Читать книгу "Мидвичские кукушки [= Кукушата Мидвича ] - Джон Уиндем"

– Скажу вам как мужчина мужчине, Зеллаби, – заметил я, – много говорите не только вы, но когда вы говорите много бессмыслицы, то части ее придаете осмысленный вид. Слушателя это приводит в замешательство.

Зеллаби, похоже, обиделся.

– Мой дорогой друг, я всегда говорю только то, что имеет смысл. Это моя главная слабость. Следует отличать содержимое от сосуда. Вы предпочитаете, чтобы я говорил тем не допускающим возражений тоном, который наши простодушные собратья, да поможет им Бог, считают гарантией искренности? Даже если бы я так и делал, вы все равно должны были бы оценивать содержание моих слов.

– И все-таки я хотел бы знать, – твердо сказал я, – раз вы отрицаете эволюцию человечества, есть ли у вас какая-нибудь серьезная гипотеза взамен?

– Вам не нравятся мои рассуждения о Создателе? Мне тоже. Но у них есть то достоинство, что при одинаковой вероятности они намного более понятны, чем многие религиозные постулаты. И, когда я говорю «Создатель», я совсем не обязательно имею в виду некую личность. Скорее всего, это группа. Если бы группа наших собственных биологов и генетиков устроила свой полигон на каком-нибудь далеком острове, они бы с большим интересом и удовольствием наблюдали за межвидовой борьбой своих подопечных. А что такое, в конце концов, планета, как не остров во Вселенной? Но, как я уже сказал, для того, чтобы называться теорией, мои рассуждения слишком спекулятивны.

Завершая круг, мы вышли на дорогу из Оппли и, уже приближаясь к поселку, увидели, как впереди из-за поворота с Хикхэмской дороги появилась погруженная в глубокую задумчивость фигура. Это был Бернард. Зеллаби позвал его. Бернард обернулся и остановился подождать нас.

– Не похоже, – заметил Зеллаби, – что беседа с Торренсом вам очень помогла.

– До доктора Торренса я так и не добрался, – сказал Бернард. – А теперь уже и нет смысла его беспокоить. Я только что разговаривал с парочкой Детей.

– Не с парочкой, – вежливо возразил Зеллаби. – Разговаривать можно с Составным Мальчиком или с Составной Девочкой. Либо с обоими.

– Хорошо, согласен с вашей поправкой. Значит, я беседовал со всеми Детьми. И, кажется, заметил в манере их высказываний отчетливое влияние Зеллаби.

Зеллаби был польщен.

– Для пары «лев и ягненок» у нас обычно были добрые отношения. Приятно сознавать, что я оказал на них какое-то воспитательное воздействие, – заметил он. – Ну, и как вы поговорили?

– Слово «поговорили» здесь не вполне подходит, – ответил Бернард. – Меня снабдили информацией, прочитали лекцию и дали инструкции. И, наконец, мне было поручено передать ультиматум.

– В самом деле? И кому? – спросил Зеллаби.

– Точно сказать не могу. Грубо говоря, тому, кто сможет снабдить их воздушным транспортом.

Зеллаби поднял брови.

– Куда?

– Они не сказали. Наверное, туда, где они смогут жить и где никто не будет им мешать.

Он коротко изложил нам аргументы Детей.

– Вывод, в общем, прост, – заключил он. – С их точки зрения, их присутствие здесь представляет вызов властям, от которого те не смогут долго уклоняться. Но любое правительство, которое попытается нанести им удар, навлечет на свою голову огромные политические неприятности, причем независимо от успеха или провала акции. Сами Дети нападать не желают и не хотят, чтобы их вынудили защищаться…

– Естественно, – пробормотал Зеллаби. – Сейчас их задача – выжить, чтобы потом, по возможности, завладеть миром.

– …так что всех бы устроило, если бы Детям дали уйти.

– То есть просто им подыграли бы, – прокомментировал Зеллаби и погрузился в размышления.

– С их стороны, это довольно рискованно. Все в одном самолете… – предположил я.

– О, ты их недооцениваешь. Они все предусмотрели. Самолетов должно быть несколько. Каждый должна проверить и обыскать специальная команда – под их контролем – на предмет бомб с часовым механизмом и прочих штучек. Далее – парашюты, причем некоторые из них будут проверены – по их выбору. И еще множество подобных требований. Суть того, что произошло в Гижинске, они поняли гораздо быстрее, чем наши люди, и не оставляют нам свободы действий для радикальных мер.

– Гм, – заметил я. – Незавидная доля – проталкивать подобные предложения. Что в качестве альтернативы?

Бернард покачал головой.

– Ничего. Наверное, «ультиматум» здесь не слишком подходящее слово. Лучше сказать «требование». Я сказал Детям, что почти не надеюсь, что кто-то всерьез меня выслушает. Они ответили, что предпочитают сначала попытаться действовать таким образом, – если это удастся, будет меньше проблем. Если же у меня ничего не выйдет, а это почти очевидно, они предлагают, чтобы при второй попытке двое из них составили мне компанию. После того, как я увидел, что они сделали с начальником полиции, это не слишком приятная перспектива. Я не вижу, что может им помешать давить на один уровень за другим, пока они не окажутся на самом верху. Что их остановит?

– Мне с некоторого времени стало ясно, что это произойдет столь же неизбежно, как смена времен года, – сказал Зеллаби, – но я не ожидал, что так скоро. И наверное, у нас было бы еще несколько лет, если бы русские не предвосхитили события. Полагаю, это произошло раньше, чем этого хотели сами Дети. Они знают, что еще не вполне готовы. Поэтому и хотят улететь куда-нибудь, где они смогут без помех стать взрослыми.

Возникает довольно интересная моральная дилемма. С одной стороны, наш долг перед нашим биологическим видом и культурой – уничтожить Детей, поскольку ясно, что, если мы этого не сделаем, они завладеют миром, и их культура, какой бы она ни оказалась, полностью вытеснит нашу. С другой стороны, именно наша культура не позволяет нам безжалостно уничтожить безоружное меньшинство, не говоря уже о практических препятствиях, возникающих на этом пути. С третьей же – о Господи, как сложно! – с третьей стороны, позволить Детям вместе со всеми своими проблемами переместиться на территорию, население которой в еще меньшей степени готово к встрече с ними, – это лишь способ протянуть время, вообще никак не оправданный морально. Начинаешь тосковать по простым уэллсовским марсианам, поскольку мы, похоже, оказались в той самой ситуации, когда – увы – ни одно из решений не выдерживает критики с точки зрения морали.

Мы с Бернардом слушали его молча. Наконец я сказал:

– Мне это напоминает один из тех софизмов, которые веками ставили философов в затруднительное положение.

– Да нет же, – возразил Зеллаби. – В любом затруднительном положении, когда любое решение аморально, остается возможность действовать во имя наибольшего добра для наибольшего числа людей. Ergo[10], от Детей следует избавиться – как можно меньшей ценой и как можно быстрее. Мне очень жаль, но я вынужден был прийти именно к этому выводу. За девять лет я успел их полюбить. И, хотя моя жена утверждает обратное, я думаю, что даже подружился с ними, насколько это вообще возможно.