Читать книгу "Телохранитель - Леена Лехтолайнен"

— Добрый вечер! Не угостите сигареткой? — Я попыталась изобразить на лице самую милую улыбку, на какую только была способна.

Транков мрачно взглянул на меня.

— Я не говорю по-фински.

— Do you speak English? Would you give me a cigarette, please? l’ll pay, one euro.[12]

Транков вздохнул и открыл смятую пачку. Мне повезло, это был отечественный табак, а не какая-нибудь ужасная махорка. Он щелкнул зажигалкой и любезным жестом дал мне прикурить, одновременно отодвигая мою ладонь, на которой лежала монетка.

— А что это у тебя такое? — продолжила я по-английски. — Ты художник?

— Да. Рисую.

— А какие сюжеты предпочитаешь? Тебе… тебе, случайно, не нужна модель? — Меня чуть не стошнило от того, насколько приторно звучал мой голос.

— Я не рисую людей, — резко ответил Транков.

— Вот как? А что тогда? Абстрактные квадраты для музея современного искусства?

Я довольно много ходила по картинным галереям в Америке, но не могла вспомнить ни одного полотна, которое захотела бы повесить у себя дома. Ну, может, за исключением портрета старого почтальона, на который я набрела в Музее современного искусства в Нью-Йорке: он чем-то напоминал дядю Яри.

— Я рисую животных. Люди с удовольствием заказывают мне портреты своих домашних любимцев.

Транков огляделся с таким видом, будто искал кого-нибудь, кто спасет его от назойливой девицы.

— Животных! Ой, как здорово! А где можно увидеть твои работы? Мне, знаешь ли, нужна картина, на которой нарисована рысь. — Последнее я произнесла, понизив голос.

— Рысь? Но ее едва ли можно считать домашним любимцем. — Транкова было трудно сбить с толку.

— Я хотела бы иметь такую картину. На память об одной женщине, которая носила шубу из рыси. Знаешь, моя соседка на улице Унтамонтие купила картину с рысью у одного русского художника. Не у тебя, случайно?

— Может, и у меня. — Транков затоптал окурок и взглянул на меня в упор. — Пусть женщина в рысьей шубе покоится с миром. Я не рисую мертвых. Ни женщин, ни зверей. Да и вообще, жизнь существенно лучше смерти, правда, Хилья Илвескеро? До свидания.

Транков развернулся и пошел прочь — быстро поднялся по ступенькам Национального театра, взглянул на меня сверху и пропал. Я направилась следом, вошла в пустой вестибюль. Вахтер встал мне навстречу со словами, что касса уже закрыта.

Меня разобрал смех. Неужели Транков подстроил все специально для того, чтобы вызвать меня на разговор? Сегодня, в день похорон Аниты, лишнее предупреждение с их стороны было очень кстати. Эдакая игра в кошки-мышки, хотя мне совсем не хотелось играть с этими людьми ни в какие игры. Очевидно, что ни с Паскевичем, ни с его подручными мы никогда не станем добрыми друзьями и вряд ли мне стоит ждать от них чего-нибудь хорошего. Вот пулю в сердце — это запросто.

17

Следующий месяц можно было просто вычеркнуть из жизни. Я работала в парламенте, занимаясь совершенно неинтересными для себя делами.

Мы встретились с Фелицией за чашкой кофе, но и она толком ничего не знала о делах покойной хозяйки. Я пыталась намекнуть, что неплохо бы пойти посидеть у Аниты в доме, возможно, там будет легче вспоминать, но ей тоже велели вернуть ключи, а дом выставлен на продажу. Поскольку я сама разрабатывала систему безопасности жилища Аниты, для меня не составило бы большого труда проникнуть внутрь и без ключей. Очень хотелось это сделать, но стоило начать обдумывать детали, как в голове раздавался голос Аниты, призывающий не лезть туда. Кроме того, если бы вдруг Лайтио застукал меня в ее доме, мало бы мне не показалось.

Сесилия Нуутинен больше не звонила: надо думать, Анита не упомянула меня в завещании. Я, собственно, и не ждала, что она вознаградит меня за верную службу, но надеялась, что смогу познакомиться с бумагами и хоть немного приблизиться к разгадке смерти этой женщины. Хотя, скорее всего, это была просто месть Паскевича. Я прочитала в газетах, что и ему в итоге так и не достался желаемый участок в районе Котки — его купил бизнесмен по имени Уско Сюрьянен, собираясь построить немыслимо дорогой элитный клуб, окруженный высоченным забором и с целой толпой охранников.

— У нас в Финляндии нет закрытого клуба международного уровня, где солидный человек может чувствовать себя спокойно, не опасаясь, что из-за угла выпрыгнет журналист с камерой. Уж я-то знаю, о чем говорю, — заверил Сюрьянен, перед похождениями которого бледнели даже приключения Паскевича. — А уж клиентов-то нам хватит, я уверен, будут приезжать даже из-за границы.

— Похоже, он просто собирается открыть дорогой бордель, — вздохнула Хелена, когда я показала ей статью. — Эти бизнесмены всегда найдут возможность обойти закон.

Парламент казался мне совершенно другим миром со своими правилами и законами. Мне пришлось много работать и заниматься с документами, прежде чем я смогла хоть в первом приближении понять его. На выходных после похорон Аниты я закончила монтаж системы безопасности дома и окончательно поменяла статус, превратившись в ассистента Хелены. Тику Аалтонен больше не проявлялся, — видно, Рейска так его напугал, что он наконец решил оставить бывшую жену в покое. Я сопровождала Хелену на предвыборные мероприятия, занималась корреспонденцией и следила за ее рабочим графиком. В принципе, такая временная работа меня вполне устраивала, но я знала, что скоро заскучаю и начну искать что-то еще.

Мое появление в парламенте не прошло незамеченным. Особый фурор я произвела, явившись однажды на работу в туфлях на высоченных каблуках, и целый день развлекалась, глядя, как смущаются мужчины, когда их взгляд упирается мне прямо в грудь. Хелена удивлялась, как я могу ходить на таких каблуках, тем более что я и в самом деле иногда спотыкалась, ведь мои ноги больше привыкли к кроссовкам и прочей спортивной обуви. Помощница Лехмусвуо ростом в сто восемьдесят сантиметров, да еще и на таких каблуках, быстро завоевала популярность среди местных вахтеров, библиотекарей и секретарей. Когда я без косметики и каблуков, мужчины на меня особо не реагируют, зато когда я выступаю в мини-юбке или кожаных штанах в обтяжку, то физически чувствую, как вокруг меня сгущается воздух.

Не имея ни малейшего представления о системе субординации в парламенте или партийных фракциях, я совершенно не обращала внимания, кто сидит за столиком, к которому я направляюсь со своей чашкой кофе. Однажды удивилась, увидев, как нервно дернулся какой-то блондин, когда я присела за его столик. Я подумала, он решил, что я начну с ним заигрывать. А потом мне сказали, что это был министр обороны. После этого случая я несколько дней честно пыталась запомнить имена и лица, но без особого успеха. Наверное, у меня просто не было мотивации, ведь я прекрасно знала, что надолго здесь не задержусь. Особо меня веселило, когда группы посетителей парламента вежливо сторонились и пропускали меня вперед, думая, что я важная птица.