Читать книгу "Темное торжество - Робин Ла Фиверс"

У меня вдруг садится голос.

— Она бы и двух недель за стенами не протянула.

Исмэй глядит с осуждением:

— Только ей самой в этом убедиться не дают.

У меня не осталось душевных сил, чтобы спорить, и я направляю разговор в другое русло:

— А что у тебя за отношения с Дювалем?

Она спешит налить себе и мне по бокалу вина.

— С чего ты взяла, будто у нас… отношения?

— Да ладно, достаточно один раз увидеть, как вы смотрите друг на друга. Взять хоть то, что он не велел тебе убивать… ну, про кого вы там говорили, и ты к нему прислушалась. Так ты любишь его?

Исмэй протягивает мне бокал, и тот чуть не вываливается у нее из руки.

— Сибелла!

— Ты влюблена, — выношу я вердикт.

Беру кубок и отпиваю вина, соображая по ходу дела, как к этой новости относиться.

— Да с чего ты взяла? — повторяет она.

— Да хоть с того, что ты покраснела.

Она принимается играть ножкой бокала.

— А если это моя стыдливость не может снести таких прямолинейных вопросов?

— Ой, только простушку передо мной не разыгрывай! Лучше вспомни-ка, кто тебя целоваться учил. Дюваль должен мне быть ох как благодарен.

Исмэй запускает в меня скомканным полотенцем:

— Все сложно…

Почему-то я вдруг думаю о Чудище. И начинаю гонять вино в бокале по кругу.

— А кому сейчас просто?

— Он меня замуж звал.

Вот так сюрприз! Этот Дюваль начинает мне нравиться.

— А ты разве больше не замужем за тем свинарем?

— Нет. Наш брак так и не свершился, и на второй год моего пребывания в обители матушка аббатиса добилась признания его недействительным.

— И что же ты ответила на предложение?

— Сказала, что подумаю. Я его в самом деле люблю и всю жизнь буду любить, но… чтобы снова кто-то имел надо мной такую власть…

— А настоятельница что говорит?

Исмэй морщит нос и наливает себе еще вина.

— Это одна из причин, по которым она мне больше не благоволит.

— Тебе?! Но ты же ее любимицей была! Как и Аннит.

— Нет. — Исмэй решительно мотает головой. — Она любила не меня, а наивную послушницу, которая преклонялась перед ней и слепо верила каждому ее слову.

И я начинаю понимать, насколько сильно изменилась Исмэй.

Продолжить разговор нам не удается. В дверь стучат, Исмэй отзывается, у порога происходит напряженный разговор шепотом, после чего она прикрывает дверь и возвращается ко мне.

— Совет распустили до утра, — сообщает она. — Сестре герцогини сделалось хуже, и государыня желает, чтобы я смешала для бедной Изабо немного снотворного.

Я приподнимаю бровь:

— Ты же вроде у нас мастерица по ядам, а не наемная лекарка?

Моя подруга невесело улыбается:

— Это все тот же танец со Смертью.

ГЛАВА 24

Теперь я одета в одно из нарядных платьев Исмэй, и стражник при входе во дворец почтительно приветствует меня, не чиня никакой задержки. Я выхожу в прохладную ночь и направляюсь к мосту, освещенному редкой чередой факелов. Внизу по черной воде разбегаются блики.

Мост ведет к обители бригантинок, куда поместили Чудище. Я спешу туда, желая убедиться, что везла рыцаря в такую даль не затем, чтобы он взял да испустил дух на руках у монахинь.

Приблизившись к воротам монастыря, я обнаруживаю их надежно запертыми. По правую руку от створок замечаю на земле нечто похожее на ворох тряпья и не сразу узнаю спящего Янника. Без сомнения, его выставили из обители, ведь он просто калека, а не раненый или больной. Но, будучи предан своему хозяину, словно вернейший из псов, он никуда не ушел.

Я подумываю о том, чтобы позвонить в колокольчик, но оставляю эту мысль. Что, если меня тоже не пустят? Или, того хуже, начнут выпытывать, зачем я к ним явилась.

Я колеблюсь. Наверняка Чудище больше во мне не нуждается. Теперь кругом него хлопочут лучшие лекари нашей страны. Так что я пришла сюда не помощь оказывать.

Но тогда, действительно, зачем?

Он теперь в безопасности. Скоро поправится и снова будет помогать герцогине. Я вырвала его из лап д'Альбрэ, сделав то, чего не смогла сделать ради Элизы. Не довольно ли?

Почему же ноги сами меня сюда принесли? Чего ради стою перед запертыми воротами и уйти никак не могу?

Если бы речь шла не обо мне, а о ком угодно другом, я бы назвала это любовью. Но я — нет уж, я не настолько глупа, чтобы снова кому-нибудь вручить свое сердце. В особенности если учесть, что моя любовь подозрительно часто становится смертным приговором для всех, кто мне дорог.

Знакомый панический ужас зарождается в глубинах души, рвется наружу. Я не даю ему отпор, наоборот, — раскрываю объятия перед ним.

Я помню страшные крики… и кровь.

Больше вспомнить ничего не удается — все захлестывает боль.

Я разочарованно поворачиваюсь и иду вдоль монастырской стены, — может, попадется низкое место или калитка с уступчивым замком?

Потом замечаю ветвь дерева, нависшую над оградой. Она довольно тонкая, почему, вероятно, монашки ее и не спилили. Мужского веса ей не выдержать, но мой — запросто.

Перекидываю через плечи полы плаща и высматриваю опору для ног. За облюбованную ветку просто так не ухватишься, мне чуть-чуть не хватает роста, чтобы до нее дотянуться. Придется лезть прямо по стволу. Прости, Исмэй, но твое платье я, похоже, испорчу.

Ладно, платье все равно не твое, оно обители принадлежит. Поэтому не жалко.

Я наконец хватаюсь за ветвь. Отлично! Ветка поскрипывает и гнется, но не ломается. Я растягиваюсь вдоль нее, чтобы не давить на одну точку всем весом, и потихоньку ползу через ограду. Не хотелось бы, чтобы ветка вдруг треснула подо мной, ведь тогда я полечу с изрядной высоты и наверняка шею сломаю. Впрочем, не мог же Мортейн завести меня так далеко, чтобы обречь на бесславную смерть.

Но вот наконец и стена! Я перелезаю на нее и отпускаю ветку, которая тотчас же выпрямляется. Озираюсь по сторонам, стараясь определиться. Скоро становится ясно, что этот монастырь устроен во многом подобно обители Святого Мортейна. Вот длинное приземистое здание, там кельи монахинь. Вот трапезная, она повыше. Ну и сама церковь, конечно. Так, а где здесь пользуют увечных и хворых?

Я замечаю отдельно расположенное строение, из одного окошка пробивается слабый свет. Выглядит обнадеживающе: оттуда я и начну свои поиски. Должно быть, это горит свечка или масляная лампа, с которой монашка обходит спящих.