Читать книгу "Под крылом доктора Фрейда - Ирина Степановская"

Нинель вышла. В проеме двери Альфия увидела, как Давыдов подошел к Тане. Он наклонился, чтобы обнять ее. Дверь почти захлопнулась, и последнее, что заметила Альфия, это словно окаменевшую Танину спину.

Мать

В палате матери было темно. Под одеялом угадывался только темный контур тела. Альфия вошла, но свет зажигать не стала.

— Мама, ты спишь?

Мать не ответила.

— Мама! — негромко, чтобы не испугать, позвала Альфия.

Ее глаза стали привыкать к темноте, и она осторожно проскользнула к окну, чтобы приподнять штору. Был уже вечер, солнце зашло за стену соседнего корпуса, и только стволы сосен еще горели предзакатным рыжим огнем.

— Мама, проснись, а то ночью не уснешь.

Альфия смотрела в окно. Ее внимание привлекли больные, которые шли куда-то по хорошо протоптанной дорожке. «Куда это они на ночь глядя? И как это Володя не боится их отпускать так поздно?»

Мужчины ушли, и Альфия повернулась лицом к постели. Мать лежала прямо, на спине, спрятав руки под одеялом. Лицо с заострившимся носом и впавшим ртом поразило Альфию желтоватым оттенком.

— Мама! — Альфия прошептала это неслышно, почти про себя. Не в силах двинуться с места, она всматривалась в неподвижное тело под одеялом, в темные закрытые веки. Словно какая-то сила приковала ее к полу. За все время работы она видела несколько смертей. Альфия боролась с агонией, слышала последние вздохи умирающих, видела, как тускнели глаза, лишенные жизни, — но сейчас она так испугалась, что не могла ни закричать, ни позвать на помощь, ни сделать что-нибудь разумное. Так она простояла какое-то время, а потом вдруг села, как подрубленная, прямо на пол, прислонилась спиной к холодной ребристой батарее и заговорила вслух, негромко, словно самой себе. Говорила и глотала слезы, мешавшие дышать.

— Вот ты и ушла от меня, мама. Перестала, наконец, меня мучить. Теперь я свободна. Но, черт возьми, разве свобода — это счастье? Счастье — это любовь. Уж если ты сам не любишь, по крайней мере, надо ценить, что любят тебя. И видит бог, как я тебя любила! Как я нуждалась в тебе! Как я нуждалась хоть в ком-нибудь, кто меня любит! А разве меня кто-нибудь любил? Разве ты, моя мать, меня любила? А теперь ты ушла, бросила меня! И я осталась совсем одна, как тогда, когда ты улетела от меня на этой проклятой туче. И сейчас знаю, что не нужна ни одному, даже самому захудалому человеку на этом свете. Ведь я прекрасно знаю, что родилась из-за чьей-то ошибки, неосторожности и теперь должна жить, вечно нелюбимая, вечно страдающая, с кучей комплексов, с ворохом всякого говна, которое мучает меня с детства и не дает ни отдыха, ни покоя…

Альфия рыдала, запрокинув свою резко выточенную, изящную голову на пыльную батарею, и была так яростна, так непритворно несчастна в своем страдании.

— Сдурела, что ли? Несешь какую-то чушь! Ни с того ни с сего меня разбудила, — донесся ворчливый голос с кровати. — Я уже спать легла. Вчера всю ночь плохо спала. Никак не могла заснуть после речи президента. Ты слышала, что он сказал?

Альфия в изумлении открыла рот, не могла вымолвить не слова.

— Чего ты расселась на грязном полу? Напугала меня чуть не до смерти!

Сердце у Альфии сначала остановилось, а потом забилось с ускоренной частотой.

«Господи! Она жива! Жива! Как я напугалась, что она умерла… — Она ослабла и так и сидела на полу, повторяя про себя как заклинание: — Пусть только живет! Живет! Я готова терпеть все капризы, все глупости, все заморочки! Пусть только будет со мной! Я не хочу быть одна! Я боюсь одна! Не оставляй меня, мама!»

— Ты что, напилась? Что бормочешь? Я и не собираюсь еще умирать! — Мать приподнялась на локте и подозрительно воззрилась на Альфию. — Домой-то сегодня собираешься ехать?

— Поздно уже. — Альфия пришла в себя и встала с пола. — На чем я поеду? Останусь.

— Не будешь ездить, так в квартиру залезут.

— Ой, мама, что там у нас воровать?

Как кстати в кармане оказался бумажный платок! Альфия подошла к зеркалу и высморкалась.

— У тебя что, насморк? Тем более надо ехать домой. Да все-таки без присмотра квартиру нельзя оставлять. Последнее унесут.

— Тебе квартира важнее или мой насморк? — Альфия, улыбаясь, подошла к кровати. Нагнулась поцеловать сухую материнскую щеку.

— Иди, иди! Меня еще заразишь! И завтра не приходи! Возьми больничный и сиди дома!

— Нет у меня никакого насморка, — отошла подальше, как ей велели, Альфия. — Да даже если и был, на кого я отделение оставлю?

Мать посмотрела на нее, как показалось Альфие, хитро-хитро.

— У тебя теперь молодой помощник есть. За него, что ли, замуж собираешься? Так это напрасно. Не выйдет у тебя ничего. Он тут другую обхаживает. Да и не нужен он тебе. Изменять будет.

— Спокойной ночи, мама.

Альфия вышла из материной комнаты со смешанным чувством. «Господи! С одной стороны, как хорошо, что мать осталась жива. А с другой… разве она не могла сказать мне что-нибудь хорошее на прощание?»

— Тогда она не была бы моей матерью, — ответила Альфия себе вслух и вновь отправилась в свой кабинет.

Давыдов

Давыдов все-таки дожидался ее под дверью. У него был такой умоляющий вид, что Альфия распахнула перед ним дверь.

— Входите.

Он вошел и сел на уже привычное место возле стола. Альфия включила настольную лампу.

— Как быстро проходит лето, — сказала она. — Казалось, только что все мечтали, чтобы спала эта небывалая жара, а вот уже и прохладно, и вечерами темно. Сентябрь.

Давыдов молчал. Альфия прикрыла форточку, прошла к своему столу.

— Вы, кажется, хотели со мной поговорить?

— Вы что, все время задерживаетесь в отделении допоздна?

— Часто. Но вы ведь не об этом хотели меня спросить.

— Да. Не об этом, вы правы, — он вздохнул. — Не знаю, как вас об этом попросить, но… не могли бы вы дать мне частную консультацию или, как это у вас называется, побеседовать со мной… Я имею в виду профессионально, как психиатр. Все будет оплачено!

Альфия посмотрела на него с усмешкой.

— Зачем вам такая беседа?

Он заторопился.

— Вы будете смеяться, но мне кажется, я тоже болен. Схожу с ума. А может быть, раньше уже сошел, только не замечал этого…

Альфия прервала его.

— Не бойтесь, не буду смеяться. Родственникам больных часто кажется, что они тоже больны. Но вас я могу уверить без всякой беседы — вы совершенно здоровы в нашем отношении.

— Откуда вы знаете?

Она пожала плечами.

— Вижу. Я же психиатр. — Она протянула руку и через стол дотронулась до его плеча. — Да вы не расстраивайтесь насчет себя. Вас, наверное, одолевают мысли, которые кажутся вам странными. Так бывает. Вы начинаете переосмысливать прошлое, вспоминать поступки, на которые раньше не обращали внимания…