Читать книгу "Рыбы - Мелисса Бродер"

– Я даже не знаю, как это случилось. Будто затмение нашло. Казалось бы, только что садилась в свою машину, и вдруг глядь – уже разговариваю с ним. А потом он забрался в машину, и мы начали… прямо там, на клубной парковке. Я отвезла его в «Loews», на побережье – там останавливаются только туристы, и я знала, что знакомых не встречу, – и сняла номер. Весь этот спектакль продолжался меньше часа. Он даже номер телефона у меня не попросил.

– Произошло ли все спонтанно или в какой-то предшествующий этому момент идея уже появилась у вас в голове? Могло ли что-то стать триггером? – спросила Доктор Джуд.

– Помимо того факта, что ему восемнадцать и у него кубики на животе? Помимо того, что он меня хотел? Нет. Хотя… О, был такой момент. Накануне вечером. Мы с мужем оказались на приеме. И он тоже был там – как положено, в смокинге. А я в коктейльном платье. Я посмотрела на него – он разговаривал с одним знаменитым директором, – и вот тогда, должно быть, он показался мне привлекательным. Помню, я еще сказала себе: нет, ты не хочешь его, совсем не хочешь, потому что не развяжешься с ним до конца жизни. И еще помню, что тогда же у меня возникло такое чувство, будто я проваливаюсь сквозь пол.

Что с нами было не так? Множество женщин на планете с легкостью принимали выпавший им путь. Им нравилось то, что они получали, и они получали ровно столько, сколько было достаточно, так что все сходилось. Те женщины инстинктивно знали, как зацепить и удержать мужчину, знали, что каждого можно заменить другим, потому что в комплекте одно и то же: туловище, член, пара рук. Те женщины знали, как пользоваться доставшимся им конвейерным мужчиной, как день за днем вдыхать в него новую жизнь и находить особенное. Они были подобием живых псалмов. В их жизни не было дыр, не было ни одного пустого дня. Они их просто не видели.

– Можно сказать? – спросила Сара. – Извини, Диана, но если бы у меня был заботящийся муж, если бы я выглядела как ты, если бы у меня были любящие дети, я была бы счастлива.

– Доктор Джуд, у меня такое чувство, что меня здесь критикуют, – сказала Диана, но Сара не остановилась.

– Стэн снова ушел. Мы поругались из-за документального исторического фильма. Про Рузвельтов. Он заявил, что я самая надоедливая женщина из всех его знакомых, а потом просто взял и ушел. Где он, я не знаю. Может быть, в спа-салоне? Может быть, у какой-то другой женщины? Я не знаю, кому еще он нужен. В этот уик-энд мы собирались пойти в мастерскую. Курс называется «Открытое сердце»; для меня – программа повышения, для него – базовая. Я так волновалась. Наконец-то у меня будет бойфренд в мастерской. Заплатила за двоих. И знаете что? Я даже идти теперь не хочу. Не хочу открывать сердце! Буду все делать сама. Одна.

Я оглядела нашу маленькую группу, и мне сделалось грустно. Мы получились не такими, как все, и в чем-то основном, фундаментальном отличались от тех, кто мог совладать с любовью. Возможно, мы переживали те же чувства, что и остальные, но острее и глубже. Как и Сафо, это я знала. Сафо была одной из нас. Эмоции переполняли ее, а иначе откуда бы взялась эта потребность петь?

Куриная Лошадь отменила свидание с парнем из кинологического центра. Сказала, что он вызывает у нее какое-то странное чувство.

– В каком смысле странное? – спросила Доктор Джуд.

– Не знаю. Он носит такую кепку… хулиганку. Я как ее вижу, так у меня в голове что-то срабатывает. Как будто красная лампочка включается. Я просто не доверяю людям в таких кепках.

– Что же в этих кепках особенного? Может быть, в прошлом у тебя был негативный опыт общения с человеком в кепке? – спросила Доктор Джуд.

– Нет. – Куриная Лошадь покачала головой. – Дело в том… Знаю, вы хотите, чтобы я снова начала с кем-нибудь встречаться. Вы думаете, что я готова. Но сама я думаю, что еще не готова. И не знаю, буду ли готова вообще когда-нибудь.

Не это ли и есть выздоровление, подумала я. Единственный вариант для таких женщин, как мы. Что лучше: быть в здравом рассудке без мужчины или сумасшедшей с ним? Доктор Джуд, похоже, считала, что те, кто в состоянии встречаться сознательно, смогут со временем наладить нормальные, здоровые отношения. Она верила в нас, в нашу способность стать лучше. Но я в нас не верила. И Куриная Лошадь тоже не верила.

Брианна влезла со своим решением не давать денег фальшивому бизнесмену. Теперь он перестал с ней разговаривать. Последний е-мейл пришел несколько дней назад, и в нем Брианна обвинялась в том, что это из-за нее они не могут быть вместе, потому что она не прислала ему денег на дорогу домой. Еще он называл ее эгоисткой, сообщал, что вернется, когда вернется, и добавлял, что не хочет быть с женщиной, обделенной доверием и щедростью.

– Я живу полнокровной жизнью. – Ее нижняя губа, недавно накачанная коллагеном, едва заметно задрожала. – И благодарна за все, что имею. Но я так надеялась на него. Думала, что после всей работы над собой, после всех стараний я заслужила награду. Я ждала, волновалась. Может быть, это и была моя ошибка.

Все зашумели, заговорили, что так оно лучше, что теперь она знает, какой он паршивец. Вот только слово «паршивец» никто не произнес, его называли «неспособным выполнять обязательства», «избегающей личностью» и «интимофобом». Все хотели успокоить ее, и это выглядело так мило, так трогательно. Странно, но они казались мне детьми. Я видела, какой каждая из них могла быть в детстве. Не физически, нет – я видела их детскую невинность. У каждой из них была мать, у каждой была ее любовь. Матери желали своим девочкам счастья. Как странно, что у каждого есть мать. И как печально, что матери так долго остаются с детьми, каждый день играют с их волосами, расчесывают пряди, щекочут шеи, поглаживают макушки.

После смерти матери, когда Анника вернулась в школу, отец предложил свою помощь, сказал, что будет расчесывать мне волосы. Жест диктовался добротой, но мы оба знали, что это было бы слишком странно. Поглаживать у него получалось плохо, хуже, чем трепать.

– Поиграй с моими волосами, – предлагала я подругам, но даже когда они соглашались, мне этого не хватало, а больше они дать не могли. Я завидовала тем, кого это не заботило, кто мог в любой момент остановить эти игры с волосами, зная, что дома есть мать, что она доведет до конца любую работу и ее даже просить не придется. В общем, подруги относились к этому легко и беззаботно. Потом то же самое они делали со своими любовниками.

Глядя на щеки Брианны, изо всех сил старающиеся выглядеть молодыми, я попыталась представить ее лицо в детстве. Течение времени воспринималось ею как процесс несправедливый и пугающий. Времени не полагалось идти. Или же оно могло идти для других, но не для самой Брианны. Я понимала это и тоже боялась. Мне хотелось погладить Брианну по щеке и сказать, что ей не надо ничего больше закачивать. Что в самом главном она все еще молода. Во мне поднялась волна почти осязаемой боли. Я подумала, что она убьет меня, и попыталась ее подавить, отогнать. Дело оказалось непростое, и я стала задыхаться. Что убивало вернее: сама боль или сопротивление боли? Я не знала, но чувствовала, что если сейчас же не выйду, то задохнусь и умру – от избытка чувств и борьбы с ними.