Читать книгу "Царь живых - Виктор Точинов"

Факт тривиальный до банальности: большинство обладателей мозгов активно используют не более десяти процентов от числа мозговых клеток. Царь Мертвых относится к тому меньшинству, что мы зовем гениями, или одержимыми, или святыми, или людьми паранормальных способностей, или блаженными*, или уникумами, или еще как-нибудь, – к тем, кто способен использовать содержимое черепной коробки гораздо активнее.

Душа Царя мертва.

* Выражение “блаженны нищие духом” – отнюдь не шутка и не кокетство духом богатых. Пресловутые десятипроцентники о богатствах духа вообще не задумываются, они других богатств ищут… У иных же аппетит приходит во время еды, и владеющий семидесятью процентами своих возможностей – тоскует об остальных тридцати, и алчет продвинуться дальше, и вполне искренне, без тени кокетства, считает себя нищим духом…

И мертвы обширные участки мозга, отвечающие за многие аспекты нервной деятельности. Но! Мозг развитый, использующий куда более тех несчастных десяти процентов, способен перекидывать, переключать утрачиваемые функции на иные, уцелевшие участки мозга – факт медикам известный. (Люди умственного труда, к примеру, быстрее и легче восстанавливают двигательные способности после инсультов, чем. скотообразные маргиналы: и у тех, и у других поражены клетки мозга, отвечающие за одни и те же функции тела – но у первых есть некий резерв поддающихся управлению синапсов.)

Царь Мертвых способен на многое, не доступное обычным некробионтам.

Он способен спать и видеть сны – странны и пугающи сны его, но не это главное.

Он способен творить – страшно сотворенное им и опасно для душ живых, но не это главное.

Он способен даже Любить – кошмарны плоды Любви его, и может породить он Царя Живых, и поделиться с ним силой и властью своей. И способствовать приходу дней царствия сына своего, и будут дни эти последними для живущих. И это – главное.

Престол Мертвых часто пуст – ибо трудно, почти невозможно убить великую душу, не затронув тела. Хотя, конечно, не правы те, кто насчитал лишь пять Царей – павших ранее, шестого – правящего, и седьмого – чье царствие будет последним. Не правы, ибо видели и сочли лишь явных Царей Мертвых, заодно занимавших и земные троны.

Другой вариант редок – когда два Царя сходятся в беспощадной схватке за всемирную власть над мертвыми душами. Редок, но более страшен – явись, к примеру, ядерное оружие в мир лет на десять раньше – и человечество давно бы вкусило всех ужасов Последнего Дня…

Но и не занимающие формальных престолов Цари Мертвых крайне опасны. И ошибаются признающие за ними право на существование и даже позитивную роль в очистке от некробионтов, в том числе и от вампиров. Ничего тут позитивного нет, и вот почему.

Если подданных (т.е. пищи) Царю не хватает – он их делает. Из живых. В масштабах, сравнимых с масштабами действия тактического оружия массового поражения. Тем и опасен.

На прощание Адель поцеловала его. Чувственного в этом поцелуе было немного, но…

– Ты ангел, – прошептал Иван. Сам не знал, как вырвалось. Не любил он таких слов. Иван был атеистом. Бога нет, если гибнут дети. Но он сказал и повторил:

– Ты ангел!

– Да… – покладисто согласилась Адель. И, если дар не ступил на скользкий путь дезинформации, не солгала.

Адель была ангелом.

Иван и сам отчасти догадывался…

Вот и прозвучало слово “ангел”. Прозвучало сигналом к атаке.

Атаку предвижу с обоих флангов – одновременно. Обычно для атакуемого это заканчивается печально… Раньше по крайней мере всегда так бывало, во все века и эпохи – от Канн до Сталинграда. Завершалось полным окружением. А как сказал один известный стратег, окруженное со всех сторон подразделение должно непременно сдаться*.

* Этим дебиловатым стратегом-паникером был некий телефонист Ходоунский (персонаж романа Ярослава Гашека), озвучивший сию мысль в беседе с бравым солдатом Швейком. Жаль, что австро-венгерская военная жандармерия не вздернула мордастого дезертира Я. Гашека еще в далеком 1915 году. Он, Гашек, ведь не только шуточки шутил да на имперские знамена публично гадил. Он и у нас, в Заволжье и в Оренбуржье, отметился. Покомиссарствовал. С размахом и кроваво. Так оно и бывает – всегда. Из нежелающих побеждать комиссары и зондерфюреры получаются грамотные. И не слишком тешьтесь надеждой загнать их в санитары-альтернатившики – выносить за больными утки… Что им ваши утки. Убивать-то они готовы. Просто пасть ради Победы боятся.

Положение пиковое. Слева грохочет железная поступь когорт ортодоксов-материалистов, на ветру реют штандарты с родоначальниками, стенают в обозе прикованные к колесницам победителей эмпирио– и прочие критицисты, и неумолчно бьет барабан: нет! нет! нет! Нет бога, нет чертей, нет ангелов… Есть лишь источники и составляющие части.

Справа топот копыт – разворачивается в атакующую лаву кавалерия религиозных ортодоксов… Тех самых, что уверены: у демона рога, хвост, волосатые козлиные ноги и смрадно-серное, никаким орбитом и диролом не спасаемое дыхание. А ангелы, соответственно, парят… И парят, и парят, и парят… Потому что сесть не могут. Не на чем им сидеть. Ввиду функциональной ненадобности седалищной части организма.

Окружают… Кольцо смыкается.

Но пусть сдаются грезящие об альтернативной службе Швейки-Гашеки. Мы сорванными голосами процитируем гвардейца Камброна… И будем драться.

А не-ортодоксам напомним одну уже прозвучавшую вводную.

Человек – сложная боевая система. Многоуровневая. Не все его тактико-технические характеристики достаточно изучены. И не стоит забивать головы зловонными адскими безднами и высшими материями эмпиреев. И ангелы, и демоны – все это мы. Но на разных уровнях.

Доступно излагаю?

Непонятно? Трудно? А что, господа кадеты, в этой жизни легко? Легко только армейские повестки в унитаз бросать, и то пока фановая магистраль не засорится – тогда начинаются трудности.

И ароматности.

Глава 2

Слава Полухин умирал страшно.

Лечение не помогло, самая надежная и радикальная хирургия – осиновый кол в печень укусившего вампира – запоздала.

Процесс, поначалу в виде легкого недомогания, начался в тот момент, когда гладко выстроганное дерево обугливалось в корчащемся теле Наи. Агония наступила через полчаса после возвращения Ивана.

Агония была долгой.

Очень долгой…

Полухин горел.

Горел в полном смысле этого слова – заживо и изнутри, без видимых глазу дыма и пламени. Иван слышал о таких случаях – на уровне сказки, страшноватой легенды, – о сгоравших дотла людях. Сгоравших без пожара, без малейшего возгорания окружающих предметов. Ходили страшилки об остававшихся порой в постелях маленьких кучках золы – лежавших на белоснежных, ничуть не обуглившихся простынях…