Читать книгу "Черная акула - Иван Сербин"

— Что, друг ситный? — почти тем же веселым тоном гаркнул Проскурин. — Отечество в опасности?

— С чего это вы взяли? — неприязненно произнес Алексей.

— А иначе чего бы ты сюда пришел? Стоит на тебя взглянуть, сразу понимаешь: над страной нависла кошмарная угроза. Акулы империализма раззявили свои зубастые пасти на нашу многострадальную Родину. Причем все в лице твоего соседа по коммуналке. Верно я говорю?

— А вы, простите, — тихо и зло буркнул Алексей, — со всеми разговариваете на «ты»?

— Ну почему со всеми? — дернул округлым мускулистым плечом Проскурин. — С друзьями на «ты», иногда с коллегами. С начальством исключительно на «вы».

— И к какой же категории отношусь я? К друзьям или коллегам? Алексей ощущал, как каждая жилка в нем буквально звенит от еле сдерживаемой злости. Ему и так сегодня досталось, не хватало еще, чтобы этот рыжий придурок отпускал свои плоские шутки. Алексею очень хотелось встать и уйти, но сделать этого он не мог, потому что внизу его поджидали суровые ребята в пальто.

— Смотри-ка, а мы, оказывается, зубастые. — Проскурин повернулся и изучающе уставился на сидящего перед ним посетителя. — Ты пока никто. А дальше — как фишка ляжет. Может, коллегой будешь. — Он усмехнулся, полыхнув красивыми белыми зубами. — Так. Ну что, друг ситный… — Проскурин придвинул стул, сел, все так же деловито потянул ящик стола, достал чистый лист бумаги, ручку и посмотрел на Алексея. — Давай рассказывай, что у тебя.

— У меня-то?

— У тебя, — кивнул Проскурин. — Для начала: фамилия, имя, отчество.

— Алексей Николаевич Семенов.

— Та-ак, — протянул Проскурин, записывая. — Семенов Алексей Николаевич. Возраст, домашний адрес, телефон? Алексей продиктовал.

— Бобров? — с нескрываемым интересом хмыкнул Проскурин. — Это где же такой?

— Под Воронежем, — спокойно ответил Алексей, наслаждаясь удивлением этого рыжего нагловатого бугая.

— Под Воронежем? — еще удивленнее протянул Проскурин. — А ты ничего не путаешь, мил человек?

— Ничего, — устало кивнул Алексей.

— Далековато ты забрался. Алексей начал рассказывать. Сначала с трудом, медленно, но затем слова сами потекли из него, четкие, ясные, выражающие суть происходящего. В глазах Проскурина сначала читалось недоверие, затем интерес, а под конец нескрываемое веселье. Он даже бросил записывать. Когда же Алексей стал рассказывать про сержанта Лешу, Проскурин крякнул и резко выбил из крышки стола звонкую дробь ладонями. Алексей моментально оборвал свое повествование и в упор уставился на собеседника.

— Что? — отрывисто и жестко спросил он. — Что-то не так? Проскурин вдруг захохотал, громко, откинувшись на стуле, задрав широкое скуластое лицо к потолку. Он постанывал, всхлипывал, втягивал воздух широко открытым ртом, но тут же снова начинал хохотать.

— Что, сильно смешно? — В голосе Алексея прозвучали натянутые нотки раздражения.

— А ты сам-то как думаешь? — крякнул Проскурин, гоготнул еще раз и моментально оборвал смешок. На щеках его перекатывались тугие желваки. — Ты что же, мил человек, — тихо и зло поинтересовался фээскашник, — не понял, куда пришел, что ли? Это тебе не конкурс анекдотов. Алексей смотрел в раскосые колючие глаза. Ощущение у него было такое, словно его ударили под дых. Проскурин неожиданно резко поднялся, перегнулся через стол, уперевшись в него мускулистыми широкими руками, и, наклонившись так, что его лицо почти касалось лица Алексея, потребовал:

— Ну-ка дыхни.

— Ты что, думаешь, я пьяный, что ли? — спросил Алексей, холодея от злости и бессилия, от понимания того, что именно так фээскашник и думает. Этот жлоб не верил ни единому его слову. Если бы у Алексея было время подумать, он, наверное, и сам решил бы, что для постороннего его рассказ звучит не более реалистично, чем, скажем, одна из новелл Рэя Брэдбери. Но когда пересекаешь черту, отделяющую вымысел от реальности, и перестаешь воспринимать события, пусть даже самые невероятные, как бред терзаемого белой горячкой алкоголика, подобное удивление воспринимается не как недоверие, а как оскорбление. Алексей не был исключением из общего правила. Для него нереальное уже стало реальным, и недоверие Проскурина вызвало сильнейшую волну злобы. Разум жаждал выплеснуть то дичайшее напряжение, которое накопилось за последние сутки. Алексей сцепил кулаки, ощущая, как натянутые до предела нервы физически проступают сквозь кожу и оплетают его, будто толстая нейлоновая нить, звенящая, перехватывающая дыхание, режущая измученные мышцы до крови.

— Ты что, едрена мать, думаешь, что я нажрался и пришел тебя байками развлекать? — резко выдохнул он прямо в веснушчатое лицо. Видимо, мелькнуло в его глазах что-то такое, что заставило Проскурина снова опуститься на стул и с любопытством вглядеться в измученного, грязного, очень уж странного посетителя. — Ты думаешь, мне делать не хрена, да? Ты думаешь небось, что я целые сутки только сидел и решал, что бы мне такое придумать посмешнее, поинтереснее, чтобы наколоть такого умного, классного парня, как ты, да? — Волна постепенно перерастала в цунами, сметающее слабый голос рассудка, заглушающее его, хоронящее под своей многотонной толщей. — Ты думаешь, я специально науськал каких-то там хорьков, чтобы они твоих приятелей ментов в Старошахтинске положили, да? Думаешь, я их специально сюда приволок, чтобы они за мной через площадь гонялись? Кстати, ваш же парень с автовокзала, сержант Леша, их видел. Думаешь, я специально в эти лохмотья вырядился? А так я инженер, миллионер, у меня три квартиры, восемь машин и стая любовниц по пятам бегает. У нас же, у богатых, свои причуды. Мы же по-особому развлекаемся.

— Ты псих, что ли, или нервный? — вдруг спокойно поинтересовался Проскурин.

— Конечно, и псих, и нервный. Из Белых Столбов сбежал. Ты позвони, поинтересуйся. Тебе-то по своим каналам пять секунд это проверить. Легкая усмешка медленно сползла с губ Проскурина.

— Ну ладно, у тебя какие-нибудь документы есть? — сухо спросил фээскашник. Алексей понимал, что тут бы ему и остановиться, говорить дальше спокойно, рассудительно, но его уже понесло:

— Да нет, понимаешь. Убийцы забрали, а я как-то не догадался, что ты спросишь. Надо было, наверное, подойти к ним и сказать: «Ребят, вы уж мне отдайте, пожалуйста, документики-то, а то мне же в ФСК надо идти. А там без документиков, сами понимаете, меня всерьез никто не воспримет».

— Увянь, — посоветовал Проскурин. — Угомонись и не поднимай хвост, раз с тобой спокойно разговаривают. А то ведь, друг, я сейчас наряд вызову, и уконтрапупят тебя сперва в вытрезвитель, а потом на пятнадцать суток. Заодно и на работу сообщат.

— Да на какую работу? — Алексей подался вперед. — Меня нет уже на работе, понял? Меня вообще уже нигде нет. Не существует в природе, понял?

— А только что ты говорил наоборот, — посмотрел на него Проскурин. — Что, мол, тут за тобой чуть ли не вся международная мафия гоняется.

— Ты не передергивай, — поморщился Алексей, вздохнул, вдруг вспомнил и достал из кармана карту. Проскурин с любопытством наблюдал за посетителем.