Читать книгу "Грешные намерения - Элизабет Хойт"

Кэр обнял ее.

Она повернулась к нему лицом, вдыхая мускусный запах, стыдясь своих готовых пролиться слез.

Сайленс была самой младшей, самой невинной в их семье, переносить ее падение было безумно тяжело, казалось, во всем мире наступила темнота.

Он тяжело вздохнул, погладил ее по спине.

— Темперанс.

Его тело было горячим. Она осторожно провела рукой по его спине и с некоторым удивлением заметила, что только тонкий слой шелка отделяет руку от его голой кожи.

— Кэр.

Его губы нашли ее мягкие после сна губы. В эти минуты она не была Темперанс, а он не был аристократом и лордом. В этом чистилище между ночью и днем они были просто мужчиной и женщиной.

И как просто женщина, она раскрыла губы.

Откуда-то, из глубины его груди, донеслось удовлетворенное ворчание. И его язык властно проник в ее рот. В эту минуту она не хотела бы оказаться лицом к лицу с внешним миром, находившимся за дверями этой спальни. Ей хотелось только чувствовать.

Она уже несколько лет не позволяла себе никаких чувств.

Ее охватило желание, сильное и мгновенное. Она всегда была бессильна перед похотью и каждый день своей жизни старалась, чтобы другие не узнали, как управлять ею. Теперь она дала себе волю.

Она обхватила его спину, чувствуя скользящий между ладонями шелк. Его тело было мускулистым, плечи — широкими, изгиб позвоночника — четким.

Он поцеловал ее и дернул за корсет.

— Снимите это.

В темноте это было не просто, но она вертелась и извивалась и наконец, подсунув под пластины корсета пальцы, выдернула шнуровку из дырок. Она почувствовала, как дрогнули, освобождаясь ее груди. Кэр сорвал с нее остатки корсета, а затем через голову снял с нее сорочку.

И Темперанс оказалась голой.

— Снимите это, — шепотом попросила она, дергая его за халат.

— Я не могу. Простите, — тихо сказал он, и она вспомнила о его чувствительности.

Она встретила его взгляд. В его глазах было сожаление.

— Вам будет больно?

— Не больно. — Он провел губами по ее губам. — С вами это уже не больно. Просто… неловко. Но только если вы коснетесь моей голой кожи.

— А если вы коснетесь моей голой кожи? Он улыбнулся:

— А вот это, уверяю вас, будет совсем не больно.

Это расстроило ее, но она подвинулась к нему и потерлась грудью о его грудь, чувствуя как шелк, касается ее сосков.

Он застонал и потянулся к ней, и она сбросила с себя все оковы. Она перекинула ногу через его бедро. На нем были панталоны, и она чувствовала своей кожей грубую ткань, пока не добралась до нижней части его ног. Он застыл. Она знала, что причиняет ему неудобство, но не могла остановиться. Она наслаждалась различием между своей мягкостью и его грубой силой.

Неожиданно он перевернул ее на спину.

— Да, — попросила она. — Да.

Но он не сделал того, чего она ожидала. Он схватил ее за руки, завел их над головой и всей тяжестью навалился так, что она почти не могла пошевелиться.

— Пожалуйста, сейчас, — задыхалась она. Она не хотела потерять это опьяняющее состояние и вернуться к нормальной жизни с осознанием вины и горем.

— Не надо спешить, — прошептал он.

— Да, не будем, — сердито согласилась она.

Но он только рассмеялся, его дыхание щекотало её кожу. Что он собирается делать?

Она растерялась. Ошеломленная и смущенная, она попыталась приподнять бедра, придвинуться к нему, но он усмехнулся и, нажимая бедром, не позволил ей пошевелиться.

— Что вы делаете?! — раздраженно воскликнула она.

— В чем дело, миссис Дьюз? — удивился он. — Я думал, вы были замужем.

— Я была замужем, — язвительно сказала она. Последнее, о чем она хотела бы сейчас думать, — это о своем покойном муже.

— Тогда, полагаю, вы в какой-то степени знакомы с этим процессом, — прошептал он и взял в рот ее сосок.

Мысли в голове путались, накатившая на нее волна чувственности буквально привела Темперанс в дрожь. Боже, как давно это было! Поэтому ее так возбуждало его прикосновение к соскам. В этом было столько эротизма.

Он оторвался от ее груди.

— Должен признаться, я сам новичок в этом деле, — сказал он.

— В каком? — Она всмотрелась в темноту. — Что вы этим хотите сказать?

— В занятиях любовью, — убежденно сказал он, прикусывая ее сосок.

Она зарыдала, чувствуя сладостную боль. А он не пошевелился, чтобы избавить ее от этой боли. Вместо помощи он решил поболтать.

— Мне говорили, что это невероятное ощущение, — спокойно сказал он. — Но вы должны простить мою неуверенность. Я бывал в постели со многими женщинами, но никогда это не становилось актом любви. Вы мне поможете? Осторожно, — ласково говорил он, понижая голос, упрекая ее за стон разочарования. Он раздвинул ее бедра и улегся между ними. — Ну вот, так лучше?

Она закрыла глаза, наслаждаясь его жаром и не слишком большой тяжестью тела.

— Вот так, — повторил он, успокаивая ее. — А что, если я добавлю вот это?

И он снова взял в губы ее сосок. Ей хотелось потрогать его всего, провести пальцами по волосам на груди, ухватиться за плечи и, забравшись в штаны, размять его ягодицы. Но он все еще держал ее руки, и она была вынуждена просто ждать.

Подчиняться.

— Согните ноги, — шепнул он, в темноте его голос звучал чисто и ясно.

Она подчинилась.

— Немного приподнимите их. Она снова подчинилась.

Ее движения вынудили его придвинуться к ней. Она сглотнула, ожидая, что он сделает дальше.

— Я думаю, пора. — Он повернулся, расстегнул застежку и выпустил свой пенис на свободу.

В темноте его глубокие поцелуи, ласки его языка, все это было слишком интимным. Она раскрывала перед ним губы, не в силах отказать ему. Так эротичен был этот поцелуй, что она почти не заметила, когда он начал делать какие-то движения.

В его голосе слышалось что-то необузданное, и она знала, что волнует его. Она раскрыла рот и укусила его за губу. Он коротко вдохнул и начал рвать ее губы, грубо и безжалостно, почти не владея собой, особь мужского пола, получившая власть над женщиной.

Он приготовился войти в нее и поднял голову для того, чтобы только шепнуть: «Пора».

Потом мощным рывком вошел в нее, заполняя собою то, что пустовало много лет. Она вздрогнула от вторжения, но он толчками входил и входил в нее, пока не оказался сидящим на ней.

На мгновение ее охватила паника. Кто был этот человек? Почему она лежит под ним, подчиняясь своим самым дурным порывам? Но он шевельнулся, и все мысли вылетели у нее из головы. Он двигался как морская волна, набегавшая на берег, как порывы ветра, пробегавшие по булыжникам, как мужчина, лежащий на женщине. Это было самое древнее, самое обыкновенное движение, и в то же время оно было новым и чистым.