже становится зимне-прекрасной и они идут на улицу. Компаса нет, навигационных карт тоже, остается надеяться на потайные тропки китайских пластунов-спиртоносов. Но вот уже Дом культуры вознесся над ними. Неутомимый Петр Ян пластает по стенам клейстерные дацзыбао обоев, отделывает под конфетку комнату «мягкой игрушки и бонсай».

— Петр, — сказал он, — отец родной, голубчик…

— Мы пришли к тебе сказать… — заторопилась Варвара, — что нынче ночью передало, передало… — у нее захватывает дух.

— «Радио Шао-Линь» передало, — продолжил он.

— Натурально, на тибетском языке шпарили! — вторит она.

— Что, ну… время покупать черные перстни

Петр роняет банки с клеем, комкает липучие дацзыбао, бестолково мечется под их смеющимися взглядами. «Ну… а? Родненькие мои, правда? Нет, не врете?.. Дожили ведь, да? Дождались!»

Петр опростал от мусора чашки из-под бонсаек, разлил крымское. «Ну, выпьем за это время, что шершавой змеей оползло мглистую Гоби снов и свершений, памяти и непостоянства, все явочные квартиры и законспирированные телефоны Зимы, опутало руки таксистов и они правят по космическим картам, развозя по шалманам одних лишь китайских пластунов-спиртоносов!»

Выпили и решили идти к Иван-Чаю, пока тот не исчез в неизвестные синусы и косинусы пространств по опохмельным делам. Перевалили через сугробы и замять хозяйственного двора. Подземное царство тлеет светом, перчатка дыма из трубы машет в обветшалое небо. Вниз, вниз, в удушливо-пыльный ангар, где теплые вены труб, сторожкое бормотание приборчиков… Так вот где собираются истопники региона Восточной Сибири на безутешный праздник начала отопительного сезона! Сюда же приходят с окрестностей памятники дедушке Ленину, сам Иван-Чай раздает им теплые кепки на зиму. Они улыбаются плохо покрашенными серебряной краской ртами, пьют портвейн рукой, протянутой к коммунизму. И сам Иван-Чай цветет здесь, понятно, махровым цветом.