Читать книгу "От Ленина до Путина. Россия на ближнем и среднем Востоке - Алексей Васильев"

Революционно-демократическое, согласно советским определениям (а точнее – революционно-авторитарное), крыло национально-освободительного движения быстро воспринимало и более отчетливый национализм, родившийся в Западной Европе и перенесенный на местную почву, и революционные организационные структуры компартий, а также некоторые их идеалы и иллюзии. В 30-х годах устремления представителей революционно-авторитарного течения в арабском мире в чем-то перекликались с кемализмом в Турции, но условия для их успешной деятельности созреют лишь в 50–70-х годах. Пока же в каирском пансионате пламенный проповедник идеи арабского возрождения и арабского единства Саты аль-Хусри пишет свои работы, обосновывая теорию панарабизма, а молодые офицеры – члены кружка, в который вхож Гамаль Абдель Насер, – мечтают о величии Египта и в спорах определяют туманные очертания его будущего политического устройства.

На смену религиозным реформаторам рубежа веков Джалал ад-Дину аль-Афгани и Мухаммеду Абдо пришли фундаменталисты, «братья-мусульмане» и другие, которые еще создадут могущественное социально-политическое движение. В 20–30-х годах они были сильны, но не господствовали на политической сцене.

А что же коммунисты? Пожалуй, в спектре течений политической мысли и политической организации на Ближнем и Среднем Востоке они могли бы занять более видное место, чем то, которое фактически заняли. Они нигде не добились сколько-нибудь значительного успеха в период между двумя мировыми войнами. Почему? Ведь заложили же основу будущих потрясающих успехов их идеологические братья в Китае и Вьетнаме.

Видимо, ответ не может быть односложным и будет разным в зависимости от страны. Утверждают, будто отсутствие в странах региона сформировавшегося рабочего класса лишало компартии социальной базы. Но, во-первых, она не возникла и с формированием многочисленного пролетариата в ряде стран, во-вторых, и большевики в России, и коммунисты в Китае опирались отнюдь не на кадровых рабочих, точнее, не только на них. Пожалуй, даже репрессии во всех странах региона против коммунистов в 20–30-х годах, которые разрушили структуры компартий, находившихся в процессе становления, лишь частично объясняют дело: ведь и китайские и вьетнамские коммунисты также подвергались репрессиям.

В Турции Мустафа Кемаль, названный впоследствии Ататюрком, создав тоталитарный режим и переняв некоторые советские структуры и методы (однопартийность, этатизм), не мог потерпеть существования независимой политической организации с чуждой ему идеологией, потенциально большими амбициями, политическими симпатиями, явно направленными вовне. До настоящего времени, а может быть, навсегда останется тайной, был ли лидер-основатель Турецкой компартии Мустафа Субхи с группой своих товарищей уничтожен по приказу Мустафы Кемаля, или какой-нибудь местный шеф безопасности «проявил инициативу», или просто их фелюга случайно перевернулась в Черном море. Но вряд ли судьба компартии в Турции была бы иной, останься они живы.

В Иране коммунисты, принявшие самое активное участие в создании Гилянской «советской» республики, запятнали себя преступлениями во имя коммунистических идеалов, скопированных с «военного коммунизма» Советской России.

В Палестине коммунисты на первых порах поддержали сионистскую колонизацию и оттолкнули потенциальных сторонников – арабов. В Сирии, Ливане и Египте среди основателей движения слишком много было представителей религиозных и этнических меньшинств – евреев, греков, итальянцев, что уменьшало доверие к ним со стороны открытых для коммунистических идей слоев арабского населения.

Повсеместно коммунисты оказались дважды заклейменными – как атеисты и как люди, ориентирующиеся на СССР, даже «агенты» СССР. Второе клеймо, опасное для политического деятеля в Турции и Иране с их антирусскими и антисоветскими традициями было пока что несущественным в арабских странах. Атеизм же коммунистов, безусловно, обрекал на поражение их попытки завоевать доверие масс. Впрочем, категоричные утверждения были бы неточными и здесь: ведь лаицизм и даже явный антиисламский настрой кемалистов не помешали им безраздельно удерживать власть в Турции три десятилетия.

Пожалуй, очень много вреда коммунистам Ближнего и Среднего Востока нанесли установки Коминтерна, затем Коминформа и просто теории, лозунги, заявления КПСС, оторванные от реальной действительности, обрекавшие зарубежные компартии на сектантскую замкнутость и потерю доверия со стороны масс. До 1935 года, то есть до VII конгресса Коминтерна, действовала установка на борьбу с «соглашательской буржуазией».

В Западной Европе коммунисты боролись против социал-демократов, расчищая путь фашизму, а в странах Ближнего и Среднего Востока – против «реформистской буржуазии», то есть против тех сил, которые стремились к достижению или укреплению политической независимости, но отнюдь не с помощью тех средств и методов, которые устраивали коммунистов.

Затем главным врагом стал фашизм, и компартии быстро сменили тактику. В условиях, когда нацистская пропаганда на Ближний Восток была направлена против Великобритании и Франции, олицетворявших здесь западный империализм, и носила антиеврейскую окраску, подыгрывая чувствам арабских националистов, очередное колебание коммунистов не укрепило их политических позиций. Советско-германский договор о ненападении позволил коммунистам участвовать вместе с пронацистскими деятелями в антианглийском восстании Рашида Али аль-Гайлани в Ираке в 1940 году. Но после вторжения Германии в СССР врагом снова стали державы оси, и коммунисты мобилизовали своих сторонников на поддержку Советского Союза.

Крушение нацизма во Второй мировой войне, выдающиеся победы СССР и превращение его в державу с глобальными амбициями, навязанный им триумф социализма в странах Восточной Европы и самостоятельная победа коммунистов в Китае, подъем коммунистического движения во Франции и Италии – все это предопределило резкий взлет интереса к марксистско-ленинским идеям на Ближнем и Среднем Востоке, открыло возможности для укрепления компартий и расширения их влияния. Правда, если в арабских странах симпатии к СССР шли по восходящей, то в странах северного пояса дела обстояли по-другому. В Турции после неуклюжих советских угроз и территориальных претензий господствовали антисоветизм и русофобия. В Иране, правда, несмотря на все ошибки советской политики, главным врагом оставалась Великобритания и антизападные настроения были сильнее антисоветских. Но лидера либерально-буржуазного движения Мосаддыка объявили «лакеем империализма», повернули против него Народную партию Ирана и облегчили военный переворот, организованный в 1953 году ЦРУ.

После 1945 года коммунизм стал популярной доктриной в прокуренных салонах египетской, сирийской, ливанской интеллигенции, приобрел популярность среди части профсоюзных деятелей. Как это часто бывало в арабских странах, идеи приходили не непосредственно из СССР, а из Франции и Италии, где почти любой интеллектуал объявлял себя «красным» или хотя бы «розовым». В те послевоенные годы марксизм обогатил спектр политической мысли и политических движений в странах региона.

После войны, возможно используя опыт Сталина, сотрудничавшего с православной церковью и мусульманскими религиозными деятелями, коммунистические партии, хотя и не все, спрятали свою враждебность к исламу. Одновременно они пытались приспособиться к национализму. Взятый еще в 30-х годах курс на арабизацию компартий особенно усилился после войны и дал кое-какие результаты.