Читать книгу "Затмение - Айя Субботина"

Блайт даже не поворачивается, лишь чуть напряженные мышцы спины дают понять, что он знает обо мне. Он поднимает руки, скользит пальцем по пустоте перед собой, и вслед за его пальцем воздух прожигают алые нити, сплетающиеся в хитрый узор.

— Что ты делаешь?

— Тебе лучше уйти сейчас, сладенькая, — говори Блайт, все так ж не поворачивая головы. — Садись на коня и возвращайся к мужу.

Что? Я сглатываю эту грубость, пытаюсь найти ей оправдание, но ничего не получается. Что произошло за то небольшое время, пока я спала? Судя по звездам, вряд ли больше часа. Поджимаю губы и, наплевав на инстинкт самосохранения, иду к Блайту. Снег скрипит под сапогами, выдавая мои шаги. Кладу ладонь Блайту на плечо, но он почти нервно ее сбрасывает и теперь уже с откровенной угрозой рычит:

— Я же сказал, чтобы ты уходила, герцогиня!

— Блайт, что, демон задери, произошло?! — срываюсь я. Обиженная женщина во мне закрывает лицо ладонями, пряча стыд. Неужели я была настолько неуклюжей? Настолько беспомощной? Все дело в том, что у меня не было опыта — и теперь он сожалеет? — Прошу тебя, скажи, что я сделала не так.

Мне кажется, он собирается ответить: поднимает плечи, словно набирает побольше воздуха и смелости перед тем, как оглушить меня неприятной правдой. Но другой голос, вкрадчивый и тихий, почти приятно ласкающий слух, нахально вторгается в наш разговор.

— Он просто трус, Дэшелла.

Резко поворачиваюсь. Кто здесь? Судя по голосу, он должен быть совсем рядом, но поблизости совсем никого. Я на всякий случай щипаю себя за руку, но это совершенно точно не сон во сне, который я могла принять за реальность.

— Блайт, ради богов, скажи, что происходит, — теперь уже испугано бормочу я.

И вдруг чувствую, как он хватает меня за плечи и пытается затолкать обратно в дом. Пытается, но невидимая рука мешает его намерениям: его словно берут за шиворот и тянут назад, по снегу, несмотря на яростные сопротивления. Я присматриваюсь и замечаю следы на снегу. Широкий тяжелый шаг явно крупного человека. И от этого у меня мурашки бегут по коже, даже если я пытаюсь доказать себе, что это просто от холода и неведения.

— Мне жаль, Дэшелла, но ты, хоть и идеальное творение Кудесника, всего лишь смертная женщина, — говорит невидимый голос.

— А ты трус, раз боишься показаться перед простой смертной, — огрызаюсь я.

Нельзя. Нельзя! Я даже не знаю, что оно такое, но Блайт бы ни за что не позволил лишь бы кому таскать себя за шиворот, словно щенка. Одного этого достаточно, чтобы сбежать, если еще не поздно, но ослиное упрямство заставляет стоять на месте. Я больше не герцогиня, я — законная королева Абера, наследница Трона луны, кровь древних королей, кровь первых людей. В моей крови лед, а не вода, и предкам, даже если я их не знаю, не будет стыдно за меня перед богами.

Блайт пытается вывернуться, но невидимка тянет вверх, так высоко, что его ноги болтаются в полуметре над землей. Встряхивает — и мне кажется, что я вдруг прозреваю. Как будто все это время смотрела через мутное стекло, видела другого человека. Не того, который все время дразнил меня, и точно не того, которого целовала в своей постели. И эта ночь…

— Это опять какой-то обман? — догадываюсь я. Просто потому, что в последнее время вокруг меня нет ничего настоящего. Мир рассыпается, разваливается, как старая метла, буквально на глазах теряя прутья. Еще совсем немного — и дыры станут такими огромными, что истина прорвется наружу и разрушит абсолютно все, что я знала и во что верила.

— Мне нравится, что быстро ты учишься, Дэшелла, но, увы, Кудесника ты все равно не спасешь, равно как и этот мир.

Невидимая рука еще раз встряхивает Блайта — и тот буквально на глазах съеживается, словно из него выкачивают всю жизнь. Тело быстро обмякает, становится невыносимо бледным, худым, щеки неестественно вываляются внутрь.

И одновременно с этим преображением невидимка, наконец, обретает черты.

Я вздыхаю. Слишком громко, совершенно непозволительно громко, поэтому его губы трогает ленивая самодовольная улыбка. Он высокий. Он очень высокий, метра два точно. Короткие темные волосы, из которых торчат тяжелые, темные, словно из обсидиана, рога, серая кожа и взгляд с вертикальными, похожими на провалы лавы, зрачками.

— Ты… Все это время в нем… был ты?

— Я и есть «он», — поясняет этот человек. Хотя нет, конечно, не человек. — Люблю убивать богов, знаешь ли, особенно когда жизнь становится невыносимо скучной — и вы, люди, перестаете воевать, устраивать кровавые ритуалы и приносить в жертву младенцев в только что освежеванных шкурах ягнят.

— Ты — один из тех, кто убивает миры ради забавы? — вспоминаю слова Эвана. — Кто просто так устраивает войны, стравливает людей, бьет их лбами друг о друга?

— Я рад, что маленькая марионетка Кудесника обо мне слышала, — театрально раскланивается он.

И мышцы так туго натягивают простую полотняную рубашку, что я снова непроизвольно вздыхаю. Он слишком… невозможный. Глаза Блайта, его когти, его клыки, но на совершенно другом лице. На лице, с которого хочется сделать слепок. На голове, которую хочется отрубить и спрятать в банку с раствором, чтобы большее никто и никогда не видел, как он улыбается.

Боги, да что это?

Он идет на меня: вразвалку, как победитель к беспомощной жертве. Темный плащ развивается сзади словно крылья ворона, хлопает на несуществующем ветру. В каждом движении — сила и страх, от которого хочется сбежать на край света, укрыться за непроходимыми скалами, но я продолжаю стоять. Лучше пусть прихлопнет, как комара, чем увидит мою слабость.

Его аура давит ужасом, всеми самыми страшными кошмарами, бедами, плачем тысячей матерей и жен, которые не дождутся с войны своих сыновей и мужей. Но при этом он буквально притягивает к себе, манит слепящим светом огненных глаз, за которым нет ничего, только медленная и мучительная смерть.

— Ты не убегаешь, — немного удивленно констатирует он. Взглядом заставляет меня поднять подбородок, но готова поклясться, что чувствую на своей коже его пальцы. — Все убегают, а ты не убегаешь.

— Я не все, — нахожу в себе силы огрызнуться и все время, словно заводная игрушка, мысленно повторяю: «Я — королева, я — королева».

Он ухмыляется и все-таки кладет пальцы мне скулы, немного сжимает — и когти до крови царапают кожу, но я не прошу пощады, лишь закусываю губу, чтобы не поддаться слабости.

— Прежде, чем мы начнем, Дэш, хочу сказать, что эта ночь с тобой была совершенно особенной. Но все, что ты чувствуешь к нему, — он кивает себе на спину, где от прежнего Блайта уже почти ничего не осталось, — это просто мой обман. Кудесник внушал тебе любовь создателя, что-то, как он любит говорить, «высокодуховное и неземное». Я же — похоть, страсть и прочую сопливую ересь, на которую падки все без исключения женщины.

Я понимаю, о чем он говорит, и правда меня освобождает.