Читать книгу "Да не судимы будете - Надежда Черкасова"

— Смотрю из окна на дом Никоновой. Она уже здесь, но пока никуда не выходила. А вы сможете подъехать?

— Как вы это себе представляете? Я же должен буду назвать себя охранникам на пропускном пункте. А пока, как я понимаю, это тайна, что у Беркова отыскался брат. Меня на территорию вряд ли пустят без особого разрешения. Дом-то опечатан. И у меня нет на него прав. Так что сегодня вам придется обходиться без моей помощи. Мне очень жаль.

— А завтра у вас будет машина?

— Думаю, только послезавтра. Рассчитывать на меня вне города пока не стоит.

— Хорошо, но я все же позвоню, если что.

Какой законник! Без бумажки и шагу боится ступить.

Нет, не наш он уже человек. Совсем чужаком стал. И не понимает того, что дорога ложка к обеду. Может, когда он получит все разрешения, в его помощи и надобность отпадет. А был бы он нашим мужиком, обязательно что-нибудь придумал.

Вера оглядела улицу в обе стороны, насколько хватало обзора, и не заметила ни души. Здесь даже котенка не встретишь праздношатающегося, не то что бездомную собаку. Потому как главное в дачном поселении — тишина, спокойствие и обязательная видимость благопристойности.

Особенно перед соседями, чтобы у тех не появилось желания посплетничать. А что творится в самих домах, никого не должно волновать, потому что и своих скелетов в шкафах хватает. Еле успевают, наверное, двери прикрывать, чтобы те не повываливались.

Уже совсем стемнело, и в доме Никоновой погас свет. А может, она и не собирается никуда выходить? Да и куда ей идти-то?.. Ну разве что в дом к Беркову. Однажды она там уже похулиганила. Неужели в отместку за то, что тот надругался над ее жилищем? Теперь-то что ей там делать?

И тут Веру осенило: Никонова знает о компрометирующих документах или догадывается! А может, думает, чем поживиться, пока наследнички не нагрянули? Эта своего никогда не упустит.

Вера уже начала терять надежду на правильность нечаянной догадки, как увидела Никонову, вышедшую из калитки и мгновенно слившуюся с тенью забора. Она с трудом наблюдала за крадущимся в ночи силуэтом, который и заметить-то невозможно, если глянуть мельком. До боли в глазах следила за передвижениями Никоновой и убедилась, что та и в самом деле направляется к дому Беркова.

Посмотрела на часы: ровно полночь. Теперь нужно ждать, пока та двинется обратно. Вряд ли Никонова там что найдет, ведь самое ценное, хранимое Берковым как зеница ока, теперь находится у Веры и спрятано в ее спортивной сумке.

Вот только надежно ли, не следует ли перепрятать, а то и вовсе забрать с собой? И Вера принялась рыться в сумке.

Замирая от страха, Алла кралась вдоль забора, озираясь и прислушиваясь. Кругом стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь мелодичным стрекотанием сверчков, кажущимся ей оглушающим, и легким порханием ночных бабочек, которые в мифах считаются не то олицетворением душ, не то вестниками смерти… Зачем же себя пугать-то этими глупостями, ведь и так страшно! А раз страшно, сидела бы дома и не высовывалась.

Даже собак не слышно. Видимо, получили нагоняй от своих хозяев за пустобрехство и спят теперь со спокойной совестью без задних ног.

Вот и Алла бы спала, а не шастала по ночам, ища неприятностей на свою задницу. Что, совесть замучила, спать спокойно не дает? Ничего, Алла с ней как-нибудь разберется, договорится, откупится, наконец. Еще немного усилий и терпения — и духу ее здесь не будет. Заждалась уже Аллу вилла на роскошном побережье.

Но пока не время думать о ней, чтобы не расслабляться. Да и о каком расслаблении идет речь? Нервы как натянутые струны, того и гляди лопнут. Алла опять себя пугает! Неужели так легче справиться со страхом, по принципу «клин клином вышибают»? А не забивает ли она себе новые клинья?

Как же они громко стрекочут, эти проклятые сверчки! Раньше ей даже нравилось. Но не теперь, когда сердце пытается вырваться наружу, и сухость во рту, и голова кружится. Да еще эта сова не на шутку разлеталась, отвлекая внимание от главного. Надо попытаться сосредоточиться, а постороннее выбросить из головы.

Алла достала из кармана ключи.

Вера пошарила в сумке, затем вывалила вещи на пол. Лоб вмиг покрылся испариной: документы исчезли! Она в растерянности огляделась. Но кто мог их забрать? И когда, ведь хозяева сюда еще не приезжали?

Присев у окна, Вера почувствовала, как по щекам текут слезы бессилия. Как такое могло случиться? С огромным трудом найти ценные документы и так по-глупому их потерять! Ну почему она сразу не забрала их с собой? Теперь хоть плачь, хоть не плачь, а сделанного не воротишь. Вернее, несделанного. Сколько раз она убеждалась в том, что лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть тоже.

Только почему одно лучше другого? Что в лоб, что по лбу — результат один: документов, на которые она рассчитывала, как на крайний вариант, если ничто другое не окажется результативным, больше нет. Вера опять у разбитого корыта. И снова нужно начинать сначала.

А что начинать-то, когда уже все поздно? Макса не вернуть. Даже Беркова нет в живых. Осталась одна Никонова, избавившаяся от врагов и празднующая победу, так как вновь избежала наказания. Неужели ее ничем нельзя взять? Не может быть! Если хорошо подумать, то выход всегда найдется.

Это только Вера знала, что компромат существовал. Она не говорила о нем ни Анастасии Львовне, ни Дмитрию, так как папки не входили в их общий план по разоблачению Никоновой. Наверное, все же следовало рассказать о находке. И подвергнуть всех опасности? Как будто без этих документов их жизнь стала спокойнее.

Жаль, конечно, что они пропали. Значит, за ними охотились. И как только появилась возможность, изъяли. Или для того, чтобы уничтожить и положить конец собственным страхам разоблачения, или для того, чтобы шантажировать кого-то. Если последний вариант, то похититель, должно быть, очень влиятельный и могущественный человек, уверенный в том, что сам не окажется в смертельной опасности, если воспользуется компроматом.

Немного успокоившись, Вера умылась и снова присела у окна. Нет, только не раскисать. Что бы ни случилось, а сдаваться ни в коем случае нельзя. Да, Макс погиб. Но Никонова-то жива и продолжает свои противоправные деяния, поэтому ее следует как-то остановить.

Не слишком ли много Вера на себя берет, утверждая подобное? Что она может сделать против судьи?.. Разве что жалобу на нее написать. И это все, на что она способна?! Нет, конечно… А еще Вера может до смерти напугать Никонову, если больше ничего не в состоянии придумать. Хоть та и железная дама, но нервы-то у судьи по-любому бабские, значит, чувствительные.

Итак, что у Веры в арсенале?

Она задумалась. Вот сама бы Вера чего испугалась, не будь у нее ни детей, ни родственников? За свою жизнь, конечно. Значит, следует придумать для Никоновой какую-то смертельную угрозу. Надо, чтобы сама безносая с косой погрозила ей пальцем и отбила желание делать людям гадости… Это же какой-то «детский сад вторая группа», честное слово! Так, кажется, говорит Анастасия Львовна? А что, не миндальничать же с этой Никоновой?