Читать книгу "Дочь Афродиты - Филипп Ванденберг"

Люди Леонида боролись против стрел варваров, заранее зная, что они обречены. Но они дрались до последнего человека, верные святому закону спартанцев: нет ничего почетнее, чем умереть за родину.

Позже греки поставили в этом безлюдном месте Фермопил памятник отважным воинам с надписью: «Путник, когда придешь в Спарту, скажи, что ты видел нас лежащими здесь, как это велел закон».

Но тогда путь в Грецию был открыт.

Глава одиннадцатая

Желтые, красные и зеленые полотнища, натянутые на сеть из канатов, защищали трибуну от палящего солнца. Перед позолоченной палаткой сидел на троне великий царь и со скучающим видом принимал донесения своих генералов о победе. Справа от него расположилась Артемисия в длинном красном, открытом спереди платье, которое было скреплено блестящими брошами. Рядом с ней сидела Дафна в желтом персидском наряде: длинная юбка и спадающая с плеч, широкая, в складку, верхняя часть платья. Приближенных царя, находившихся слева от трона, это особое отношение царя к греческой гетере раздражало, и Мардоний, полководец, невольно насупил брови, глядя на обеих женщин.

Для Ксеркса обе красавицы означали что-то особенное. Артемисия, роскошная женщина с загадочными глазами, обведенными темной краской, как у египтянки, была властительницей Галикарнасса, Коса, Нисира и Калидны и, облачась в мужскую одежду, командовала пятью собственными кораблями флота. А Дафна, которой было двадцать четыре, в два раза меньше, чем Артемисии, представляла собой что-то вроде сувенира, военной добычи, с которой, как царь давал понять, он мог делать все что угодно.

При дворе Ксеркса знали, что Дафна вращалась в высших кругах греческого общества, и царь был доволен тем, что ему попалась такая пленница.

Мидийцы и эламцы, которые в бою с греками отличились особой храбростью, проходили мимо трибуны с опущенными вниз копьями и почтительно склоненными головами. За ними, под предводительством Леонтиада, шли фиванцы, в знак преданности расставив в стороны руки.

— Подозрительный народ с равнин Беотии, — заметил Мардоний и объяснил царю, что они послали землю и воду в знак подчинения персам, а потом греки заставили их идти против царских воинов, но в Фермопилах фиванцы сдались в плен.

— Поставьте на них клеймо! — крикнул Ксеркс и вскочил с трона. Из-за трибуны тут же вышли бритоголовые темнокожие рабы, оплетенные широкими кожаными ремнями. В руках они держали длинные щипцы, на концах которых были раскаленные соколы. Леонтиад мужественно подошел первым, и на груди у него выжгли клеймо. Раздалось короткое шипение, пошел едкий дым. Грек, сжав зубы, скривился. На его груди теперь был сокол — знак того, что он является собственностью персидского царя.

Дафна закрыла глаза, чтобы не видеть, как дрожащим от страха грекам, одному за другим, выжигали клеймо. Холодный пот тек по затылкам ее земляков, их взгляды на страшное орудие свидетельствовали о том, что они близки к обмороку.

— Храбрые мужчины! — прошептал Мардоний. Царь кивнул, не отрывая глаз от рабов, орудующих щипцами.

— Я думаю, никто из твоих людей, даже из отряда «бессмертных», не выдержал бы клеймение с таким мужеством, — сказал Ксеркс.

Мардоний кивнул.

— И при этом фиванцы не самые смелые из греков.

Когда Дафна открыла глаза, мимо трибуны под звон литавр уже шли солдаты из отряда «бессмертных». Гетера попыталась глубоко вдохнуть, но вонь, скопившаяся под балдахином после клеймения, не давала нормально дышать. В ее глазах был ужас, когда она увидела боевой знак, который один из «бессмертных» нес перед собой. Отряд остановился перед возвышением, и Дафна поняла, что на высокую палку была насажена отрубленная человеческая голова, очевидно, голова грека. Присмотревшись, она узнала Леонида и упала в глубокий обморок.

Когда Дафна пришла в себя, она увидела над собой поблескивающий золотом купол царской палатки и расплывшееся в ухмылке лицо царя.

— Я думал, женщины греков так же храбры, как и мужчины, — ехидно заметил он. — Или Леонид тоже принадлежал к тем, кто был тебе особенно близок?

Дафна приподнялась на мягкой подушке и увидела кривую улыбку Артемисии. Она взяла из рук царя чашу и жадно выпила кисло-сладкую жидкость молочно-белого цвета.

— Она не спартанка! — заметила Артемисия, лежавшая у ног царя. Женщина расстегнула почти все броши, скреплявшие ее платье. — Но она и предназначена совсем для другого, не правда ли? — Артемисия посмотрела на Дафну, будто ожидала ответа. Но Дафна упорно молчала. Галикарнасска задрала платье Дафны до бедер и сказала Ксерксу: — Может, проверишь, достойна ли она той славы, которая летит впереди нее?

— Убери от меня свои грязные руки, ты, ядовитая змея! — с ненавистью прошипела Дафна.

— Что себе позволяет эта проститутка! — возмущенно крикнула Артемисия.

— Проститутка? — Дафна вскипела. — Это скорее похоже на тебя. Развалилась перед великим царем, как дешевая портовая шлюха! Я — гетера, и еще ни разу не отдалась ни одному мужчине, который не был бы мне симпатичен. А ты борешься за власть и влияние, поэтому и предлагаешь себя царю, как рыночные торговки предлагают мясо дохлых кобыл.

Едва гетера закончила говорить, как Артемисия набросилась на нее, схватила за горло и, громко сопя, придавила к земле. Но Дафна ловко вывернулась и тут же ударила Артемисию коленом в живот. Та громко вскрикнула и всем своим пышным телом навалилась на хрупкую гречанку.

Царь от всей души забавлялся дракой. Он пританцовывал вокруг них, размахивая руками, подзадоривал их возгласами вроде «Молодец!» или «Покажи-ка ей!». Толмач, находившийся тут же, старательно переводил каждое слово. То, что возгласы Ксеркса предназначались ей, Дафна не заметила. Ей хотелось только одного — чтобы пришел Коалемос и швырнул эту проклятую бабу куда-нибудь в угол. Но верного слуги не было рядом, и ей пришлось самостоятельно защищаться против Артемисии, наделенной поистине медвежьей силой. Та завернула руку Дафны за спину и резко дернула вверх, будто хотела поломать ей кости.

«Она меня убьет», — подумала гетера. Ей показалось, что Артемисия как раз собирается это сделать на радость царю. Как она ни сопротивлялась, отчаянно молотя ногами по могучему телу соперницы, та наваливалась на нее все сильнее и, наконец, поставила локоть на ее горло. «Все, — подумала Дафна. — Это конец».

Но тут послышался резкий голос царя:

— Оставь, ты же убьешь ее!

Артемисия отпустила Дафну, будто услышала сигнал судьи. Она стояла, упершись коленом в грудь Дафны и, отбросив волосы с лица, смотрела на гетеру.

— Ты или я, поняла? Кто-то из нас все равно уйдет! — прошипела она, чтобы царь не слышал.

Ксеркс указал на выход, и Артемисия исчезла за красным пологом, поддерживая подол оборванного платья.

— Ее называют львицей Галикарнасса, — мягко произнес царь. — Она сильнее любого из моих генералов. Но ты ее не бойся. Она слушается с полуслова. — Ксеркс притронулся липкой рукой к обнажившейся в драке груди Дафны.