Читать книгу "Профессиональное убийство - Энтони Гилберт"

И кто мог знать о яде в душе Грэма, кроме его сообщника? Кто еще, настаивал я, так старался бы опровергнуть существование рыжебородого? Мы знали, что Рэнделл жив, потому что он по-прежнему платил деньги шантажисту Беннетту. Знали, что некто, снимавший комнату на имя Рэнделла, одевался в полицейский мундир. Никто, имеющий отношение к данному делу, за исключением Фэнни и Грэма, не мог знать о его существовании или прошлой истории. Оба преступника надеялись, что их ни в коем случае не заподозрят. Когда арестовали Фэнни, они вздохнули с облегчением. Потом я разворошил эту навозную кучу, очень осложнил им жизнь, и возникла новая проблема. Наконец перед угрозой разоблачения Рэнделл пошел на большой риск, убил сообщника и взвалил вину на его плечи. Грэм являлся отличным козлом отпущения; и что стоило Рэнделлу притянуть сюда Фэнни? Вероятно, он считал, что поступил по отношению к ней благородно. Ему повезло, что в руке у Рубинштейна была зажата ее пуговица.

— Все это замечательно, — проворчал Крук, — но не больше, чем предположения. У нас нет никаких доказательств, какие можно предъявить суду, свидетельствующих о том, что Рэнделл хоть как-то связан с этим делом. Не говори мне о рыжих волосах. Каждый, кто знал этого человека, помнит, что у него рыжие волосы. Кстати, существуют ведь и парики.

— Сошлюсь на авторитет, — произнес я. — Шерлок Холмс утверждал, что когда отсеются все, кто никак не может быть виновен, тот, кто останется, как бы ни казалось это невероятным, и есть преступник. Признаю, что Рэнделл — ответ, притянутый за уши, но какие у нас еще?

Тогда никакого ответа не было ни у меня, ни у Крука. Однако утром я понял, что Рэнделл отнюдь не покончил с этим делом. Почтальон принес мне письма, и я увидел, что верхний конверт белый, гладкий, адрес написан уже знакомыми черными буквами. В конверте лежал такой же знакомый рыжий волос и записка:

«Тебя предупреждали».

Глава двадцать первая

Надеюсь, что кого-нибудь казнят… в назидание прочим… гораздо лучше повесить не того, кого надо, чем никого.

Изнемогающий кузен

Через четверть часа, когда я завтракал, представляя, что из стен высунутся дула револьверов или нарисованный над каминной полкой судья спустится, как в рассказе Брэма Стокера, с веревкой в руке, раздался звонок в дверь, и вошел Паркинсон.

— Послушай, — начал он с возмущением, чего я от него ожидал, — это уже не шутка.

— Грэм понял это раньше тебя, — произнес я.

— Я получил еще одно из этих треклятых писем… — Тут взгляд его упал на мой конверт, и он вздрогнул. — И ты тоже? Как думаешь, где это закончится?

— В морге, насколько это касается меня. Что в твоем письме?

Паркинсон показал его мне.

«Если хочешь узнать правду, приезжай на Силвер-сквер, 72б».

— Квартира Рэнделла, контора, называй, как хочешь! — воскликнул я. — Так вот, это самая настоящая западня!

— Да, но за ней что-то должно быть. Я еще не встречал более ясного предупреждения «не суйся». И поэтому считаю, что нужно ехать туда.

— Чтобы погибнуть? Вряд ли мертвыми мы принесем Фэнни много пользы.

— Знаешь, я не думаю, что мы приносим ей много пользы, оставаясь живыми. И если, как намекает твое письмо, нас все равно убьют, мы хоть выясним, кто это сделает.

— Большое спасибо, — усмехнулся я. — Рэнделл от меня уже несколько раз уходил. Кажется, он меняет внешность в зависимости от обстоятельств.

— Чувствуешь себя здесь в большей безопасности? Ты наверняка прав. Но я все равно еду на Силвер-сквер.

— С полицейскими?

— Нет. Я хочу, чтобы он выдал себя.

— Смотри, чтобы он не выдал тебя. Я отправился к Грэму именно с этой целью, и смотри, что получилось. Позаботься, чтобы Рэнделл не понял, что игре конец, и не решил прихватить тебя в морг за компанию.

Однако ни насмешки, ни доводы не могли поколебать уверенность Паркинсона.

— Ты как хочешь, — заявил он, — а я еду.

— Ладно, тогда еду с тобой. Я всегда презирал людей, которые дочитывают книгу только до последней главы и сдают ее в библиотеку, не узнав развязки, потому что боятся страшного конца.

По крайней мере, сказал я себе, можно взять с собой оружие, но, выдвинув ящик стола, обнаружил, что револьвер исчез. Я стоял, глядя на то место, где он был — я никогда не запирал ящика, — а потом с довольно глупым видом перевел взгляд на Паркинсона.

— Что ж, — сказал я, — похоже, Рэнделл следил за моими передвижениями пристальнее, чем я предполагал.

— У меня есть револьвер, — произнес Паркинсон. — Новенький. — Достал его и покачал на ладони. — После того как он выстрелил в тебя через окно, я решил, что нужно позаботиться о своей безопасности.

Вскоре мы отправились туда. Поднимаясь по лестнице, никого не встретили — я сообщил Круку по телефону о наших намерениях — и когда нажали кнопку звонка у двери, никто не открыл ее.

— Проверь, заперта ли она, — прошептал я.

Паркинсон подергал ручку. Дверь легко открылась, и мы заглянули в комнату. Однако едва мы переступили порог, я остановился и ахнул. Паркинсон взглянул на меня. Окно было завешено темными шторами, из промежутка между ними на нас смотрело, не мигая, какое-то лицо. Страшное, загадочное, гипсово-белое, с громадными блестящими глазами и раздвоенной рыжей бородкой.

— Осторожнее! — воскликнул я, но Паркинсон уже не раз рисковал в жизни.

Он молча вскинул револьвер, и выстрел расколол тишину и лицо, раскрошившееся, как гипс, на который походило.

— Только так и нужно поступать с подобными джентльменами, — угрюмо проговорил Паркинсон, смертельно бледный, с дымящимся револьвером в руке. — Давай сядем.

Я двинулся вперед; рыжая бородка отделилась от маски и лежала на полу, нелепая и зловещая. За моей спиной раздался голос Паркинсона:

— Думаю, это последняя партия. Кертис, ты ведь любишь иметь на руках выигрышные карты? Ну что ж, они у тебя были. Однако теперь игра кончена. Настал час расплаты.

Я оглянулся и ощутил прижатое к пояснице ледяное дуло револьвера.

— Сядь, — сказал Паркинсон, — и я выложу тебе правду. Если будет желание, можешь заполнить пробелы.

Мы сели лицом друг к другу, он держал револьвер, зловеще наведенный на меня.

— Ты очень умный, — начал Паркинсон, — и, похоже, чертовски опытный. Разумеется, это новый метод — совершить преступление, а потом вместо того, чтобы затаиться, находиться в центре внимания, общаться с полицией и юристами — кстати, Крук причастен к этому? Нет? Конечно, у данного метода есть свои достоинства. Никто не может знать этого лучше тебя. Тот, кто прячется от дневного света, живет во мраке. Он понятия не имеет, каким станет очередной ход полиции. Но если у тебя добрые отношения с властями, об их планах ты знаешь все; можешь открыто идти по их следу, знать положение вещей, совершать необходимые тонкие уловки, это очень важно для того, чтобы тебя не вздернули за твое преступление, и все это, заметь, в атмосфере симпатии и сочувствия. Как все тебя жалели, когда ты старался освободить Фэнни. Каким мужественным ты казался, когда время от времени совал голову в львиную пасть! Взять этого рыжего злодея! Разве Крук не советовал тебе держаться подальше от этой комнаты, если дорожишь жизнью? А когда приходили письма, разве не думали все, что ты отважный человек, потому что не обращаешь внимания на угрозы и продолжаешь рисковать своей шкурой ради дорогой Фэнни? Держу пари, что ты просто упивался этим. И всегда мог ответить на вопросы полицейских, давал им подробную информацию относительно точного времени, когда Рубинштейн был убит — ты и твоя любовница Фэнни Прайс поехали туда, чтобы убить Рубинштейна, хотя, надо отдать вам должное, вряд ли в ваши планы входило убийство.