Читать книгу "Литературный призрак - Дэвид Митчелл"

И тут из леса вышел — как вы думаете, кто? — олень! Он вздыхал, из глаз его текли слезы.

— Что с тобой? — спросил верблюд, — О чем ты горюешь?

— Лесные звери пригласили меня на праздник, да еще почетным гостем.

— Так это же замечательно! Будет пир горой, наешься до отвала!

— Как же я могу пойти на праздник такой некрасивый, с такой лысой головой? Там будет тигр — сам знаешь, какая у него прекрасная шуба. Там будет орел — сам знаешь, какие у него нарядные перья. Пожалуйста, верблюд, одолжи мне свои рога. Всего на два-три часа. Схожу на праздник — и верну, честное слово. Сегодня вечером. Ну в крайнем случае завтра утром.

— Хорошо! — великодушно ответил верблюд, — Вид у тебя и правда довольно-таки уродливый. Я выручу тебя. Бери мои рога.

И верблюд снял рога и отдал их оленю. Тот с гордым видом поскакал прочь.

— Эй! — крикнул верблюд ему вслед. — Смотри не запачкай мои рога ягодным соком! Или что там у твоих лесных друзей принято пить на пирах?

В лесу оленю повстречался конь.

— Привет! — говорит конь. — Хороши рога! Где достал?

— Да, рога что надо! — отвечает олень. — Верблюд дал.

«Мм, может, и мне верблюд что-нибудь даст, если попрошу хорошенько», — подумал конь.

Верблюд по-прежнему стоял на берегу озера, попивал водицу, поглядывал по сторонам.

— Добрый день, дорогой верблюд! — говорит конь. — Какой у тебя замечательный хвост! Не согласишься ли поменяться со мной? Ненадолго, всего на один вечер. Ну в крайнем случае до утра. Я собираюсь навестить одну молоденькую кобылку. Она так тобой восхищается! Представь, как она обрадуется, если я заявлюсь в ее загончик с твоим хвостом!

Верблюд был польщен.

— Правда? Восхищается, говоришь? Ну что ж, давай поменяемся. Только смотри не запачкай. И не потеряй. Это самый красивый хвост на свете, как-никак.

С тех пор прошло много дней и лет. Олень до сих пор не вернул верблюду рога, а у коня — сами видите — на скаку развевается по ветру длинный хвост. А верблюд приходит к озеру на водопой, видит свое безобразное отражение, фыркает и от огорчения даже забывает, зачем пришел. А замечали вы, как верблюд вытягивает шею и внимательно всматривается в даль? Это он высматривает, не бегут ли олень с конем вернуть ему рога и хвост. Вот почему у верблюда всегда такой печальный вид.

Пыльные чертенята, словно кенгуру, скачут из-под колес джипа. В этой каменистой пустыне водятся только скорпионы да миражи.

Днем брат Бодоо останавливается возле одинокой юрты. Рядом пасется верблюд, но людей не видно. Брат Бодоо заходит в юрту, чтобы перекусить и напиться, — в Гоби это дозволено этикетом. Верблюд фыркает совершенно по-человечески. На душе у брата Бодоо на миг теплеет, но я не успеваю определить источник этого тепла. Ветер дует сильно, но бесшумно: на его пути нет препятствий.

Снова садимся в джип. Вдали проносится стадо газелей. Оно напоминает стайку мальков в реке. Мы направляемся к долине под названием Пасть Стервятника. Там магазин, в котором закупаем провизию и бензин, чтобы хватило до Баянхонгора. Говорят, что Бодоо проехал здесь утром. Скоро мы встретимся.

Высоко в небе кружат ястребы. На опушке леса появляется гобийский медведь — один из немногих уцелевших. Их осталось меньше сотни. Брат Бодоо укладывается поспать в джипе. Ночи очень холодные, даже летом, и он укрывается несколькими одеялами. Во сне видит кости и камни с дырками.

На следующий день длинный переезд — восемьдесят миль без остановки по дюнам, вверх, вниз, вверх, вниз. Брат Бодоо поет бесконечные песни, каждая — в несколько миль длиной. Среди дюн виднеются кости и камни с дырками. Песчаная страна мертвых.

Впереди стоит джип. Брат Бодоо подъезжает к нему и глушит двигатель. На заднем сиденье джипа под импровизированным балдахином спит человек.

— Все в порядке, друг? — обращается к нему брат Бодоо. — Помощь не нужна? Может, воды? Тебе что-нибудь нужно?

— Да! — Человек резко поднимается, открывая лицо; челюсти жуют жвачку, — Мне нужен твой джип. Мой сломался.

И Пунсалмагийн Сухэ-батор дважды стреляет из своего пистолета в моего хозяина: по пуле в каждый глаз.

* * *

Никто не отзывается. Костер светит, но не греет. Наверное, снаружи ночь. Если только есть «снаружи». Я гол, я лишен хозяина. Рядом люди разного возраста. Все лица обращены в одну сторону. Кто-то кашляет. Это брат Бодоо. Раны у него на глазах затянулись. Пытаюсь переселиться в него, но в призраке я обитать не могу. Никогда раньше не слышал такой полной тишины. Являясь тем, что я есть, я думал, что понимаю почти все. Оказывается, не понимаю почти ничего.

Одна фигура встает и выходит из юрты — прямо сквозь стену. Так просто? Я тоже подхожу туда.

— Простите, но вы, наверное, не сможете выйти, — говорит девочка, которую я сначала не заметил. Ей лет восемь, не больше, хрупкая, крошечная, как античная статуэтка.

— Почему? Ты не выпустишь?

— Дело не во мне. Выйти можно, если только для вас подготовлен выход.

Разлетаются вьюрки. Я смотрю на стену. На ней вообще нет дверей.

— Где же выход?

Она пожимает плечами и закусывает губу.

— Что же мне делать?

Лебедь уставился в пол. Девочка пожимает плечами.

Сальные свечи шипят и плюются. Юрта маленькая, но гостей в ней — тьмы и тьмы. Мириады ангелов балансируют на кончике иглы. Время от времени кто-нибудь из гостей встает, делает шаг и выходит через невидимый выход в стене. Стена юрты растягивается, размыкается, выпускает гостя и снова смыкается за его спиной, как водяная завеса. Я попытался выскользнуть за компанию, но передо мной стена даже самую малость не подалась.

Монах в шафрановом балахоне и желтой шапочке вздыхает.

— Зубы болят, — поясняет он.

— Сочувствую, — отвечаю я.

Девочка разговаривает со своим нервным сурком.

Это лошади проскакали или гром прогремел? Лебедь расправляет крылья и вылетает сквозь крышу. Брат Бодоо выходит через дверь.

— Почему я не могу выйти? Другие же выходят.

Девочка, играя в «веревочку», приподнимает бровь:

— Ты сам так решил.

— Я ничего не решал!

— Все представители твоего племени покидают тело, только пока оно еще живое!

— О ком это ты — моего племени?

Монах в желтой шапочке что-то шепчет сквозь обломки зубов ей на ухо. Она недоуменно смотрит на меня.

— Ну хорошо, — наконец соглашается она. — Ситуация и правда необычная. Но что же я могу поделать?

Монах оборачивается ко мне:

— Прости, зубы… Время истекло… Я выполнил свое обещание.