Читать книгу "Бриллиантовый маятник - Ольга Ракитина"

— Сколько раз?

— Ну, не помню, раз, два. Она стала падать, я ее подхватила и потащила на кухню, а оттуда дверь была открыта в маленькую комнату, я ее туда заволокла и на кресло положила. А она тут очнулась, вскрикнула. Вот, думаю, какая живучая зараза! У неё платок в руке оказался, видимо, она хотела к ране приложить; ну, я этот платок вырвала и ей в рот засунула, чтоб она не кричала. А у неё откуда только силы взялись! — стала вырываться, вцепилась мне в волосы, да так больно! за палец меня укусила — вот, посмотрите, до сих пор ещё не зажило, — женщина показала Шумилову свою правую кисть, обернутую не очень чистой тряпицей. — Но только вся эта возня была бесполезна, я — то сильнее! Прижала ее голову покрепче, минуты две — три подержала, она и затихла.

От недавнего волнения Семёновой не осталось и следа. Она говорила спокойно, монотонным голосом и звучало сказанное — если только абстрагироваться от содержания — как — то очень буднично, обыденно. Словно о рецепте пирога с яблоками разговор зашёл. Ни ужаса от содеянного, ни жалости к убитой девочке — ничего не слышалось в голосе рассказчицы, ничего не мелькнуло в её спокойных глазах.

— И тут я заметила, что руки у меня испачканы, и манжеты, и на жакете брызги крови. — продолжила Семёнова, — Я руки вымыла, манжеты отстегнула, в сумку спрятала. И портмоне сторожихи забрала, потому что она туда мой рецепт капель спрятала — улика все — таки! Потом пошла в другую комнату, стала обыскивать стол. Денег было всего 50 рублей. Жалко, я думала, что больше найду. Векселя попадались сплошь просроченные, только один нормальный и нашла. Взяла.

— А как вещи из витрины достали? — Шумилов задал вопрос, принципиальный для проверки искренности рассказчицы. Никто не мог объяснить исчезновения вещей из запертой витрины: ни Миронович, ни Илья Беккер, ни следователь Сакс. Только убийца мог знать действительно ли он брал эти вещи и если «да», то как именно он до них добрался?

— Ключей я не отыскала. Всюду посмотрела, всё обыскала: нет ключей. Ни от шкафов, ни от витрины. Лампу я потушила, чтоб соседи через окно меня не увидели — там ведь занавесок на окнах не было — и стала в темноте шарить. Правда, свет от фонаря с улицы хорошо освещал, да и луна была полная, так что темно не было. Я у витрины крышку в углу вверх отжала и в щель руку просунула. Взяла, что смогла ухватить: часиков несколько, портсигар, еще что — то… не помню. Положила все в сумку. Потом вышла тихонько. Никто меня не видел. Как же вы меня нашли? — словно спохватившись, поинтересовалась Семёнова.

— Потом расскажу. А что было дальше? — продолжил расспросы Шумилов.

— Приехала на квартиру. Он меня ждал, не ложился. Я ему всё рассказала — ведь это для него всё делалось, для него! Взяли извозчика и поехали на острова в ресторан — ужинать. Когда через Тучков мост переезжали, остановились. Он говорит: «Надо выбросить манжеты запачканные и вексель, все равно он бесполезный. Его первым делом искать будут. Заложить не сможем». Выбросили. А еще гирю и портмоне. Ну, потом ужин… Под утро вернулись. Днём он забрал все вещи, что я принесла, кроме часиков женских, и поехал их закладывать. А вечером уехал в Гельсингфорс. Мы договорились, что он поедет первым, а я на несколько дней сниму дачу в Озёрах и буду ждать от него известий. Он как устроится — меня вызовет. Он всё, всё забрал, только одни — единственные часики мне оставил и денег 5 рублей. Говорил, что всего на пару дней. А я ждала, ждала, ждала… не едет и не пишет. Как в воду канул. Бросил меня… — в голосе ее послышались горестные интонации. (" Скулит, точно побитая собака», — раздражённо подумал Шумилов.) А что же я одна, без денег?…

Казалось, она напрочь забыла о присутствии Шумилова и полностью погрузилась в свои горести.

— Вы забыли сказать, как фамилия вашего Миши, — заметил как бы между прочим Шумилов.

Она словно очнулась:

— Я не сказала? Безак, Михаил Михайлович Безак. Он был урядником, когда мы познакомились. Молодой, красивый, в синем мундире, сапоги до блеска начищены… Это уже потом, через два месяца, его вывели из штата, а тогда… Его во всех ресторациях уважали и кланялись. Он мне пальто подарил с лисой и ожерелье жемчуговое. Правда, потом все это пришлось заложить… Вы знаете, он моложе меня на 4 года, но куда как умнее, и жизнь знает лучше, чем я… — Внезапно она замолчала, ее лицо опять ожесточилось, на переносице собралась глубокая вертикальная складка: — А скажите, вы его найдете? Да, обязательно найдите и накажите его! накажите! — глаза ее недобро прищурились.

— Безак… Безак… Сенатор был такой во времена Государя Николая Павловича.

— Да — да, — закивала Семёнова, — Это его дед.

Алексей Иванович понимал, что нельзя Семёнову оставлять здесь одну — чего доброго опять исчезнет, нужно было срочно перевезти её в город и для начала показать Карабчевскому. А дальше, без сомнений, ей прямая дорога в полицию. Каким образом это лучше сделать — предстояло еще обдумать. А пока же он поднялся с поваленного дерева и приказал:

— Екатерина Николаевна, сейчас Вы соберёте свои вещи и проследуете со мной.

«Что ж, — размышлял Алексей Иванович, сидя в коляске извозчика подле молчаливой Семеновой, — задача с честью выполнена. Но какова дамочка! — такая хрупкая и беззащитная на вид бестрепетно расправилась с ребёнком! Ради денег. И все эти россказни о великой любви, все эти рассуждения… Пакость!» По дороге в Петербург Солнце светило прямо в лицо, даря этими осенними лучами последнее тепло. Екатерина спустила на плечи черный платок, прикрывавший до сих пор ее голову, и Шумилов увидел, что волосы у неё стриженые, совсем короткие. Перехватив его изумленный взгляд, она пояснила: «Тиф. Весь июнь провалялась в Александровской больнице.»

Столицу уже мягко укутал тёплый вечер, когда старенькая извозчичья пролетка въехала на Малую Садовую и подкатила к подъезду, в котором находилась контора Карабчевского. Шумилов помог даме сойти с подножки и они вошли в услужливо распахнутые пожилым швейцаром двери. Во взгляде Семёновой отразилось недоумение, когда на двери она увидела начищенную латунную табличку с указанием фамилии владельца конторы и его звания; впрочем, женщина никак не успела отреагировать на увиденное — Шумилов ввёл её внутрь и встал в дверях. От движения двери звякнул колокольчик и в прихожей появился помощник Карабчевского, тот самый субтильный юноша, что несколько дней назад принёс Шумилову записку от присяжного поверенного.

— Николай Платонович у себя? — спросил его Алексей Иванович. В эту минуту он несколько тревожился: не окажись адвоката на месте, ему самому пришлось бы решать проблему, куда пристроить Семёнову. Отпускать дамочку было нельзя, отправить в полицию — преждевременно, удерживать силой — противозаконно. К счастью, Карабчевский оказался на месте.

Адвокат появился в прихожей через минуту. Увидев парочку, он бросил на Шумилова острый многозначительный взгляд, но ничего не сказал, только жестом пригласил их пройти следом и плотно прикрыл дверь кабинета.

— Вот, Николай Платонович, познакомьтесь: Семенова Екатерина Николаевна. Героиня нашего грустного романа…