Читать книгу "Золотая Орда и ее падение - Борис Дмитриевич Греков"

вместе… А что данщикы сберут в городе, и в станех и в варях, тому ити в мою казну, а мне давати в выход…»[408]. Ясно обрисованы обязанности князей. Все они должны посылать своих данщиков, но собранные суммы сдаются в казну великого князя, который и является ответственным перед ханом за «выход».

Размеры «выхода» не были устойчивыми. С.М. Соловьев думает, что русские князья предложили ханам большую сумму денег, чем та, которую доставляли численники,[409] т. е., другими словами, русские князья взяли дань на откуп на выгодных для ханов условиях.

Предположение более чем вероятное, так как сдача на откуп дани практиковалась ханом и раньше, только откупщиками первоначально были татары же. Под 1262 г. в Лаврентьевской летописи отмечен факт: «окупахуть бо ти оканьнии бесурмене дани и от того велику пагубу людем творяхуть, работяще резы и многы души крестьянскыя раздно ведоша», против чего и восстала народная масса в Ростове, Суздале и Ярославле[410].

Но сумма дани менялась в зависимости от различных обстоятельств: то сами князья, конкурируя друг с другом из-за великого княжения, накидывали суммы, то ханы увеличивали эти суммы, руководствуясь разными соображениями.

Нам известны некоторые цифры. Великий князь Василий Дмитриевич платил «выход» в семь тысяч рублей, Нижегородское княжество — полторы тысячи рублей и т. п. Но этими суммами платежи ханам не исчерпывались. Приходилось платить иногда и особую чрезвычайную дань, которую князья брали со своих бояр.

Изменчивость размера дани оговаривалась в междукняжеских договорах: «а прибудет дани больше или меньше, взять по тому же расчету»[411].

Не регулярно, но все же постоянно русские князья возили в Орду ханам и ханшам и их близким дорого стоящие подарки. Это тоже статья расхода, ложившаяся в конечном счете на плечи тех же плательщиков всяких даней, т. е. на крестьянство и городскую трудовую массу.

Отсюда делаются понятны жалобы этих плательщиков на тяжесть «выхода» и протест их, доходящий до вооруженных восстаний.

Мы уже видели восстание в Новгороде 1259 г. «Мятеж велик» поднялся в виде протеста против положения новгородцев в «число». Татарские баскаки испугались за свою жизнь и потребовали от князя Александра Невского охраны: «дай нам сторожи, ать не изобьют нас». «Чернь не хотеша дати числа», именно чернь, потому что она по опыту знала, чем кончается распределение денежных повинностей. Летописец новгородский тоже это знал и записал в своей летописи: «творяху бо бояре собе легко, а меншим зло».

Через несколько лет, в 1262 г., такая же история повторилась в Ростове, Суздале и Ярославле.

Составитель Лаврентьевской летописи совершенно открыто сочувствует восставшим. Он утверждает, что бог на стороне протестующих против «лютого томления бесурменьского». Бог «вложил ярость в сердца крестьянам, не терпяще насилья поганых». «Человеколюбец бог послуша моления материя, избави люди своя от великия беды». Собирались бурные веча и постановили изгнать откупщиков дани и «выгнаша из городов из Ростова, из Суждаля, из Ярославля».

В то время, когда народная масса выражала свой протест против нового гнета, пришедшего к ней вместе с татарской властью, боярство и князья помогали татарам, не без основания надеясь сохранить и упрочить таким путем свое привилегированное положение.

В описании новгородских событий 1259 г. это положение обрисовано совершенно четко: когда протестующий народ шумел — «умрем честно за св. Софию и за домы ангельские», «тогда, — пишет летописец, — издвоишася люди: кто добрых, тот по св. Софьи и по правой вере, и сотвориша супор». И новгородский летописец в данном случае сочувствует массам. Он восставших называет добрыми и противополагает их «вятшим», которые настаивали на покорности татарам и заставляли «ся яти меншим по число».

Князья, особенно крупные (которым соотношение сил между Русью и Золотой Ордой было яснее, чем кому-либо), понимали тяжесть положения, создавшегося до поры до времени для Руси.

В этом отношении особенно характерно поведение двух наиболее видных князей-современников — Александра Невского и Даниила Галицкого.

Победитель шведов и ливонских рыцарей, Александр Невский сам сопровождает татарских баскаков в Новгород, оберегает их жизнь, заставляет новгородцев признать власть ханскую и «вложиться в число».

Даниил в 1250 г. еще надеялся отстоять независимость своей земли. В этом году по требованию Батыя и этот могущественный и несомненно очень смелый князь вынужден был явиться в Орду. Но и здесь он держал себя с тактом, хотя и горько было ему признать себя покорным власти татарского хана. Его тяжелое положение в Орде перед ханом ярко описано южнорусским летописцем. От одного из могущественнейших русских князей хан требует подчинения, дани и угрожает в случае непокорности смертью[412].

Русская знать за отдельными исключениями тоже покорилась чужой власти.

Эта покорность русской знати татарам объясняется в значительной степени страхом перед татарами, которые, по словам арабского писателя Ибн-ал-Асира, «били и мучили только богатых». Само собой разумеется, что поживиться за счет смердов или бедных ремесленников победители в момент военного наступления не могли и очень охотно забирали имущество знати. Понятно, почему знать спешит изъявить свою покорность.

Но нельзя забывать, что грабеж имущества был явлением, обычным главным образом в момент завоевания. В дальнейшем, когда установились более или менее прочные отношения между побежденными и победителями, грабеж принял новые формы, превратился в систему выкачивания из русского народа дани. Эта последняя, как мы видели, целиком проходила через руки русских князей и главной своей тяжестью легла на плечи трудящейся массы, деревенской и городской.

Отсюда делаются вполне понятными движения низов против гнета татарской власти и активное участие русской знати в этой борьбе на стороне татар.

У нас имеются случайные сведения и о непосредственной эксплуатации татарами крестьян завоеванных земель. Под 1241 г. в Ипатьевской летописи мы имеем очень интересное сообщение о разорении Даниилом Романовичем Галицким Волховской земли. Даниил «пленив землю Болоховскую и пожег, оставили бо их татарове, да им орють пшеницю и проса. Даниил же на не большую вражду держа, яко от татар большую надежду имеаху»; т. е. выходит так, что Даниил громил Болховскую землю за то, что она вошла в какую-то тесную связь с татарами, невыгодную в конечном счете для политических целей Даниила Галицкого. В чем заключались эти отношения Волховской земли с татарами, точно сказать трудно. Под 1231 г. и позднее в Ипатьевской летописи упоминаются болховские князья, враждебные централистическим тенденциям галицкого князя. М.С. Грушевский находит возможным считать этих болховских князей потомками древнейших туземных князей, но доказать этот тезис нечем. Ясно одно, что эти князья стали в ряды галицкого боярства, оппозиционного по отношению к галицкому князю. Ясно и другое, что эта оппозиция каким-то образом ориентировалась на татар. Но трудно сказать по этому интересному