Читать книгу "Последняя истина, последняя страсть - Татьяна Степанова"

Гектор сидел за рулем. Через лобовое стекло Катя сначала даже не поняла – что у него на лице – очки горнолыжные… нет, маска… кислородная маска и…

– Так я и знал! – Вилли Ригель рванул дверцу «Гелендвагена».

Гектор в кислородной маске обернул к ним свое бледное лицо – взгляд остекленевший и одновременно уплывающий – эйфория, восторг, почти экстаз! Рядом на сиденье внушительный баллон, от него к маске – резиновый шланг. Вилли Ригель сунулся в машину и сорвал кислородную маску с его лица. Гектор попытался вернуть ее назад и вдруг громко… расхохотался.

Из «Гелендвагена» ударил густой сладкий аромат, похожий на запах газировки.

– Закись азота, – Вилли Ригель тащил баллон на себя. – Это веселящий газ… медицинский… Я такое уже видел раньше. Его дилеры продают – в шарики воздушные закачивают. А он где-то целый баллон достал… Катя, помогите его вытащить сейчас же из салона. Неизвестно, какая концентрация газа… что у него в легких, чем он надышался…

Гектор тяжело вперился в Катю, внезапно сам схватил ее за руку, затягивая в салон.

– Иди… ну, иди ко мне… это классно… давай вместе, а? Если по-другому невозможно, давай хоть так вместе сейчас… Вдохнем счастья… Будем как одно целое с тобой… Майор, третий лишний… отвали… Я сказал, пошел вон! Не трогай меня!

Вилли Ригель отнял у него баллон, выбросил на асфальт и потащил Гектора из машины.

– Катя, помогите мне! Он надышался до чертей!

Гектор снова громко расхохотался.

– Это такое зрелище тогда было, блин… мухи… целая туча мух налетела… на его кишки, которые из него вырвали… А он это видел… как они облепили его… Он был еще живой… И я… я это тоже видел! Сдохнуть со смеха можно… И там столько крови натекло… Я и не думал, что в нем столько крови… Я сам был весь в крови… А ты, умница прекрасная, сама меня к себе позвала… Сама… Катеныш… – Он резким захватом притянул Катю за шею к себе. – Ты не сдашься мне, да? Не сдашься Гектору-завоевателю… Ну, улыбнись мне… Что ж ты не смеешься? Хочу, чтобы ты тоже смеялась, как я…

Катя вдвоем с Ригелем кое-как, наконец, выволокли его, ослабевшего, бредящего, из салона. Ригель закинул его руку себе на шею и потащил в отель.

– Ключ от его номера мне, быстро! – рявкнул он на вытаращившуюся на них сонную хостес.

В номере Гектора они сгрузили его на кровать. Он то и дело неудержимо хохотал. И смех его переходил в вой, напоминая до боли смех Джокера. Рванулся с кровати, снова схватил Катю за руку.

– Несмеяна… Прекрасная… Катенька моя… Умру за твой счастливый смех! А такие вирши от моего Диоскура тебе нравятся? Я позову, но ответишь ли ты? Подашь мне какой-то знак? Осенний ветер срывает листы и гонит клубком в овраг… Мне ветер этот… нет, не так… Мне смех твой хочется пить, вином разбавив едва. Но я его не могу разлить по чашам из серебра… Вилли, что смотришь? Скажи, как в вашей песне немецкой – был у меня товарищ… майн гютер камарад… его путь вдруг оборвался, мой же дальше путь остался… Как там дальше? Скажи, скажи мне, Вилли!

– Bleib du im ewgen Leben… И когда меня не станет, наша встреча там настанет. – Вилли наклонился к нему.

Гектор закрыл глаза. Белый как мел.

– Не сметь засыпать! – Вилли Ригель тормошил его. – Гек, только не засыпай… Катя, бегите на ресепшен, у них там чайник, попросите кофе растворимого! Сделайте очень крепкий. Он не должен сейчас уснуть. Это адская доза, которую он вдохнул, чертова закись азота…

Катя побежала. Сделала. Вернулась с кофе в кружке. Ее всю трясло.

Вилли Ригель, приподняв Гектора, чуть ли не насильно начал вливать ему в глотку черный кофе. Тот закашлялся. Внезапно у него хлынула носом кровь. Вилли Ригель потащил его в ванну.

Катя слышала, как там, над раковиной Гектора рвет. Потом загудела вода.

Она глянула на себя в зеркало. Дикий какой вид у самой-то…

Оглядела номер. Ожидала, что кровать в номере – кинг-сайз. Но нет, узкая односпальная. На столике – походный электронный будильник. И две фотографии в скромных рамках. Катя взяла обе в руки.

На первой – близнецы Чук и Гек. Игорь и Гектор Борщовы. Оба лет двадцати пяти, не больше, с автоматами в камуфляже времен чеченской войны, когда у спецназа еще не было ни щитков, ни бронежилетов «Гоплит», ни тепловизоров, ни лазеров, ни других особых прибамбасов. Крутизна заключалась не в стильной экипировке, а совершенно в ином. Диоскуры… словно один раздвоился. И стало их двое. Улыбаются в камеру. Лица в черно-зеленых полосах армейского грима. И не различить, кто Гек, кто Чук… Кто жив, кто растерзан, замучен до смерти.

На второй парадной фотографии Гектор был в черном костюме, при галстуке, на каком-то приеме, где вокруг сплошь позолота. Он стоял рядом с инвалидным креслом, в котором сидел крупный худой старик – седой и явно психически больной. Это было видно по его отрешенному выражению лица, по застывшему бессмысленному взгляду в никуда. На пиджаке Гектора – награды. Четыре ордена. Четыре креста.

Вилли Ригель вытащил Гектора из ванной. Уложил на кровать. Тот уже больше не смеялся. И не впадал в забытье. Лежал с закрытыми глазами.

– Скоро выветрится эта дрянь из него. Подождем здесь. Его одного нельзя оставлять сейчас. – Ригель тоже увидел фотографии. – Четыре Ордена Мужества… Вот это да! Полный орденский кавалер. За просто так такие ордена не дают.

Он сел на кровать рядом с Гектором. Катя устроилась на стуле подальше у двери.

– Вилли, я про веселящий газ слышала, конечно. Но не знала, что это такое безумие.

– Анестетик. Отпускает все тормоза сразу. Психику расслабляет. Кто ржет от счастья, кто матом ругается. Кто грезит. Болтает открыто – что на уме, то и на языке. Все желания, все мечты наружу, все скрытое… Я эти его шары воздушные еще тогда заметил в машине. Не стал говорить ничего ни ему, ни вам. А сегодня мы с вами, к счастью, успели вовремя.

Они прождали где-то час. Затем Гектор зашевелился, приподнялся и сел на постели. Глянул на них.

– Что я наболтал? – спросил он тихо.

– Да так, забудем, – ответил Вилли Ригель.

– Нет, скажи мне честно – что я наболтал вам?

– К ней приставал, как последний подонок. Мелкое хулиганство, полковник.

– Катя, я прошу у вас прощения. – Гектор глянул на Катю. – Никогда такое больше не повторится. Скотина я… Но я не наркоман. И не истерик. Это не наркотик. Не крэк!

– Веселящий газ. Не надо ничего говорить сейчас. Вам надо успокоиться. – Катя сидела в углу на своем стуле и не подходила к нему.

Он встал с кровати.

– Я должен ехать. Спасибо, что так трогательно позаботились обо мне.

– Вы не можете сейчас никуда ехать! В таком состоянии. Это же отравление газом! Вам надо лечь и отдохнуть.

– Мне няньки не нужны. И это не отравление. Я в полном порядке. Все уже прошло. Действие у азота недолгое. Я поеду домой, в Серебряный Бор. Мне отца надо проведать. Он все эти дни один с сиделкой. О нем некому позаботиться, кроме меня.