Читать книгу "Кто остался под холмом - Елена Михалкова"

К этому она была не готова.

В кухне зажурчала вода. Оставалось надеяться, что Карнаухов голоден и первым делом полезет в холодильник. Кира прокралась к окну: заперто, как и следовало ожидать. За тонкими шторами не спрятаться, лезть в шкаф – смешно. Значит, все-таки окно. Вряд ли мальчишка забыл, что не закрыл створку, уходя на работу, но выбора у Киры не оставалось.

Она обхватила гладкую ручку, повернула – и услышала шаги.

Запишем условие задачи: юноша вышел из кухни и двинулся в направлении собственной комнаты. Какое время потратит он на дорогу, если известно, что длина коридора составляет три метра, а скорость подростка диктуется его желанием повалиться на кровать и отдохнуть после рабочего дня?

Кира, ступая быстро и беззвучно, отошла за дверь. Если повезет, парень первым делом откроет компьютер, чтобы проверить почту, и тогда она выскользнет наружу.

Володя вошел и остановился посреди комнаты. Кира слышала его дыхание. До нее донеслось неразборчивое бормотание, зашуршала ткань, скрипнула дверца шкафа… «Переодевается». В следующий момент на покрывало полетел ком из рубахи. Если паренек ляжет, Кира окажется у него на виду. Даже мало-мальски правдоподобного объяснения ее присутствию в чужом доме не приходило на ум.

А ведь он непременно расскажет все Герману, что бы она ни сочинила.

– Первый, первый, я второй! Как слышишь меня?

Карнаухов издал странный звук, что-то среднее между смешком и покашливанием, и сделал два шага вперед. Теперь она видела его левое плечо, мятый рукав серой футболки, ногу в зауженной штанине, босую ступню. В кулаке была зажата чугунная сковорода.

Кира вжалась в стену. У нее зародилось нехорошее подозрение: каким-то образом он почувствовал присутствие в доме постороннего человека.

Володя подошел к письменному столу, присел на корточки, отложил сковороду и выдвинул ящик, однако не стал копаться в его содержимом, а вытащил целиком и поставил на пол. Кира, собравшаяся было выскочить из комнаты, замерла. То же самое Карнаухов проделал со вторым ящиком, а затем выкинул нечто неожиданное: кряхтя, пролез наполовину в отверстие, образовавшееся в столе, и что-то отковырял с дальней панели.

Наружу он выбрался с небольшим черным мешочком размером не больше ладони. Сел по-турецки лицом к окну. Сковороду установил на коленях. Высыпал в нее содержимое мешочка.

– Из-за острова на стрежень, – певуче сказал Карнаухов до омерзения слащавым голосом, какого она никогда не слышала у него прежде, – на простор речной волны. Выплывают! Расписные! Хи-хи! Челны, не челны. Челны – не челны… Долбленый челн…

Он хихикал и покачивался, а Кира, онемев, смотрела, как в его ладони мелькает что-то рыжее и медленно падает на чугунную поверхность.

Никакой он не мальчик, с холодной ясностью подумала она. Ему восемнадцать, если не все девятнадцать.

Факты падали один за другим, как фигурки тетриса, собираясь в монолитный блок без зазоров.

Убийства начались пять лет назад.

Карнаухов появился в городе незадолго до первого исчезновения.

Он видел фотографию Лизы.

Он постоянно имеет дело с детьми.

ОН ТОЛЬКО ЧТО ОТКРЫЛ ТАЙНИК.

Пряди волос перетекали сквозь пальцы, Карнаухов ощупывал их, принюхивался, стихотворные строчки срывались с его губ вперемешку с непристойностями; на ее глазах он впадал в жутковатый экстаз, корчился и изгибался; одновременно он не прекращал потряхивать сковороду, словно хозяйка, готовая перевернуть испекшийся блин, и на ней подпрыгивало, бренчало, скакало что-то маленькое…

Кира задержала дыхание. Сделала шаг, второй – и оказалась за его спиной. На пористой чугунной поверхности поблескивала длинная сережка с паучком на конце цепочки.

Руки у него в цыпках, отметил кто-то посторонний в ее голове, а в следующий миг Володя обернулся.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, не двигаясь. Затем он вскочил на ноги, попятился, уперся в стол, мягко оттолкнулся от него – выглядело это так, словно поверхность стола спружинила, – и оказался возле Киры.

Его полудетское лицо не исказилось, не превратилось в ощерившуюся маску. Он остался тем же хорошо знакомым, милым Володей Карнауховым, и этот хорошо знакомый Володя Карнаухов со страшной силой ударил ее в солнечное сплетение.

Кира поперхнулась собственным криком.

– Зря вы это… – с сожалением сказал он, пока она пыталась глотнуть воздух или хотя бы разогнуться. – Ну, то есть… Ну, зря, короче.

Он бил, как бьют боксеры, и пока Кира неумело отмахивалась, успел дважды врезать ей в живот. Для своего телосложения он оказался зверски силен. Она не дралась ни разу в жизни и даже не очень представляла, как это делается, но если бы и представляла, это бы мало что изменило. Лицо его раскраснелось, глаза блестели; он был весел, возбужден и ужасно похож на школьника, махающегося на перемене с другим таким же школьником пакетами со сменкой.

Он, кажется, ее убивал.

Это была последняя внятная мысль. Словно расслышав ее и намереваясь выбить из Кириной головы, Карнаухов подпрыгнул и ткнул ее кулаком в висок.

Кира пришла в себя от свиста.

Она лежала на боку; руки были стянуты за спиной так, что ломило плечи, ноги наспех обмотаны каким-то проводом. Карнаухов сидел неподалеку, вполоборота к ней, и отрывисто высвистывал популярный мотив, надолго замолкая перед каждым тактом. По комнате расплывался вонючий дым. В горле у нее запершило, Кира раскашлялась.

Карнаухов сдвинулся в сторону, и стал виден пляшущий от сквозняка язычок пламени на туристической горелке.

Володя обернулся. Вид у него был злой и обиженный одновременно.

– Вы гнусная баба, – с досадой сказал он. – Смотрите, чего наделали!

Он наклонил сковороду. Кира увидела горстку пепла и что-то подтаявшее, похожее на растекшуюся каплю ртути.

– Все из-за вас!

Он поднялся, занес ногу, чтобы пнуть ее, но отчего-то передумал.

– Дура тупая.

Перед ее глазами протопали ноги, на этот раз в изношенных кедах, и исчезли. Где-то вдалеке завозились, что-то скрипнуло и донеслось обрадованное восклицание.

Кеды, подумала Кира, зачем он их надел, как-то глупо носить кеды дома.

Карнаухов вернулся, таща длинный черный рулон парниковой пленки, переломленный пополам и похожий на дурацкую сигарету из тех, что вставляют в рот надувным рекламным фигурам в форме человечка, которые танцуют из-за направленного потока воздуха. Аэромены, вспомнила Кира. Она их не выносила. В их движениях было что-то душераздирающее.

Рулон шлепнулся перед ее носом, едва не ударив по лицу.

Так вот для чего кеды, отстраненно подумала она. Он чистюля.

Когда пленка была расстелена, пол превратился в озерцо, затянутое мазутной эмульсией. Карнаухов осмотрелся и сердито зацокал языком.